Некоторые отвечали «да», другие ничего не отвечали. Он спрашивал окуней, но те с такой жадностью гонялись за креветками, что не снисходили до ответа.
А как-то раз мимо проплыла целая флотилия пурпурных морских улиток, каждая из них сидела на пенистой губке, и Том закричал:
— Ой, какие же вы красивые! Скажите, откуда вы? И не встречали ли вы детей воды?
А морские улитки отвечали:
— Откуда мы, мы и сами не знаем, и куда плывем, тоже не знаем. Наша жизнь проходит в море-океане, солнце согревает нас сверху, а теплое течение подогревает снизу, и нам этого достаточно. Да, наверное, встречались нам и дети воды. Много странного попадается на пути.
Ах, красивые глупые созданья, они поплыли дальше, и волны вынесли их на берег.
А потом появилась очень странная рыба — это была медуза. Казалось, что кто-то взял толстого поросенка и разделил его пополам, а потом заложил его в пресс и давил до тех нор, пока тот не стал плоским; тело-то у него было большое, а рот совсем крошечный, не больше, чем у Тома, а голосок тоненький, скрипучий:
— Не знаю, не знаю. Я собиралась в Чесапик, в Америку, но, похоже, заблудилась, а все это теплое течение виновато, да я заблудилась. Не мешай, не болтай, я заблудилась, мне надо подумать!
А потом Том увидел стадо дельфинов: папы, мамы и дети так и катились по воде, сверкая на солнце (дело в том, что феи воды каждое утро начищают их и покрывают лаком). Вид у них был такой добродушный, что Том набрался храбрости и заговорил с ними.
— Тшш! Тшшш! — отвечали они, потому что не умели говорить ничего другого.
А потом появилась стая акул, они нежились на солнце, и каждая из них была величиной с лодку, так что Том сначала испугался. Но это были веселые ленивые акулы, не такие, как белые акулы-убийцы, или голубые акулы, или рыба-молот, эти-то едят людей. А есть еще рыба-пила, касатка, они нападают даже на китов!
Но здесь были другие акулы, они подплывали к буйку и терлись об него широкими спинами, а потом всплывали повыше и грелись на солнце и подмигивали Тому. Но они ничего не отвечали на его вопросы. Они объелись сельдью и совсем поглупели. Том очень обрадовался, когда проплывавший мимо бриг отпугнул их прочь — надо тебе сказать, что некоторые акулы ужасно пахнут, так что Тому приходилось зажимать себе нос.
А потом появилось очень красивое существо, такая серебряная лента с острой головкой и длинными зубами. Оно было очень грустным и явно чувствовало себя не очень хорошо. Временами оно беспомощно валилось на бок, потом поворачивалось и плыло дальше, мерцая как белое пламя, а потом снова замирало.
— Откуда ты? — спросил Том. — Что с тобой?
— Я плыву из теплых краев, где на песчаных берегах растут сосны, но я поплыл на север, следуя за изменчивым теплым течением, пока не наткнулся на холодные айсберги. Эти ледяные горы плывут по океану, я заплутался среди них и весь промерз. Но дети воды вытащили меня оттуда и помогли мне добраться до теплых краев. Теперь я прихожу в себя, но мне все еще не по себе, мне грустно. Ах, никогда мне не добраться до дома!
— Значит, ты встречал детей воды? Где же они, далеко отсюда?
— Встречал, они помогли мне и прошлой ночью, а не то меня бы съел большой черный дельфин.
Какая досада! Дети воды где-то близко, а он не может их найти!
И вот Том покинул буй и начал вылезать на песок, он бродил по берегу среди камней или забирался по ночам на утес, среди светящихся водорослей, во время низких октябрьских приливов, и звал детей воды, и плакал, но ни разу ему никто не ответил. Вскоре он совсем похудел от беспокойства и переживаний.
Но как-то раз он нашел себе товарища по игре. Увы, это был всего лишь омар, но это был замечательный омар — на клешнях его жили ракушки (а это — знак большого достоинства среди омаров) и такого украшения нельзя купить ни за какие деньги, как не купишь за деньги чистую совесть или королевскую награду.
Том никогда еще не видал омаров, и он думал, что никогда еще ему не попадалось такое странное, удивительное и нелепое существо. Одна клешня у него была вся в шишках, а вторая в зазубринах. Тому очень нравилось смотреть, как омар вцеплялся в водоросли шишковатой клешней и нарезал себе салат зубчатой клешней, потом принюхивался к водорослям, как обезьяна, и совал их в рот. А маленькие ракушки, жившие на его конечностях, каждый раз выбрасывали сети и ловили все, что оставалось от его блюда.
