1
Устланная ковровой дорожкой мраморная лестница была длинная-длинная, но Наташа взбежала по ней в одну минуту. Быстро, ничуть не запыхавшись, она прошла по всему коридору и только в конце его, у высокой массивной двери с аккуратной табличкой, задержалась. На табличке значилось: «Директор института». Это надо было понимать так: директор Горногеологического института уральского филиала Академии наук СССР.
Когда тебе только девятнадцать лет, а в служебном удостоверении в графе «должность» стоит маленькое, скромное «лаборант», перед такой дверью, конечно, остановишься. Но надо сказать, что в этом учреждении Наташа Корзухина работала уже почти три года, все здесь было ей знакомо и привычно, а по характеру своему она не очень-то любила робеть и задерживаться перед чем-либо. К тому же сегодня, пока «по секрету», ей сообщили, что, по всей вероятности, ее переведут в старшие лаборанты. Старшая — это что-нибудь да значит!.. И уже через секунду высокая тяжелая дверь была распахнута, и Наташа вошла в приемную, с ходу выпалив все, что ей было нужно:
— Заседание началось? Давно? Наш вопрос обсуждают? Здравствуйте!
Секретарь директора, седая чопорная дама, не подняла головы, не кивнула, только скосила глаза. Она хорошо знала, когда надо кивать, когда вставать, а когда и вовсе не обращать на вошедшего внимания. На этот раз она все же снизошла до улыбки, похожей на приветливую, и даже произнесла с чуть томным выражением несколько слов:
— Ты, как всегда, моя девочка, нарядна, порывиста…
— …и непоследовательна, — грубовато закончил здоровенный взлохмаченный парень, сидевший на диване с книгой в руках.
Седая дама бросила на него неодобрительный взгляд, поджала губы и уткнулась в бумаги. А парень, обращаясь к Наташе, с мрачноватым простодушием ответил на ее вопросы:
— Здравствуй. Началось. Давно. Обсуждают.
Это был Юра Петрищев, сотрудник того же профессора, у которого работала и Наташа. Впрочем, сказать о Юре Петрищеве «сотрудник» — может получиться, пожалуй, несуразица: еще подумают, что он состоит в высоком ранге научного сотрудника.
Нет, но пришлось употребить это обтекаемое, неопределенное слово, так как круг занятий у Юры был тоже весьма неопределенным. Петрищев выполнял и обязанности техника-магнитометриста и радиометриста, и слесарничал, и бегал по поручениям своего шефа в различные городские учреждения, а в экспедициях таскал тяжелые мешки с минералогическими образцами. Привела его сюда нужда: умер отец, старый железнодорожный машинист; мать, никогда не знавшая никакой работы, кроме домашней, растерялась, и Юра скрепя сердце засунул подальше зачетную книжку студента второго курса Горного института и пришел наниматься в лабораторию профессора Кузьминых. Дорожка сюда была не совсем чужда ему: Юра явился к тому самому профессору, в геологическом отряде которого работал в свои первые студенческие каникулы.
Наташа относилась к этому парню несколько покровительственно. Во-первых, работает он без году неделю, а у нее, что ни говорите, стаж; во-вторых, она уже кончает заочно второй курс института, а он… может, он вообще никогда больше не поступит в институт.
Сейчас Наташа пренебрежительно махнула на Юру рукой, что должно было означать порицание его бездеятельности в данный момент, и, крадучись, чтобы не обратить на себя внимание дамы-секретаря, подошла к двери в директорский кабинет. Тут она приложила ухо к замочной скважине. Секретарь, женщина весьма бдительная, заметила это и была шокирована.
— Товарищи! — сказала она, и это «товарищи» прозвучало, как «господа». — Это, знаете, все-таки нехорошо. Так, знаете, делать все-таки неприлично.
Наташа незаметно для нее высунула язык и еще плотнее прижала ухо к двери…
В кабинете шло заседание ученого совета. Совет обсуждал предложение аспиранта Плетнева. Директор института, седой, аккуратный, очень интеллигентного вида человек, был недоволен, что этот зеленый аспирант, пришедший в институт из Геологического управления совсем недавно, уже вторгается в хорошо продуманные, давно утвержденные где надо планы и добивается их ломки. Нужно, конечно, признать, что его рассуждения не лишены интереса, их стоит обдумать и проверить, но без этой горячности, без спешки. Директор слушал аспиранта холодно и не очень внимательно.
