От солнца и усталости у Гая немного кружилась голова. К тому же Ася оказалась права: ремешок сандалии натирал ногу – левую, когда-то уколотую дракончиком… И все же Гай был рад, в глубине души жила догадка: стертая нога заживет, усталость улетучится, а этот солнечный день останется в памяти навсегда. Может быть, потом, через годы, среди синих зимних сумерек вспомнится все: и теплые камни бастионов, и блестки в белой пыли, и седой моряк перед артековцами, и спокойная девочка с якорями на платье…
Когда от обелиска на месте Третьего бастиона они запутанными переулками спускались к Лабораторной балке, Ася сказала:
– Вот это все и есть Корабельная сторона. Здесь самые отчаянные бои были в Первую оборону…
– А во Вторую?
– Тоже, – вздохнула Ася.
Гай понимал, что между Первой и Второй оборонами лежал почти век. Но все равно эти времена в голове смешивались, и казалось, что Севастополь сражался непрерывно много-много лет подряд. Что рядом с нахимовскими матросами дрались на Малаховом кургане морские пехотинцы, пришедшие сюда с эсминцев и крейсеров, и вместе с усатыми солдатами старинных полков – Якутского и Тобольского, Минского и Модлинского, Одесского и Тарутинского и многих-многих других – бросались в атаки на врага красноармейцы и командиры в белых от солнца и пота гимнастерках и пилотках – бойцы Приморской армии, в которой воевал и политрук Нечаев…
Гай уже не раз – с Толиком и один – побывал в Музее флота, на Сапун-горе, в Панораме, слышал много рассказов о боях и подвигах севастопольцев. Да и раньше читал об этом – “Севастопольского мальчика” Станюковича, “Морскую душу” Соболева и даже “Севастопольские рассказы” Толстого (у дедушки была такая большая плоская книга с похожими на фотоснимки иллюстрациями). Но никогда Гай не мог (да, по правде говоря, и не пытался) разобраться в том, что по-научному называется “обилием информации”. Имена адмиралов и командиров, названия люнетов и редутов, подвиг Тридцатой батареи в сорок втором году и Балаклавское сражение в прошлом веке вспоминались вперемешку. Наверно, так все бывает перемешано в дыму, грохоте и сумятице большого боя…
Когда Ася предложила пойти по линии Первой обороны, Гай подумал, что теперь в его знаниях появится хоть какой-то порядок. И правда, номера бастионов, наименования батарей, названия бухт и балок нанизывались, словно бусины, на одну нитку…
На улицах по-прежнему лежала солнечная тишина, и все сражения казались бесконечно давними и далекими. Так, наверно, и должно быть. Затем и защищают в боях люди свои города, чтобы потом был вот такой тихий, безоблачный и неколебимый мир. Чтобы мальчик и девочка могли беззаботно идти по старым бастионам, а на заросшем сурепкой перекрестке мальчишки весело гоняли красно-синий мяч…
– Ася… А ведь где-то в этих местах был снежный бастион, да? Ну, в котором погиб Алабышев.
– Да. Скорее всего, вон там, – Ася махнула легкой пластмассовой сумкой с якорем, – где ребята в мячик играли.
– Я про них и подумал… И вспомнил…
Но, подумав о снежном бастионе, о мальчишках в нем, Гай, конечно, вспомнил и гранату, которую закрыл собой Алабышев. И другую гранату… И других мальчишек – в Херсонесе, – к которым так и не собрался в эти дни. И опять покатилась у него внутри черная дробинка.
– Ах ты черт… – в сердцах сказал Гай.
– Что? Трет ногу? – встревожилась Ася. (Они уже останавливались из-за этого, и Ася положила Гаю в носок прохладный мягкий листик.)
– Да нет… Просто вспомнил. Надо, в конце концов, съездить в Херсонес, того пацана разыскать. Который был пулеметчик с гранатой…
Они спускались по каменному трапу среди заросших двориков на склоне Лабораторной балки. Ася удивленно остановилась.
– Сержика разыскать?
– Ну да…
– А зачем в Херсонес-то ехать?
– Ребят спросить, я же его не знаю… Ой, а ты знаешь?!
Ася помолчала, что-то соображая. Тихонько засмеялась:
– Ты бы сразу меня спросил. Это же внук бабы Ксаны. То есть правнук, сын ее внука, дяди Алеши.
– Вот это да… – выдохнул Гай.
– Разве ты не знал?.. Ну да, ты не спрашивал, я не говорила… А разве ты его у бабы Ксаны не встретил?
