Илайя возмущенно покачала головой.
— Она действительно приходила ко мне, — воскликнула девушка и хотела что-то добавить, но Тассея перебила.
— Ну, об этом мы поговорим в другой раз, — сказала она и перевела разговор на другую тему. — Ты уверена, что о твоем положении больше никто не знает?
Илайя кивнула.
— Даже Та-Ури, — ответила она.
Тассея удовлетворенно кивнула.
— Но есть еще кое-что, что ты должна знать, прежде чем решишься принять мою помощь, — сказала целительница, пристально глядя на Илайю. — Тебе известно, что уже три года как запрещено рожать детей. Поэтому ты должна будешь покинуть деревню за месяц до срока и тайно родить ребенка. Если хочешь жить, никто не должен узнать об этом.
Она взяла ледяные руки Илайи в свои и с любовью погладила их.
— Я знаю одно безопасное место высоко в горах. Там живет старая знахарка. Она уже помогла нескольким женщинам, которые были в таком же положении, как и ты. У нее ты будешь в безопасности. Но… — она замолчала, и Илайя догадалась, что сейчас целительница произнесет самое главное. — Когда ребенок родится, ты вернешься в деревню одна. Ребенок останется у знахарки.
Тассея знала, как подействуют ее слова на Илайю, но была уверена — девушка достаточно разумна, чтобы понять — другого выбора у нее нет.
Илайя долго молчала, задумчиво покусывая нижнюю губу.
Тассея подошла к камину. Огонь почти догорел, и она подбросила пару веток. Ей не хотелось слишком настаивать. Важно, чтобы Илайя приняла решение по собственной воле, поскольку предстоявший ей путь был тяжел и опасен.
Так в молчании текли томительные минуты, тишину нарушал только треск горящих поленьев. Наконец Илайя вздохнула и повернула к целительнице заплаканное лицо.
— Я сделаю так, как вы говорите, — тихо сказала она, и Тассея почувствовала, насколько трудно далось девушке это решение.
Улыбнувшись, она подошла к Илайе и присела рядом.
— Это самое лучшее, что ты можешь сделать для своего ребенка, — мягко сказала она.
— Для моей дочери, — поправила ее Илайя.
Целительница удивленно взглянула на нее.
— Ни одна женщина до рождения не знает, пошлет ли ей Богиня дочь или сына.
— А я знаю! — настойчиво ответила Илайя. — И назову ее Сунниваа.
Она хотела добавить что-то, но внезапно согнулась, словно от боли.
— У тебя что-то болит? — испуганно спросила Тассея.
Илайя покачала головой. Потом снова застонала и повернулась на бок.
— Ничего, — сказала она, тяжело дыша. — Думаю, Сунниваа услышала, что мы о ней говорим, и сильно толкнула меня.
— Это хороший знак, — сказала целительница. — В таком случае, ему… ей не повредило твое легкомысленное поведение сегодня утром. Тебе обязательно надо поберечься, Илайя, — предупредила она. — Такого, как сегодня, повториться не должно. Ты легко могла потерять ребенка.
Илайя удрученно глядела в пол.
— Сколько еще до родов? — спросила она.
— Думаю, что ты поносишь ее еще месяца два, — ответила Тассея. — А это значит, что у нас достаточно времени, чтобы подготовиться к путешествию.
Она подошла к окну и выглянула наружу.
— Уже почти стемнело, — сказала она. — Если ты чувствуешь в себе достаточно сил, то будет лучше, если я провожу тебя домой, — она вопросительно взглянула на Илайю. — Или переночуешь у меня?
Илайя покачала головой. Девушка боялась идти в темноте, но знала, что Та-Ури будет очень волноваться, если она не вернется ночевать домой.
Целительница понимающе кивнула и сказала:
— Нам повезло. То и Ю взошли. Будет достаточно светло.
4
Луны-близнецы То и Ю высоко стояли в ночном небе, зачаровывая серебристым светом луга и леса, околдовывая все вокруг игрой света и тени.