А Николай Плетнев, молодой стройный крепыш, поминутно поправляя быстрыми движениями руки непослушные волосы, спадавшие на лоб, уже заканчивал выступление:
— …Исходя из этой геологической характеристики, я к предлагаю провести предварительные поиски титановых руд в районе реки Вангур. Больше того… — Энергичным, сильным движением Плетнев поправил волосы и на секунду задержал руку на темени, словно размышляя, не слишком ли он поразит сидящих перед ним тем, что скажет им сейчас. — Больше того: я утверждаю, что там титановые руды в виде россыпей рутила должны быть почти наверняка. Железнодорожная ветка длиной в триста — четыреста километров, которую можно проложить от Ивделя, окупится почти моментально.
— Так один мужик шкуру медведя делил, а медведь его… задавил, — без улыбки пошутил кандидат наук Пушкарев, примостившийся у отдельного столика в углу кабинета. И добавил уже совсем серьезно: — Рановато о железнодорожной-то ветке говорить.
Сдерживая гнев, Плетнев укоризненно бросил ему:
— Опять, Борис Никифорович, в вас говорит неверие!
Директор воспользовался заминкой, придрался:
— Уточним. Насколько я понимаю, вряд ли следует ставить вопрос так резко: о неверии Бориса Никифоровича. Просто в нем, видимо, говорит здоровый, необходимый ученому скептицизм. Я правильно понимаю вас, товарищ Пушкарев?
Пушкарев отодвинул от себя кучку мелко изломанных спичек и встал, худощавый, подтянутый, опустив руки по швам. Заговорил он сухо, официально:
— В основном, Владислав Викентьевич, правильно. В своем выступлении полчаса назад я уже говорил, что сомневаюсь в некоторых положениях, высказанных товарищем Плетневым. Данные Геологического управления, которыми он оперирует, страдают, на мой взгляд, существенными изъянами. Слепо опираться на них было бы ошибочно. Знаки рутила в шлихах[1] нижнего течения Вангура незначительны. Непроверенным остается и тот факт, что в районе этой реки простирается зона метаморфических пород.
— Так вот и надо проверить! — воскликнул Николай Плетнев.
Аспирант Векшин, секретарь комсомольской организации института, ободряюще кивнул Николаю. Ему нравился этот не очень-то выдержанный, задиристый парень, который не особенно считался с авторитетами и напористо отстаивал свою точку зрения.
— Мало, мало у нас данных. — Пушкарев задумчиво покачал головой (и точно так же покачал головой директор), но закончил опять сухо, официально: — Впрочем, я сомневаюсь в существе идеи, высказанной товарищем Плетневым, но я не против ее проверки. — И сел.
Глаза Николая неспокойно горели. «Эх, — можно было прочесть в их взгляде, — морочите вы мне тут голову!..»
— Теперь, товарищ Плетнев, позвольте спросить вас. — Сложив два пальца в аккуратную щепотку, директор выставил их перед собой. — Геоморфологические данные района реки Вангур вы изложили нам довольно… гм… подробно. Но поясните, пожалуйста, почему, каким образом вы считаете возможным возложить именно на отряд профессора Кузьминых, кроме работы на Ключ-камне, обследование Вангура?
Николай вопросу обрадовался:
— Это же очень естественно и просто!
Он стремительно подошел к висящей на стене карте, и головы всех повернулись за ним. И все — кто с симпатией, кто с завистью или неприязнью — заметили, как легко и четко шагает этот парень с рыжеватой, вызывающе буйной шевелюрой, как по-весеннему ярко цветет румянец на загорелой коже его лица, как уверенно, почти властно протянул он руку к карте.
Ближе к верхнему краю большого зеленоватого листа, среди бескрайных лесистых болот, был воткнут красный флажок. В этой точке располагалась недавно созданная база филиала академии. На север от нее чернел малюсенький треугольник — одна из вершин Северного Урала, гора Ключ-камень. От Ключ-камня, прихотливо извиваясь, бежала на юго-восток голубая ниточка Вангура.