Но больше всего Тома изумляло, как легко омар срывался с места: хлоп — и скачок, как у лягушки. Да, он здорово прыгал что взад, что вперед. Например, захочется ему попасть в расщелину, до которой десяток ярдов. Что же он делает? Если бы он влезал в нее вперед головой, то развернуться-то в ней он бы уже не смог. Поэтому он поворачивался к ней хвостом, расправлял по спине усы (в усах его заключено шестое чувство, хотя никто и не знает точно, что это такое), поворачивал глаза назад, а потом — готовьсь, пли! — прыгал прямо в щелку. После чего выглядывал оттуда, и на его морде было написано: «Ну что, ты так не можешь?»
Том и его спросил про детей воды.
Да, омар их видел, но они его не интересовали. Беспокойные крошечные созданья, помогают рыбам и ракушкам, попавшим в беду. Что касается его, то ему, омару, было бы стыдно, если бы он попал в такое положение, где ему должны были бы помогать такие крошки, у них и скорлупы-то нет. Да, и он прожил уже достаточно долго, чтобы уметь самому о себе позаботиться, да!
Надменный омар, что и говорить, и не очень-то вежливо он обращался с Томом. Но он был таким забавным, и Тому так надоело быть одному, что он даже не спорил со своим приятелем. Часто они сидели в какой-нибудь расщелине и подолгу болтали о том, о сем.
Примерно тогда и случилось с Томом такое, что он едва было не лишился возможности когда-либо встретить детей воды — такое странное и важное приключение.
Случилось так, что на том самом берегу как-то раз прогуливалась Элли, та самая девочка в белом, помнишь? А вместе с ней один очень мудрый человек, профессор Оппрсттмлннтиссс.
Они с Элли прогуливались, и профессор показывал ей примерно одно из тысячи прекрасных, увлекательных явлений, которые можно было наблюдать в тот день. Но его уроки Элли не нравились. Ей куда больше нравилось играть с детьми или уж играть в куклы, потому что она могла бы сделать вид, что они живые, и потому она серьезно ответила:
— Все это меня не волнует, я не могу тут играть, и никто тут со мной не разговаривает. Если бы в воде водились дети, как в старые времена, я бы обрадовалась.
— Дети — в воде, ну не странно ли?! — удивился профессор.
— Да, я знаю, что раньше в воде водились дети, и русалки и водяные. Я видела их на картинке дома, там нарисована красавица, она сидит в повозке, которую везут дельфины, а вокруг нее несутся дети, и один из них сидит у нее на коленях. Вокруг плавают морские люди, они веселятся и дуют в большие раковины. Картина называется «Триумф Галатеи», и еще там видна горящая гора. Картина висит у нас над лестницей, я часто смотрела на нее, когда была еще совсем маленькой, и она мне часто снилась; она так прекрасна, что должна быть правдивой.
Профессор знал, что, если вещь и прекрасна, это не означает, что она существует в жизни. Он запустил в воду сачок и вытащил… нашего Тома!
Выдернув сачок, он увидел малыша, запутавшегося в ячейках сети, и воскликнул:
— Ах, какая большая голотурия! Да еще с руками! Наверное, из класса синапта!
И профессор вынул Тома из сачка.
— Ба, да у нее и глаза есть! Наверное, это цефалопод, поразительно!
— Я не цефалопод! — закричал Том во всю мочь: ему не нравилось, когда его обзывали, да еще и незнакомым словом.
— Но это же дитя воды! — вскричала Элли, и она была права.
— Ерунда, моя милая, — отвечал профессор, тыча в Тома пальцем. — Тебе, наверно, показалось.
Все это время Том пребывал в неописуемом испуге. Он молчал и не шевелился, хотя его и обозвали голотурией и цефалоподом. Он боялся, что, коли уж он попал в руки человека в одежде, тот сможет и его одеть и превратить в грязного маленького трубочиста.
Но когда профессор снова ткнул его пальцем, Том не выдержал. Напугавшись и разозлившись от боли, он развернулся, как мышка, загнанная в угол, и укусил профессора за палец.
— Как, у нее и зубы есть! — изумился профессор, роняя малыша.
Том тотчас кинулся в водоросли и нырнул в воду.
— Но это же дитя воды, я слышала, как оно разговаривало, — закричала Элли. — Сейчас оно уплывет!
