— Это у меня такая специальность: я мою памятники, — объяснил он, заметив удивлённый взгляд Валентина. — И поверьте, моя работа делает меня счастливым. — Он окунул щётку в ведро с мыльной водой и стал тереть ею правое ухо господина Бобржинского. — По вечерам возвращаешься домой очень усталым. Но чувство, что за день ты успел хоть кое-что сделать, ни с чем не сравнимо… Это вы, надеюсь, понимаете?
— Понимаю, — сказал Валентин и чуть слышно добавил: — И я вчера успел кое-что сделать, но ни с чем не сравнимого чувства у меня не возникло.
— Послушай, а куда мы, собственно говоря, идем? — спросила Лоттхен.
— Мы идём в пансион на Гороховой улице. Оставить там профессора навсегда было бы просто непорядочно, Лоттхен.
А кроме того, мне хотелось бы убедиться, что бабушка и внучки благополучно долетели до дома.
— А куда мы потом пойдём, я и сама не знаю. — Лоттхен улыбнулась, — Мне кажется, что, когда я гляжу вдаль, я вижу, как блестят озарённые солнцем почки на персиковых деревьях… И знаешь, что я ещё вижу? Зелёные ряды, полыхающие, как пламя. Как ты думаешь, что это?
— Это, наверное, махровые листья салата, который растёт у нас в парнике. — Валентин вынул из кармана своей куртки травинку, повертел её в пальцах, а потом сунул назад. На лицо его легла тень. — Нам, пожалуй, пора на Гороховую улицу, — сказал он. — Пошли!
И пошёл так быстро, что Лоттхен с трудом за ним поспевала.
— Ты жалеешь, что выдумал меня, Валентин?
Он покачал головой.
— Нет, об этом я не жалею. Ты мне нравишься, — сказал он. — Ты делаешь иногда удивительные открытия. Например, что воздух пахнет бабочками.
В конце аллеи сидела женщина и вязала. Когда Валентин и Лоттхен остановились возле неё, она оторвала глаза от работы и объяснила:
— Я вяжу покрывало для дивана. Вяжу, вяжу, а работы непочатый край! Я подсчитала, что мне ещё придётся набрать крючком не меньше девятисот тысяч петель!
У Валентина рука потянулась к карману, его так и подмывало вытащить травинку.
К счастью, он вовремя вспомнил о господине Торелли и юных художниках Венцеле и Фердинанде.
— Представьте себе, — подумав немного, обратился он к женщине, — что мимо вас случайно прошёл волшебник, произнёс какое-то таинственное заклинание, и — бац! — покрывало готово! Вы обрадовались бы такому сюрпризу?
— Что вы, что вы! — замахала руками женщина. — Что же я тогда буду делать? Такое волшебство было бы для меня настоящим несчастьем. Я не смогу осуществить свой замысел! Я выдумываю особый узор, подбираю гамму красных, зелёных и фиолетовых тонов. Я хочу всё это сделать сама, не торопясь, с наслаждением. Было бы просто свинством со стороны волшебника лишить меня этой радости.
— Я пошутил, — сказал Валентин. — Я, собственно, подошёл, чтобы спросить у вас, как пройти на Гороховую улицу.
Столовая в пансионе, где можно разговаривать только шёпотом
— Вы хорошо спали, господин профессор?
Фрау Эзенбек улыбалась господину Ответману, выглянув из кухни.
— Отлично, и притом впервые в жизни, — ответил профессор. И сказал сущую правду — ведь его выдумали всего день назад.
В руках у фрау Эзенбек была большая миска с салатом и деревянная ложка.
— Как вам понравился восход солнца? — спросила фрау Эзенбек, не обращая никакого внимания на то, что уксус с ложки капает на пол.
— Во время восхода солнца я ещё крепко спал, укрывшись периной.
— О, тогда вы многое потеряли, господин профессор, честное слово! Я, к сожалению, не поэт, а то бы я вам описала, как великолепен был сегодня восход! Это зрелище привело меня в такое восхищение и волнение, что я надела туфли не на ту ногу. И так со мной бывает каждый день. Вы можете это понять?
— Нет, — ответил господин Ответман.
Фрау Эзенбек, продолжая размахивать ложкой, вдруг воскликнула:
— Я вас совсем заговорила! Как нехорошо с моей стороны. Ведь вы ещё не завтракали! Может, вы уже успели позавтракать?
— Я ещё никогда в жизни не завтракал.
— Невероятно! — Фрау Эзенбек не могла удержаться от смеха. — В таком случае прошу вас, господин профессор, вот у нас столовая. Там уже кое-кто завтракает. Только будьте любезны, идите тихонько, на цыпочках. Сегодня там можно разговаривать только шёпотом. Нельзя громко смеяться, стучать тарелками, скрипеть стульями, чавкать. И знаете, почему?