— Взгляните. — Рука Николая коснулась карты. — Путь на Вангур как раз возможен только от Ключ-камня. Между базой вашего… виноват, старая привычка… базой нашего филиала и Вангуром — непроходимые летом болота. А мы пройдем на Ключ-камень и оттуда в район поисков спустимся по Вангуру на лодке. Дайте мне еще одного геолога, и мы вдвоем с помощью проводника сделаем всю работу!
Это прозвучало так же вызывающе и гордо, как знаменитая фраза Архимеда о земном шаре. Но никто не улыбнулся, и даже директор института взглянул на молодого аспиранта почти сочувственно. Опытный и умный человек, он особым чутьем старого ученого вдруг почувствовал, что игра, предложенная Плетневым, стоит свеч.
Предложение Николая было простым и смелым. Несколько лет назад, во время разведки на золото, в нижнем течении реки Вангур обнаружили в шлихах рутил, ценную титановую руду. Содержание рутила было незначительным, однако уже тогда кое-кто высказал мысль, что выше по течению реки и ее притокам вполне возможны богатые, промышленного значения руды. Именно на этом настаивал сейчас и Плетнев.
Игра стоила свеч, потому что найди геологи такое месторождение, оно окажется очень выгодным. Промывай песок и получай руду — просто и дешево.
Однако прав был и Пушкарев: дело представлялось вовсе не таким уж верным, и директор института счел нужным несколько охладить пыл молодого геолога.
— Ну-ну, не так быстро, — сказал он и тонким холеным мизинцем легонько почесал бровь. — Признаться, я не большой сторонник подобных экспериментов, однако… Что скажет нам сам профессор Кузьминых? Как, Алексей Архипович?
Сидевший неподалеку от директора крупный, тучный мужчина лет пятидесяти, с грубоватыми, топорной работы чертами лица коротко кивнул, давая понять, что он готов высказаться. Однако с места профессор не двинулся, лишь побарабанил пальцами по сукну стола. Потом заговорил — медлительно, не поднимая большой, тяжелой бритой головы:
— Вангур мы не знаем. А знать надо бы. Геологические данные… — он задумался, подбирая слово, — действительно интересные. (Только тут Кузьминых поднял голову и взглянул на директора института.) Полагаю, что наш отряд, если поднатужится, с этой дополнительной задачей справится.
Коротко похмыкивая и опять касаясь мизинцем брови, директор посмотрел на часы:
— Вы кончили, Алексей Архипович? Что ж, если без нарушения плана, на ваш, так сказать, риск… Ну-с, а персонально? Впрочем, мы решим это в рабочем порядке. Да-да. Спасибо, товарищи. Мы решим. Возражений нет? Всего хорошего… Вас, — он кивнул Пушкареву и Кузьминых, — я попрошу остаться.
2
Из кабинета директора Николай Плетнев вышел возбужденный и радостный: принято! Его предложение, как там ни крутили, принято.
— Ну как, Николай Сергеевич? Здравствуйте!
Перед ним сияли живые светло-карие глаза Наташи Корзухиной. Они говорили о явной заинтересованности тем, что решалось на ученом совете. Подошел и Юра Петрищев, с любопытством и некоторым смущением поглядывая на Николая. «Ну конечно, она пришла специально. И этот увалень Петрищев тоже». На сердце у Николая сделалось совсем светло.
— Здравствуйте! Здравствуйте, Наташа! Ну, бой выдержан. Чуть не поцапались, правда, с Пушкаревым…
— Пушкарев цапаться не способен: у него выдержка, — не скрывая насмешки, поправил Юра.
— Выдержки у него действительно хватает. — Николай улыбнулся. — Но мне, кроме того, показалось — хватает и умения рассуждать в лад с директором института, а?
— Ну, уж это неправда! — довольно горячо вступилась за Пушкарева Наташа и, смягчаясь, добавила: — Вы его мало еще знаете.
— С вами, Наташа, не спорю, сдаюсь. — Николай шутливо поднял руки. — Да это и неважно. Важно, что поиски на Вангуре мне разрешили. Наша взяла! А?
Хотя к предложению Николая Плетнева ни Юра, ни Наташа прямого отношения не имели, это «наша взяла» прозвучало как признание коллективного торжества, и Наташа и Юра почувствовали себя его участниками.