Она спрыгнула с камня и попыталась поймать Тома.
Но Том уже скрылся в воде. А Элли поскользнулась, упала и ушиблась головой так сильно, что осталась лежать на песке.
Профессор поднял ее на руки и попытался привести в чувство, он чуть не плакал, потому что очень любил девочку. Но она не отзывалась. Тогда он отнес Элли в дом и позвал гувернантку. Элли уложили в постель, и там она лежала бледная и недвижимая. Лишь изредка она кричала:
— Дети воды! Дети воды!
Но никто не понимал, чего она хочет, а профессор догадывался, но молчал.
И вот через неделю, в прекрасную лунную ночь, в раскрытое окно влетели феи. Они принесли Элли крылья, такие красивые, что она тут же проснулась и захотела их померить. Она надела крылья, вылетела вместе с феями в окно, промчалась над городком, к морю, и исчезла в тумане.
И долгое, долгое время никто ничего о ней не слышал.
Глава пятая
А что же малыш Том?
Как я уже сказал, он прыгнул в воду. Но он не мог не думать об Элли. Правда, он не помнил, кто она, но знал, что это маленькая девочка (хотя она была в сотни раз больше его). Ничего удивительного: размер не имеет ничего общего с родством. Крошечный росток может оказаться родственником могучего дерева, а крохотный котенок Вик знает, что львица — тоже в некотором смысле кошка, хотя она в двадцать раз длиннее его. Так и Том знал, что Элли — маленькая девочка, и вспоминал ее весь день, и ему так хотелось с ней поиграть. Но вскоре ему пришлось задуматься совсем о другом.
Как-то он брел вдоль скал по мелководью, смотрел, как окуни ловят креветок, а губаны грызут ракушки (вместе со скорлупой). И тут он увидел круглую клетку, сплетенную из зеленых ивовых ветвей; а в клетке сидел его приятель омар, и вид у него был совершенно пристыженный. И так как у омара не было пальцев на клешнях, то он заламывал рожки.
— Ты что, плохо себя вел и тебя засадили в клетку?.. — спросил Том.
Омар слегка разгневался, но он был так подавлен, что не стал возражать, и лишь ответил:
— Я не могу выбраться.
— А зачем ты туда залез?
— Да вот за этой дохлой рыбкой, такая гадость! — Да, когда он увидел наживку, она показалась ему душистой и вкусной, но тогда он был снаружи, а теперь сидел внутри и не мог вылезти.
— Как же ты залез туда?
— А вон там сверху есть круглая дырка.
— Почему же ты не можешь вылезти через нее?
— Высоко! Я уже прыгал — вверх, вниз, вбок, наверное, четыреста раз подряд, и все без толку. Все время падаю на дно.
Том поглядел на ловушку и тотчас понял, в чем тут дело — ты тоже сразу сообразишь, если видел силок на омара.
— Высунь хвост наверх, и я тебя вытащу, — сказал ТОМ.
Но омар был так глуп и так неуклюж, что никак не мог угодить хвостом в дырку. Как многие охотники на лис, например, они достаточно умны, пока занимаются своим делом, но стоит им оказаться в незнакомом месте, и они просто голову теряют. Вот омар и потерял хвост, то есть никак не мог сообразить, что же ему делать.
Том забрался наверх и пытался схватить неуклюжего омара за хвост, а когда ему это удалось, то, как и следовало ожидать, он сам свалился в ловушку.
— Ну и ну! — сказал Том, осматриваясь. — Слушай, давай-ка отломай все острые концы от прутьев клешнями, для тебя это пустяковая работа, а потом мы легко выберемся.
— И как я сам не догадался? — обрадовался омар. — С моим-то жизненным опытом!
Он тут же принялся за работу, но не успел сделать и половины, как над ними как будто бы темное облако нависло — выдра!
Ах, как она ухмыльнулась, узнав Тома!
— А, это ты, тебе всегда во все надо вмешаться, ты всюду суешь свой нос, вот и попался! Уж я отомщу тебе за то, что ты предупредил лососей обо мне!
И она полезла наверх, чтобы влезть в ловушку.
Том перепугался до смерти, а выдра отыскала отверстие и полезла внутрь. Но едва она просунула голову в дырку, как бравый омар защемил ей клешней нос и вцепился в нее мертвой хваткой.
И вот они все трое в ловушке, там и так тесно, а они толкаются, дерутся, омар щиплет выдру, та старается стукнуть лапой омара, и оба они толкают и пихают бедного Тома, так что он уже и дышать не может. Уж и не знаю, что бы с ним случилось дальше, если бы ему не удалось забраться на спину выдре, а оттуда — наружу.