— Потому что вы не хотите, чтобы разбудили фрейлейн Матильду, — ответил профессор. — Она заснула, сидя на стуле — до того она измучилась.
— Как вы догадались? — Фрау Эзенбек с удивлением поглядела на господина Ответмана. — Неужели у вас в голове есть ответ на любой вопрос?
— На любой! А то вы бы и посейчас сидели со своими внучками на чердаке и распевали бы песни.
— Как удобно иметь такого постояльца! — воскликнула фрау Эзенбек.
— Ой! — донеслось из кухни.
— Ай-ай-ай!
— У-у-у!
— Что случилось? — испуганно спросила фрау Эзенбек.
— Во-первых, ваш муж защемил палец ящиком стола. Во-вторых, Людмила уронила тёмные очки в кастрюлю со шпинатом. В-третьих, Варвара ползает по полу в поисках фрикадельки, которая выпала из миски и закатилась под буфет.
— Как удобно иметь такого постояльца! — повторила фрау Эзенбек. — Сразу знаешь, что происходит в доме.
Смысл же того, что сообщил профессор, дошёл до фрау Эзенбек лишь минуту спустя.
— В самом деле, — заволновалась она, — муж прищемил палец? Очки в шпинате? А фрикаделька под буфетом?
И фрау Эзенбек умчалась на кухню.
А профессор Ответман, стараясь не скрипеть, отворил дверь в столовую. Так же тихо переступил он через порог и, аккуратно ставя ноги, на цыпочках двинулся к ближайшему свободному стулу. Но одна половица всё же скрипнула у него под ногой, все обернулись и посмотрели на него с упрёком.
Наконец профессор добрался до стола, очень осторожно и медленно опустился на стул и так же осторожно развернул салфетку.
В столовой стояла полная тишина. Профессор не решался даже почесать себе шею.
И вдруг с улицы донёсся какой-то дикий рёв. Все постояльцы пансиона Эзенбек вздрогнули от неожиданности и выронили из рук ножи и вилки. Окна во всём городе задребезжали.
Господин Эзенбек со всех ног кинулся в столовую, за ним бежала жена.
— Господи, что это?
— Это сирены Валентина, — невозмутимо ответил профессор. — Модель оказалась с дефектом. Когда они нагреваются на солнце, то начинают вот так реветь.
Все повскакали с мест, фрейлейн Матильда из Рингельсбрука тоже.
— Мой бедный Валентин, где же ты? — воскликнула она ещё в полусне.
Профессор Ответман не стал затруднять себя ответом, потому что в этот момент Валентин вместе с Лоттхен вошёл в столовую.
— Вот я, Матильда, — сказал он. — А эти ужасные сирены с дефектом я сейчас же уберу.
Он вытащил из кармана травинку и свистнул.
Сразу же наступила тишина.
Фрау Эзенбек перебрасывала с ладони на ладонь дымящийся мясной шарик. Тот самый, который она только что достала из-под буфета с помощью кочерги.
— Как забавно! — воскликнула она. — Ведь это тот самый малый с травинкой!
— Да, да, это герой из нашего фильма ужасов! — пропищали Людмила и Варвара.
Господин Эзенбек поднял вверх свой посиневший указательный палец и сказал, покачивая головой:
— Просто диву даюсь! Мои три девочки всегда знают то, о чём я и понятия не имею!
Валентин прощается с городом Люкенбрюк
Постояльцы пансиона Эзенбек очень обрадовались, что не надо больше молчать. Те, кто сдерживали кашель, смогли наконец откашляться; те, кому хотелось смеяться, смеялись; а те, кому хотелось доесть шпинат, энергично застучали ложками о дно тарелки.
— А мне можно немножко покачаться на скрипучей качалке? — спросила маленькая девочка. — Ведь фрейлейн уже проснулась?
Господин в углу зашуршал газетой, другой забарабанил пальцами по столу.
Одним словом, столовая ожила. И если кому-то хотелось что-то сказать, можно было говорить громким голосом.
Только на одном конце стола всё ещё продолжали шептаться.
— Валентин, я так рада, что ты нашёлся, — прошептала Матильда на ухо своему брату. — Ты и представить себе не можешь, как я испугалась!
— Пожалуй, могу, Матильда! — зашептал в ответ Валентин.
Профессор Ответман нервно ёрзал на стуле.
— Кажется, я здесь лишний, — возмущался он. — Никто мне не задаёт никаких вопросов.
— Хотите немного шпината с яйцом? — спросила фрау Эзенбек и приветливо улыбнулась.
— С удовольствием! Двойную порцию, но только с яйцом, а не с очками, — ответил профессор Ответман. — И, пожалуйста, спрашивайте, спрашивайте меня! Я жду.