– Не… Она сказала, что какой-то Сергийко уехал в Феодосию. Только к школе вернется.
– Он и есть.
– Здесь просто чудеса какие-то, в этом городе. Сплошные совпадения…
– Да какие совпадения? Просто он в тот день за мной в Херсонес увязался. А там я к дедушке пошла, а он с вами остался играть, вот и все…
Сперва Гай обрадовался. Но тут же расстроился:
– Значит, я его не увижу. Я двадцать восьмого домой улечу.
– Жалко… – вздохнула Ася. Непонятно было, что “жалко”. Что улетит или что не увидится с Сержиком?
– Еще бы, – сказал Гай. Тоже непонятно.
– А какое у тебя к нему дело? Может, я помогу?
– Помоги… Помнишь, он тогда гранату потерял? Я знаю, где она… Ну, потом сообразил. Завалилась она там в одно место. Я достану, а ты ему отдашь.
– Еще чего. Я ее тут же в море выкину.
– С ума сошла?
– Это вы, мальчишки, все с ума посходили. Нашли себе игрушки…
– Она же ненастоящая!
– Баба Ксана от этой “ненастоящей” себе нервы извела… А знаешь сколько было случаев? Сперва – ненастоящая, а потом и настоящую откопают…
– Ася…
– Выкину, – сказала она. И Гай подумал, что даже с самыми хорошими девчонками можно разговаривать не о всех делах.
– Получается что? – озабоченно сказал Гай. – Он не знает, где она лежит, а я знаю. Выходит, я будто ее стащил…
Ася быстро глянула на него, и Гай почувствовал, что краснеет.
– Не ты же ее туда спрятал, – сказала Ася.
– Все равно… Эх, жалко, что его нет. – Гаю теперь хотелось увести разговор от гранаты. – Мне еще и поговорить с ним надо. Про бюст… Ты вот не знаешь, что это за герой, а он, наверно, знает… А вдруг это капитан-лейтенант Алабышев, а?
Такая догадка лишь сейчас мелькнула у Гая и в первую секунду показалась невероятной. Но ведь в этом городе, где столько удивительных совпадений и встреч, все возможно.
– Наверно, и дядя Алеша знает, – рассудила Ася. – Ох, я забыла: он же в рейсе… Гай…
– Что?
– Гай… – тихо сказала Ася и махнула сумкой по головкам чертополоха. – А может, тебе не улетать двадцать восьмого?
– А… как?
– Ну, поживи здесь еще… Сержика дождешься. И вообще… У нас в сентябре знаешь как хорошо.
– А школа? – озадаченно спросил Гай.
– Поучился бы в нашей… Кто отдыхает здесь осенью с ребятами, часто устраивают их в здешние школы… Я могу с нашей Мариной Викторовной поговорить, она знаешь, какая хорошая…
– Ха! А Толик? С ним кто поговорит? Он со мной тут и так замаялся, – самокритично высказался Гай. – И билет на самолет уже давно взят. Билет в кассе менять – думаешь, это легко? Там не протолкнешься…
– А зато… – начала Ася и замолчала.
– Что?
– Ну… когда еще потом приедешь-то…
“Это верно”, – подумал Гай. И тоскливое предчувствие скорого расставания с морем, с Севастополем, со всей этой полной удивительных событий жизнью уже не первый раз толкнуло его.
Домой, конечно, хотелось (особенно когда о маме думал; и Юрка вот, мама пишет, все спрашивает: когда Гай приедет?). Но он все равно скоро приедет! И будет дома всегда. На долгие годы. А здесь – словно что-то не закончено. Словно все еще не случилось главного события. Словно ступил на неведомый остров, успел полюбить его, а узнать до конца не успел…
Если бы еще десяток дней такой жизни, а? Неожиданный подарок, прибавление к той короткой неделе каникул, которая здесь осталась Гаю! Он бы со всеми ребятами еще раз встретился, облазил бы напоследок все полюбившиеся места, искупался на всех пляжах, обошел берега над всеми бухтами… И с Пулеметчиком бы решил дело как надо. И… вот и Ася хочет, чтобы он остался…
Конечно, потом все равно придет день расставания, но будет уже легче. Потому что он, Гай, все успеет.
Гай понимал, что в чем-то он обманывает себя. Проще и легче, наверно, не будет. Но, по крайней мере, печаль прощания отодвинулась бы еще на какие-то дни. И дни эти были бы, наверно, тоже радостные и разноцветные…
– Толик не разрешит, – грустно сказал Гай.
– Попроси изо всех сил.