Секретарь прислушивалась к разговору, как строгая классная дама. Что за тон? Что за фамильярность? Ведь он же все-таки аспирант!..
Разговаривая, молодые люди вышли на улицу и остановились на широком, просторном крыльце филиала академии. Николай закончил институтский курс недавно, и ни работа в Геологическом управлении, ни переход в аспирантуру еще не дали привиться скучной солидности и высокомерию по отношению к младшим. Он ощущал себя почти студентом, и компания Наташи и Юры подходила ему больше, чем общество научных сотрудников.
И, право, это было очень хорошо: стоять с ними вот так, запросто, щуриться на солнышко и чувствовать, будто ты только что выскочил с ребятами из учебной аудитории и никакой ты еще не специалист, — это и все другое впереди, а сейчас можно просто поболтать, порадоваться миру и этим вот большим светло-карим глазам, которые искрятся совсем близко от тебя.
— Вы молодец, Николай Сергеевич! — Наташа тряхнула головой, и лишь ее первый в жизни перманент не дал рассыпаться светлому шелку волос. — Ведь если мы… если на Вангуре действительно обнаружится титан, да еще на Ключ-камне, это будет просто замечательно! Да? Ведь сколько у нас сейчас разговоров об этом металле! Как он нужен!..
— Ты, кажется, намерена прочесть популярную лекцию? — осведомился Юра. — Лектор из тебя неважный.
Наташа смутилась. Если бы здесь был только Юра, — ого, она сумела бы ему ответить! Но Плетнев… Все-таки он аспирант. И даже не в этом дело. Просто в его присутствии Наташа чувствовала себя «как-то не так». Она одновременно и воодушевлялась и была подавлена.
Николай выручил ее:
— А что, товарищи, если мы с вами организуем по этому случаю веселье? Возьмем такси — и в парк. Мысль?
Но тут на крыльцо вышел профессор Кузьминых. Остановившись, Алексей Архипович оглядел молодежь из-под косматых бровей:
— Ну-с, утрясли… Группу на Вангур поведет Пушкарев.
Николай опешил:
— Позвольте, но ведь…
— Что? Хотите сказать, что коли это предложение ваше, то и вести группу…
— Нет, но… Это связано с моей будущей диссертацией.
— Ну, вы, естественно, будете включены в группу.
— Но как же Пушкарев, человек, который сомневается в ценности моего предложения, будет это предложение осуществлять?
— Вот так и будет. Ничего. Две разных головы — это хорошо. Еще и третью приспособим. Вот, например, эту. — Профессор ткнул в Юру Петрищева, приподнял шляпу и ушел.
— Вот те и килограмм изюму! — первый опомнился Юра. — Вовсе я не собираюсь ходить под начальством этого сухаря Пушкарева.
— Н-да, — растерянно пробормотал Николай.
— А я буду проситься в эту группу, — весело сказала Наташа и повернулась к Плетневу: — Возьмете меня с собой?
Он уже пришел в себя:
— Вас? Обязательно! Уж тогда мы рутил найдем наверняка.
— Найдем! — задорно откликнулась Наташа; ей хотелось как-нибудь утешить, подбодрить Плетнева.
Николай задумался. Пушкарева, как, впрочем, и других работников Горногеологического института, он знал еще плохо, но слышал о нем немало. Уроженец знаменитой уральской Мурзинки, той самой, что прославилась по всему миру как кладовая изумрудов, Борис Пушкарев был сыном горщика. Уже одно это и кое-какой опыт в минералогии сразу выдвинули его в среде студентов-горняков, а после окончания вуза Пушкарев в рекордно короткие сроки стал кандидатом наук. Ему пророчили невесть какие успехи, но прошло три или четыре года, а он, казалось, не оправдал и десятой доли надежд, возлагавшихся на него. Два года он работал главным инженером, а потом начальником рядовой геологоразведочной партии где-то в глуши. Говорили, нашел интересный материал для докторской диссертации. Но вместо диссертации появилась лишь куцая, скупая заметка в одном из научных сборников. Благожелатели оправдывали Пушкарева, указывая на его похвальную требовательность к себе и неудовлетворенность найденными результатами. Однако многие полагали, что кандидатская диссертация была в научной деятельности Пушкарева успехом случайным и последним.