Над спящей землей на фоне мерцающих звезд пронеслась огромная тень. Описав широкий круг, серая птица поднялась в теплых восходящих потоках. Сверху открывался прекрасный вид. Далеко-далеко на горизонте, где на закате солнце касалось земли, она видела широкую ленту Юнктуна, похожую на расплавленное серебро, сверкающее в свете луны. Птица пожалела, что нынче вечером воздух слишком влажен, иначе можно было бы разглядеть за рекой величественный силуэт ее родины, Ильмазурского хребта. Взгляд пернатого странника направился дальше, туда, где первые лучи солнца уже прогоняли тьму. Здесь вздымалась мощная гряда Вальдорского кряжа, с самого высокого пика которого за жизнью в Тале следил красный глаз Властелина. Где-то в серой дымке под заснеженной горой расположился Нимрод. Много лет назад мощная крепость у подножия горы была резиденцией могущественного совета друидов Тале. Но с тех пор как Властелин Тьмы завоевал город, сделав его своей резиденцией, красота стала уходить, и Нимрод, бывший некогда гордостью страны, приходил в упадок все быстрее и быстрее.
С Нимродом у птицы было связано множество болезненных воспоминаний, она избегала его во время своих ночных вылазок. Но этой ночью крылатый бродяга решился на то, на что ему всегда не хватало мужества. Сегодня он направился прямо на красный глаз.
Мысли огромной птицы устремились в прошлое. В лучшие времена, когда Тьма еще не захватила Тале. Тогда между мудрыми друидами Тале и умными птицами-долгожителями, которых люди называли гигантскими альпами, существовала тесная дружба. Почти все альпы поплатились жизнью за эту дружбу, когда пришли на помощь друидам Нимрода, защищая их от Тьмы. Даже неутомимые и сильные птицы не сумели помочь друидам в их безнадежной борьбе против мощного войска Ан-Рукхбара.
Тогда альп был еще совсем молод. Он едва выбрался из гнезда, и старшины птичьей колонии посчитали его слишком юным и неопытным, чтобы сражаться, и велели отсидеться в безопасных пещерах. Но альп тайком последовал за сородичами. Жуткую смерть братьев и сестер, которой он стал свидетелем, ему не забыть никогда. Даже многие десятилетия одиночества не смогли смягчить боль и печаль.
После победы Тьмы и смерти товарищей альп бежал и затаился в Небесной Башне — высочайшей вершине Ильмазурского хребта, надеясь избежать преследования Ан-Рукхбара. И только много зим спустя, когда одиночество стало невыносимым, он решился выбраться на равнины в поисках уцелевших сородичей.
Альп искал без устали много лет, и страх быть обнаруженным стал его постоянным спутником. Но как пернатый ни старался, ни единого выжившего сородича обнаружить не удалось.
Однажды ночью он, измученный, потеряв всякую надежду, вернулся к себе в пещеру. На сердце было тяжело: он понимал, что остался один во всем мире. Желание жить покинуло альпа, он утратил аппетит. Единственная мысль оставалась у птицы: чтобы смерть наконец избавила его от одиночества и позволила воссоединиться с его потерянными сородичами. И тогда ему во сне явилась прекрасная девушка с огненно-рыжими волосами. Она умоляюще глядела на него огромными карими глазами. Губы девушки шевелились — казалось, она умоляет о помощи, но как альп ни старался, слов разобрать не мог.
С тех пор этот сон преследовал его каждую ночь. Поначалу альп думал, что его измученные голодом чувства решили сыграть с ним такую шутку. Однако странный сон заинтересовал птицу, и он постепенно начал есть. Голод исчез, но сон не отступал.
Однажды альп понял, что не в силах больше бездействовать, и принялся искать загадочную рыжеволосую девушку из своих снов. В первые ночи под покровом темноты альпу удалось исследовать лишь небольшую область неподалеку от пещеры. Он боялся страшных слуг Ан-Рукхбара, шнырявших по стране по ночам. Но эта горная местность была бедной и необжитой, и альп понял: ему предстоят долгие перелеты, чтобы добраться до поселений людей.
Однако люди тоже были пугливы и после наступления темноты запирались в домах. Только изредка крылатому страннику встречались одинокие путники или пастухи, сидевшие у небольших костров. Но гигантский альп не собирался сдаваться. Сны вселили новый смысл в его жизнь, и он решил продолжать поиски до тех пор, пока наконец не найдет девушку.