Валентин задумался, глубокие складки прорезали его лоб. Наконец он сказал:
— Что с сиренами не получилось из-за спешки, я сам знаю. И что очень многое мне отлично удалось, я тоже знаю. Но вот, что же надо считать моим самым большим успехом — электрическую зубную щётку, светящийся глобус или белоснежный автомобиль, я решительно не знаю. — Валентин в ожидании ответа смотрел на профессора. — Скажите, пожалуйста, что было моей самой большой удачей?
— Мыльный пузырь.
— Нет, я серьёзно! — воскликнул Валентин. — А как же всё остальное?
— Я должен вам сообщить, что в Люкенбрюке вы можете гордиться только одним мыльным пузырём, — объяснил господин Ответман. — Это был прекрасный радужный мыльный пузырь, и он доставил девочке настоящую радость.
— Как ужасно! — сказал Валентин. — Выходит, моё единственное достижение давно лопнуло.
— Мне тебя так жалко, Валентин! — в один голос прошептали Лоттхен и Матильда.
— Прошу ещё задавать вопросы, — сказал господин профессор. — Ведь отвечать на вопросы — моя специальность.
— А какая специальность у меня? — спросил Валентин. — Неужели у меня нет никакой профессии?
— Вы — садовник, — ответил господин Ответман. — И к слову сказать, очень хороший. Но почему-то вы внушили себе, что должны заниматься как раз совершенно противоположным делом.
— Почему совершенно противоположным? — усмехнулся Валентин. — Вы не можете мне объяснить, какое дело противоположно делу садовника?
— Очень просто! — ответил профессор и пристально посмотрел Валентину в глаза. — Противоположность садовника как раз и есть высвистыватель. Садовник терпеливо ждёт, пока растение выйдет из земли, потом он любовно и старательно его выхаживает. А для высвистывателя всё растёт слишком медленно. Он хочет свистнуть и тут же получить и капусту, и салат, и огурцы, и редиску. А потом наступает день, когда и этого ему уже мало, и он начинает высвистывать стиральную машину, скороварки и посудомойки…
— Пожалуйста, не напоминайте мне об этом, — перебил его Валентин.
Но профессор был явно в ударе.
— …II новые причёски, и золотые цепочки, и леопардовые шкуры, и сирены, чтобы всё это охранять…
— Довольно! — Валентин заткнул себе уши руками. — Вы уже ответили на все вопросы.
Господин Ответман засмеялся и миролюбиво сказал:
— Ну и отлично! Выходит, вы можете отсвистеть меня на пенсию. Это было бы очень любезно с вашей стороны.
— Отсвисти меня тоже, будь добр, — сказала Лоттхен кротко. — Но только не на пенсию, а в березовую рощу, возле Рингельсбруна. Правда, Валентин, я ведь тебе больше не нужна. Такой милой и приветливой, как твоя сестра, я бы всё равно никогда не стала. И к тому же я всё-таки не настоящая.
— Ну что ж, если вам этого хочется… — вздохнул Валентин.
Он залез под стол, зажал травинку между пальцами и дважды свистнул.
Когда фрау Эзенбек вернулась в столовую с варёными яйцами и шпинатом, она удивилась.
— Извините, что немного задержалась, — сказала она. — Нам не сразу удалось выудить очки из шпината. Как жаль, что профессор и фрейлейн уже успели уйти.
Валентин вылез из-под стола.
— Не огорчайтесь, — сказал он. — Мы с сестрой тоже с удовольствием съедим шпинат с яйцами. Шпинат очень подходящее блюдо перед долгой автомобильной поездкой.
— Желаю вам хорошего аппетита, а затем счастливого пути, — сказала фрау Эзенбек.
После завтрака Валентин и Матильда, взявшись за руки, вышли на улицу.
— Может, ты сядешь за руль? — спросила Матильда.
— Охотно, — ответил Валентин. — А ты устраивайся поудобнее и поспи.
— Пожалуй, я спать не буду, — сказала Матильда. — День такой ясный. И воздух удивительный. Не смейся надо мной, Валентин, но мне кажется, он пахнет бабочками.
— Точно, — сказал Валентин. — Воздух в самом деле пахнет бабочками. — И ласково погладил сестру по волосам.
А вот и короткий конец
Фрау Эзенбек со своими внучками убирала комнаты уехавших гостей.
Чего-чего они только не нашли! Тут были и дырявые носки, и запонки, и лотерейный билет, и даже фальшивая борода, и бутылочка с лаком для ногтей, и чучело морской свинки. Самым цепным из оставленных вещей был серебряный кубок с выгравированной надписью: «Занявшему второе место на конкурсе мастеров шевелить ушами».
— Гляди, бабушка, увядшая травинка! — пропищали Людмила и Варвара, подметая столовую.
Фрау Эзенбек поглядела на травинку:
— Правда, совсем увядшая.
— Но все-таки её надо отнести на чердак со всеми остальными забытыми вещами, — сказала Людмила.
— И положить в «Неважный ящик», — добавила Варвара.
— Совершенно с вами согласна, — сказала фрау Эзенбек и чихнула: — Ап-чхи!