– А школа… У меня и формы-то нет. Только лыжный костюм на всякий случай, если холод…
– А это чем не форма? – Ася прошлась по Гаю глазами. – У нас многие мальчишки так всю первую четверть ходят, до самых холодов.
– Ну да? – Сентябрь в понятии Гая был прочно увязан с плотным серым сукном школьной униформы, без которой и не думай явиться на уроки, пусть хоть какая жара на улице.
– Здесь же юг, – сказала Ася.
– А учебники? Где я возьму?
– Что нам, моих не хватит?
“А зачем тебе надо, чтобы я задержался?” – подумал Гай. Но понял, что спросить это не решится ни за что в жизни.
– Ох… я попробую с Толиком поговорить, – сказал Гай.
– Конечно! Попробуй…
– А Пулеметчик… Сержик этот в твоей школе учится?
– Да. Он в пятый перешел.
– Ну? Я думал, он меньше. На вид такой… октябренок.
Они пересекли Лабораторную балку, и Ася объяснила, что от линии Обороны отклонились. Зато поднимутся на Зеленую гору, с которой виден весь город.
И они стали подниматься. Ноги у Гая ныли и гудели, и он думал, что Ася – просто железный человек. Иногда хотелось плюнуть на гордость и сказать: “Слушай, давай посидим, а?”
Зато с горы Гай увидел Севастополь во всем его праздничном сверкании. А за ним – громадное пространство моря. Там уверенно двигались корабли.
Радостно и беспокойно толкнулось сердце: не хочу уезжать!
Если бы Гаю предложили остаться здесь навсегда, он бы не согласился. Даже если бы вместе со всеми здесь жить – с мамой и отцом, с Галкой, дедушкой и бабушкой – все равно не захотел бы. Он любил Среднекамск и свой дом. Там была – вся его жизнь. А здесь – праздник, хотя и не лишенный печалей.
Не может вся жизнь быть праздником. Но так хочется, чтобы его было больше…
Сошли по тропинке к зеленому Т-34 на каменном постаменте – памятнику героям-танкистам. Постояли у него. Потом по извилистой лестнице, сквозь рощу дубов и акаций, мимо белой школы спустились к вокзалу. Ася предупредила:
– Скоро последний подъем… Я тебя замучила?
– Ты не девочка, а какой-то… землепроходец, – сказал Гай. Но он уже не чувствовал прежней усталости. Ноги, правда, гудели, как и раньше, но пришло какое-то пружинистое веселье. Немного нервное, с примесью тревоги: “А что скажет Толик?”
Поднимались опять среди старых, увитых виноградом двориков, где орали петухи и ходили деловитые кошки. Одна такая улочка-тропинка-лесенка называлась Лагерный переулок. Интересно, когда и какой лагерь здесь был? На этом месте, где только и гляди, чтобы не загреметь под откос…
Поднялись к Четвертому бастиону с его черными пушками и брустверами из корзин и мешков (мешки и корзины были отлиты из бетона, но очень походили на настоящие). Потом прошли мимо Панорамы. Здесь толпились экскурсии, к дверям тянулась бесконечная очередь. Гай посмотрел на нее снисходительно: ему не надо стоять, он был здесь дважды.
В парке у Панорамы стояла парашютная вышка, вверху колыхался шелковый купол.
– Прыгнешь? – спросила Ася.
– А пустят?.. У нас в Среднекамске тоже есть такая, там ребят не пускают… Но у нас там инструктор знакомый, он пацанов, которых знает, пускал, я четыре раза прыгал… Первый раз жуть такая, второй раз еще страшнее, а потом ничего… – Гай говорил весело и беззаботно, потому что все было полной правдой. – А здесь ребят пускают?
– Нет, – вздохнула Ася. – Я хотела, сказали: маленькая.
Они пообедали в полупустом кафе на Историческом бульваре. Взяли по полтарелки теплой окрошки и по блинчику с мясом. Пока шли, Гаю казалось, что он голодный, но сейчас аппетит вдруг пропал. Наверно, от растущего беспокойства: “Что же все-таки скажет Толик?”
Теплый ветер колыхал парусиновый навес, по пластмассовым столам прыгали воробьи. Ноги у Гая отдохнули, даже натертая пятка не болела. Но росло тревожное нетерпение.