Внезапный страх пронизал тело гигантской птицы, отвлекая от раздумий. Сам того не заметив, он коснулся кроны дерева кончиками крыльев. Сделав несколько сильных взмахов, альп набрал высоту и продолжил ночной полет над лесом неподалеку от горного кряжа. Вскоре деревья остались далеко позади, и странник медленно полетел над холмами предгорий. Местность была незнакомой, и альп внимательно разглядывал все, что проносилось под крылом. Многочисленные поля и дороги указывали на то, что неподалеку есть человеческое поселение. Гигантский альп решился пролететь немного над дорогой. Наконец вдалеке замерцали огни деревни, и он устремился в том направлении.
Острый взор пернатого разглядел какое-то движение на поляне неподалеку от деревни. Оно было едва заметным, но все же возбудило его любопытство. Бесшумно опустившись, альп устроился на крепкой ветке дерева на краю поляны. Ветка предательски хрустнула под немалым весом альпа, но женщины, шедшие по освещенной поляне, тихо переговариваясь, ничего не услышали. Только всклокоченный коричневый пес обернулся и угрожающе зарычал.
Одна из женщин наклонилась к собаке и погладила ее по голове, словно успокаивая. Когда она выпрямилась, платок, наброшенный для защиты от ночного холода, соскользнул, и в свете луны заблестели ее ярко-рыжие волосы, потоком расплавленной меди расплескавшиеся по спине. Не оглядываясь, девушка направилась дальше.
Огромная птица взволнованно вытягивала шею, но женщины дошли до края поляны, и он не мог видеть их лиц.
Была ли это та самая гостья из его снов?
Гигантскому альпу очень хотелось увидеть ее лицо.
И он крикнул. Совсем тихо. Но в ночной тишине поляны крик был отчетливо слышен. Меднокосая испуганно оглянулась и встревоженно посмотрела на кроны деревьев, окружавших поляну. Прямо в глаза гигантскому альпу. Она не видела его, но сомнений у птицы не осталось. Меднокосая была как две капли воды похожа на девушку из его снов. Это должна была быть она! Правда, на ней было обычное крестьянское платье и она не была воительницей.
Женщины покинули поляну, а гигантский альп еще долго сидел на ветке, раздумывая. Он не мог ошибиться, слишком уж велико сходство с гостьей из его снов, даже пусть эта меднокосая и не воин.
Первые нежные розовые лучи зари из-за гор заставили птицу пуститься в обратный путь. Но он решил, что непременно вернется.
5
Снедаемая нетерпением и тревогой, Та-Ури сидела у залитого лунным светом окна. Она напряженно вглядывалась в темноту улицы и ждала. Столько страшных событий произошло сегодня с утра, а Илайи все нет и нет. Та-Ури боялась, что ей больше не доведется встретиться с приемной дочерью.
Ближе к вечеру в деревню нагрянуло больше десятка воинов. На их доспехах красовался герб с изображением обвившей окровавленный меч черной зеленоголовой змеи. Каждый, кто видел герб, понимал, что перед ним воины Ордена Змеи — самого страшного и ненавидимого подразделения армии Ан-Рукхбара. Где бы ни появились эти воины, за ними тянулся след смерти и тления, и никто не сомневался, что даже самые жуткие приказы исполняются ими без размышлений.
В центре деревни воины спешились, обыскали каждый дом, выгоняя людей на улицу. Обнаружилось, что все способные работать мужчины и женщины — в поле, а в деревне остались только старики и дети. Предводитель повелел отвести воинов на поля. Но прежде чем покинуть деревню, солдаты схватили двух девочек и двух мальчиков и, следуя за своим предводителем, увели отчаянно кричавших детей.
При воспоминании об этом Та-Ури невольно вздрогнула. В беспомощном отчаянии крестьяне смотрели, как уводят детей. Должно быть, они были не единственными из тех, кого воины взяли с собой. Та-Ури обеспокоенно подумала об Илайе, темнота мешала ей немедленно отправиться на поиски. С тех пор как страной стал править Ан-Рукхбар, появились страшные существа, под покровом тьмы летающие над селениями. Жители деревень покидали свои дома после наступления темноты только в случае крайней необходимости.