Он очень обрадовался, оказавшись на свободе, но не бросать же в беде омара! Поэтому он улучил момент, схватил омара за хвост и изо всех сил дернул на себя. Но омар не выпускал выдру из клешней.
— Эй, да она же уже утонула! — закричал Том. — Отпусти ее!
И правда, выдре пришел конец, ведь ей нужно иногда выныривать из воды, чтобы вздохнуть, а тут омар так защемил ей нос, что она вообще не могла дышать.
Однако омар все держался за нее.
— Да вылезай же, глупый! — закричал Том. — Ты ждешь, чтобы тебя рыбаки поймали? Смотри, они уже тащат ловушку наверх!
Но омар ничего не слышал, и рыбак втащил его вместе с ловушкой к себе в лодку. Тут наконец глупый омар сообразил, что дела плохи, и едва рыбак выдернул его наружу, он изо всех сил рванулся на свободу и плюхнулся в воду.
А тем временем с Томом произошло самое чудесное приключение из всех, какие ему пришлось испытать до сих пор: он встретил дитя воды.
Да, самое настоящее дитя воды, такое же, как он. Увидев Тома, крошечное существо закричало:
— Новый ребенок! Новый ребенок! Ах, какая радость!
И они с Томом побежали навстречу друг другу, обнялись и расцеловались.
— Ах, где же вы были до сих пор? — спросил Том. — Я так долго вас искал, и мне было так одиноко!
— Мы давно уже здесь. Нас тут сотни! Неужели ты нас не слышал — мы каждый день поем, играем и шумим, прежде чем идти домой?
— Прекрасно! Мне все время виделись существа, похожие на вас, но я думал, что это ракушки, я не думал, что есть другие дети воды.
— Ну, пойдем, помоги мне немного, а то придут остальные, а я еще не кончил!
— А что надо делать?
— Прошлой ночью была буря, сверху скатился огромный валун и попортил наш утес, видишь, все цветы и водоросли порваны, помяты, надо снова все посадить, поставить на место кораллы, расправить анемоны, и у нас будет чудесный сад.
И вдвоем они принялись за работу: посадили растения, разровняли песок и успели все кончить до начала прилива. А потом Том услышал смех, шутки, песни, крики и шум возни, все это сливалось с пеньем волн. И тут он понял, что постоянно слышал, детей воды, просто его глаза и уши были раньше закрыты.
И вот они перед ним, десятки и сотни, одни такие же, как Том, другие поменьше, третьи побольше, и все в белых купальничках. Узнав, что у них появился новый товарищ, они кинулись обнимать и целовать Тома, а потом стали плясать вокруг него, и Том почувствовал себя совсем счастливым.
— Домой, домой! — наконец закричали все хором. — Домой, или начнется отлив и мы окажемся на суше! Мы выправили все погнувшиеся водоросли, выровняли песок, разложили на место камни, уложили на место ракушки, так что и следов от бури не осталось.
Вот почему пруды, образовавшиеся среди морских камней, так спокойны после бури: дети воды всегда наводят там порядок.
А где же дом детей воды? На волшебном острове, конечно.
Остров зарос кедрами, на нем живут всевозможные птицы, его овевают все ветерки света, возле него водятся все рыбы моря, а в пещерках под его берегом живут дети воды. А феи воды учат их всему, что может пригодиться в их жизни.
Да, там были тысячи детей — куда больше, чем сумел бы сосчитать Том, и даже больше, чем сумел бы сосчитать ты. Там были дети, не знавшие радости на земле, потому что их грубые матери пили и ругались, как мужчины, и совсем не заботились о детях; там были дети, которых постоянно колотили их отцы; там были дети, которых никто не воспитывал раньше и ничему не учил; и дети, погибавшие раньше от болезней; все маленькие дети, которых бросают без присмотра, и они могут опрокинуть на себя кипящий чайник, или упасть в очаг, или умереть с голоду в заброшенных полуразрушенных домах, или замерзнуть от холода в парке; дети, погибавшие от холеры и скарлатины, от всего того, что дети и знать не должны — и не будут знать, я верю, наступит такой день, когда все взрослые станут заботиться обо всех детях! Там были дети, погибавшие во время войны, дети, которых колотили жестокие учителя в школах… Там были дети, никому не нужные раньше, и всех их забрали сюда феи и воспитывали их, и присматривали за ними, и учили их добру.