Когда они мимо памятника Тотлебену спустились с бульвара на площадь Ушакова, куранты на башне Матросского клуба пробили три часа. Торжественные колокола сыграли “Легендарный Севастополь”. Гай сказал:
– Ася, на Пятом бастионе я уже был. Это ведь на кладбище Коммунаров, где могила лейтенанта Шмидта, да?.. А мимо Шестого и Седьмого и так каждый день ходим…
– Устал? – спросила она спокойно и ничуть не обидно.
– Нет… Не в этом дело. Скоро Толик придет домой. Я хочу, чтобы уж сразу разговор…
Четырех еще не было, но Толик оказался дома. Гладил белые брюки: брызгал на них, раздувая щеки, и лихо водил шипучим утюгом. Весело глянул на Гая.
Гай сел у стола, положил подбородок на локти.
– Толик…
– А?.. Пфу… Что, дитя мое?
– Толик… Хочешь увидеть необыкновенное? Самое-самое.
– Что… пфу… именно?
– Самого образцового на свете пятиклассника… то есть шестиклассника. Самого-самого послушного, дисциплинированного и всякого-всякого… Хочешь, я таким сделаюсь?
– В обмен на что? – проницательно спросил Толик.
– Ох… – тихонько простонал Гай.
– Что “ох”? Какая идея возникла в твоей кудлатой голове?.. – Толик выключил утюг, пальчиками поднял брюки и полюбовался. – Ну? Слушаю вас, сударь…
– Ага, “слушаю”… А потом скажешь “нет”.
– Скорее всего.
– Ты только не говори сразу “нет”, а? Ты сперва послушай, потом… ну, потом отругай меня. И скажи “ладно”… А?
– Выкладывай… – Толик уже слегка встревожился.
– Ох… – опять сказал Гай. Зажмурился и выпалил :
– Не отправляй меня двадцать восьмого! Можно, я еще немножко здесь поживу?
Толик молчал. Гай приоткрыл один глаз. Толик смотрел, словно говорил: “Лю-бо-пытно… Что еще придумаешь?”
– Ну, вот… – уныло произнес Гай. Открыл второй глаз и стал безнадежно смотреть на Толика. Тот, в самом деле, сказал:
– Лю-бо-пытно… Давно придумал?
– Сегодня, – скорбно отозвался Гай. И вдруг в молчании Толика ощутил нерешительность. И капелька надежды сверкнула, как дождинка на солнышке… – Толик… Я тебе, конечно, надоел, я понимаю. Но вот если бы ты согласился… не надолго ведь, еще деньков на десять, а? Я бы тогда…
– Школу прогуливать? – хмыкнул Толик.
– Нет! – Гай подскочил. – Ни за что на свете! Ася договорится со своей классной! Толик… я бы одни пятерки здесь…
Надежда уже не искоркой сверкала, а горела ярким фонариком. Гай даже позволил себе слегка дурашливый тон:
– Я бы стал образцом успеваемости… и этой… кротости.
– Неужели не соскучился по дому?
– Ох, соскучился. Иногда даже… хоть пешком беги. Но все равно! Толик, мне здесь надо еще! У меня причины.
– Кое о каких догадываюсь…
– Ты думаешь, я из-за Аси? – в упор спросил Гай. – Ну и… Но не только. Много всего… Одного мальчишку надо встретить, внука бабы Ксаны. Он лишь к первому сентября приедет.
– А он-то тебе зачем?
– Наверно, он про бюст знает… Ну, кто там изображен.
– Но ведь ясно же, что не Головачев.
– А может… вдруг Алабышев?
– Ну и фантазия у ребенка, – сказал в пространство Толик.
– А что! Бывают же всякие совпадения, сам говорил. Ты вот, например, здесь своего Шурика встретил. Разве не чудо?
Толик усмехнулся и медленно проговорил:
– Да, встретил… Шурика и благодари.
– За что?! – подскочил Гай.
– У них, видите ли, выход в море на съемку задерживается до начала сентября… “Ах, как мы без Гая? Ах, уже со сценаристом согласовали этот эпизод! Не губите гениальный финал фильма…” Даже билет сам переоформить обещает…
Встав на голову, Гай зацепил ногами стол, и сшиб утюг.
– Это и есть образец кротости, – печально сказал Толик. И огрел Гая глажеными брюками.
К Асе Гай прибежал только около семи часов.
– Ты где пропадал?
– С Толиком на почтамт ходили, Среднекамск по срочному тарифу вызывали… Ох, Аська, досталось нам от мамы!
– Значит, остаешься? – расцвела она.
– Ты думаешь, это легко было?.. А мама потом даже всхлипывать начала по телефону. Я уж совсем решил, что, ладно, поеду домой. А потом вспомнил: фильм-то…