Внимание Та-Ури привлекло движение на дороге. Она всматривалась во тьму, пытаясь что-то увидеть. Похоже, Илайя! Сердце Та-Ури едва не выскочило из груди, когда она наконец увидела ее, подходившую по узкой тропинке к дому в сопровождении Тассеи. Когда женщины были в нескольких шагах от дома, Та-Ури распахнула дверь и выбежала навстречу. Не помня себя от счастья, она крепко обняла приемную дочь. По ее щекам бежали слезы облегчения. Она прижимала девушку к груди и гладила по голове.
— Я так рада, что с тобой ничего не случилось, — сказала она дрожащим голосом. — Столько всего страшного произошло! Пойдемте же в дом.
Внутри Илайя обессиленно опустилась на стул. Тассея не стала снимать пальто, хотя в комнате было тепло, а ее пес сонно свернулся клубочком у печи.
— Что случилось? — спросила она.
Со слезами на глазах Та-Ури поведала о событиях прошедшего дня. При этом она так сильно дрожала, что Илайя, желая успокоить приемную мать, крепко обняла ее.
— Четверых детей? — Тассея была в ужасе. — И скольких они еще забрали?
— Восьмерых! — Та-Ури вытерла слезы рукавом. — И еще сожгли одно из полей. Вроде бы их командир сказал, мол, оно нам уже не нужно, поскольку теперь нужно кормить меньше ртов, — она крепко прижала к себе Илайю. — Ах, дитя мое, я так испугалась, что тебя тоже… — Та-Ури вздохнула и замолчала.
— Орден Змеи! — сказала Тассея, покачав головой. — Я слышала о подобном из других деревень, но двенадцать человек из одной деревни — такого прежде не бывало.
— Почему они это сделали? — печально спросила Та-Ури. — Мы ведь ничего такого не совершили. А дети… — ее глаза снова наполнились слезами, говорить она больше не могла.
— Я не знаю, — целительница беспомощно пожала плечами. — Знаю только, что воины отводят их в город-крепость. Оттуда не возвращался еще никто из пленников.
— Мама, что с Къельтом, Нагикой и Иовен? — испуганно спросила Илайя.
— С ними все в порядке, — сказала Та-Ури, поглаживая руку Илайи. — Но почему ты спрашиваешь? Разве не с ними ты была весь день?
— Илайя заболела. — Тассея ухватилась за возможность сменить тему. Времена были тяжелые и несправедливые. И точно так же, как и другие, их деревня безропотно подчинялась произволу Ан-Рукхбара. И говорить об этом не стоило.
В нескольких словах целительница пояснила Та-Ури, что случилось утром, не называя, впрочем, истинной причины состояния Илайи. Она терпеливо отвечала на все вопросы, ухитряясь как можно осторожнее описывать симптомы «болезни» девушки. Напоследок она продиктовала несколько предписаний и пояснила, что пару дней Илайе не стоит выходить из дому, а нужно как следует поберечься.
Когда некоторое время спустя Тассея стала прощаться, Та-Ури предложила целительнице не уходить и заночевать у нее.
— Не беспокойтесь за меня, — уверенно сказала Тассея, кивнув на собаку. — Брокс меня защитит. Мне часто приходится ходить по ночам одной. Я нужна пациентам в любое время, — она попрощалась с Илайей и сделала несколько шагов к двери. Потом обратилась к Та-Ури:
— Я скоро зайду снова, посмотреть, как себя чувствует Илайя. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы она следовала моим предписаниям.
Следующие четыре дня Илайя провела большей частью в постели.
На пятый, около полудня, она наконец не выдержала безделья и встала.
Поспешно одевшись, Илайя отправилась на кухню, где Та-Ури стряпала, стоя над большим медным котлом. Терпкий запах вареной брюквы заполнил комнату и через открытое окно тянулся на улицу.
Когда Илайя вошла, Та-Ури удивленно спросила:
— Разве ты не должна лежать в постели?
— Но, мама, мне уже намного лучше, — ответила Илайя, не покривив душой. — Я хотела узнать: может быть, тебе чем-нибудь помочь?
Но Та-Ури энергично покачала головой.
— Не нужно, я уже почти закончила, — сказала она, многозначительно улыбнувшись. — Но Къельт наверняка обрадуется, когда увидит, что тебе уже намного лучше, поскольку он придет сегодня после обеда.