— Кому еще добавку? — спросила девчонка, глядя почему-то на Богдана.
— Второго здесь, конечно, не положено? — усмехнулся он.
— Почему? — Девчонка приветливо улыбнулась. — Даже третье приготовили! Наше фирменное! Мы с Катей сами рецепт разработали!
— Странно! — недоверчиво произнес Богдан.
Второе тоже было мясное — рагу, а на десерт появилось то самое фирменное блюдо, о котором говорила девчонка. В металлических вазочках лежали разноцветные шарики мороженого. Ребята оживленно загалдели. Катя подавала вазочки в раздаточное окно, а ее напарница — Ната — ловко переставляла их на столы.
Димка вопросительно взглянул на Фимку.
— Понял! — отозвался Фимка и задумался.
Громко заохал сидевший на ступеньке Забудкин. Не от боли — от обиды, что прозевал мороженое. Он собирался уже вернуться за стол, но, увидев, что из штабной избы вышли и направились к столовой комиссар и военрук, замычал еще громче и жалобней.
— Смотрите-ка! — крикнул Фимка. — Раскольник загибается!
Когда все мальчишки повернулись к Забудкину, Димка и Фимка быстро отправили по вазочке с мороженым под стол, прижали их коленями снизу к столешнице, а перед собой поставили еще по одной порции.
Димка сидел ближе к Сергею Лагутину. Ему первому и досталась увесистая затрещина от командира отделения. Получил бы ее и Фимка, если бы не успел пригнуться. Ладонь командира лишь скользнула по его затылку.
— Со мной такие игры не проходят! — Сергей сердито раздул ноздри, словно принюхивался к чему-то. — Гоните на стол, ворюги!..
Фимка и Димка выставили спрятанное мороженое.
А Забудкин все охал и постанывал, согнувшись к коленям. Он не поднял голову и тогда, когда комиссар и военрук остановились перед ним.
— Что случилось, Забудкин? — Клим несильно потряс его за плечо. — Ты уже отобедал?
Мальчишка скорбно посмотрел снизу вверх. Голова у него вихлялась на тонкой шее. Был он весь какой-то разнесчастный, обманутый.
— Не-е-е, — протяжно промычал он. — Ничем не питался.
— Встать! — сквозь стиснутые зубы приказал Дробовой. — С тобой старшие разговаривают!
И Забудкин стал подыматься. Из глаз-щелок полыхнуло недобрым огоньком.
— Мне в райкоме диету обещали! — заверещал он высоким негодующим голоском. — Условия достойные!.. А вы мне — щи! Да еще встать!.. На чем стоять?
Он покачнулся, как пьяный, в сторону Дробового. Капитан даже отступил на шаг, а Клим поддержал мальчишку.
— На чем стоять? — продолжал причитать Забудкин. — Колени от молебнов разбитые! Нутро постом выжжено — кислого не приемлет! А вы!..
С брезгливой растерянностью смотрел на него Дробовой.
— Навяжут же на нашу голову!.. Была б моя воля — я бы прописал тебе диету!
Забудкин закачался еще больше, плечи у него перекосились — сейчас упадет и развалится на части. Клим снова попридержал его и помог опуститься на прежнее место — на ступеньку. Комиссар не мог понять, нарочно ли кривляется парень или действительно он измотан до предела. Несколько раз пропустив бороду через пальцы, Клим наклонился к нему.
— Кислого, значит, не можешь?.. А чего бы ты хотел?
— Легонькую пищу, диетическую! — ожил Забудкин. — Как в райкоме обещали. А потом холодненького, чтоб жар нутряной унять.
Клим вошел в столовую. Мальчишки были заняты мороженым. Только повариха участливо смотрела на Забудкина.
— Не язва ли у мальчика?
— У нас на складе ничего куриного не найдется? — спросил Клим.
— Есть! — обрадовалась повариха. — Катя, принеси банку консервов.
Клим оглянулся на Забудкина.
— Кура годится?
— Испробую. И холодненького обязательно!
— Садись за стол!
Почувствовав на себе злой взгляд Дробового, Клим примирительно взял его под руку.
— А что поделаешь, раз у человека нутро кислого не приемлет.
Военрук не ответил — боялся сорваться и при мальчишках наговорить грубостей комиссару. Разнянчился с этим богомольцем! Других разлагает!.. Самым лучшим лекарством для провинившихся Дробовой считал железную дисциплину. Он бы с удовольствием отправил по домам всех юных дзержинцев, добровольно вызвавшихся поехать в лагерь, а для остальных ввел бы суровейший режим.
В райисполкоме и райкоме партии знали крутой нрав капитана и предупредили, что работать ему придется хоть и не с пай-мальчиками, но и не с преступниками. Поэтому — никаких перегибов. С комиссаром Климом состоялся другой разговор. Его просили не увлекаться пионерскими порядками и обычаями, но и не поддерживать Дробового, если он забудет, что перед ним всего лишь мальчишки, которых надо не столько прижимать, сколько выпрямлять.
— Вы начнете? — спросил Клим у военрука, когда все, кроме Забудкина, закончили обед.
— Разговорчики — это по вашей специальности. Я — когда конкретное начнется.
Дробовой присел на край скамьи, а Клим встал перед столами так, чтобы все могли его видеть.
— Сыты? Довольны? — Он выжидательно погладил бороду. — Жалоб нет?
Обед был вкусный и обильный. Для многих совершенно неожиданный. Кое-кто серьезно предполагал, что в таком лагере придется обходиться черствым хлебом и жидкой баландой.
— Нет, значит, жалоб? — повторил Клим, вглядываясь в лица ребят. — У тебя что-то?
Вопрос относился к Вовке Самоварику, который привстал со скамейки и озабоченно крутил головой.
— Темновато, но попробую! — Он навел на Клима фотоаппарат. — Возьмитесь за бороду, пожалуйста!
Клим с разбойничьим видом схватил себя за бороду. Мальчишки одобрительно засмеялись.
— Зажигательная речь комиссара! — выкрикнул Вовка и щелкнул затвором.
— Клоунада! — процедил капитан Дробовой.
Никакой речи не будет! — улыбнулся Клим. — Просто ним с вами надо оговорить кой-какие детали. Ну, например, кампания просек, на которых вы будете жить.
Встал командир первого взвода.
— Мы уже придумали. Наша просека в гору подымается, вверх-мы ее Космической назвали.
— Логично, — согласился Клим. — Ну, а другие как?
Славка Мощагин только теперь вспомнил, что еще в городе на Большом Совете подполковник Клекотов просил командиров подумать с ребятами о названии.
Второй взвод назвал свою просеку Краснознаменной, четвертый — Победной. Эти названия придумали юные дзержинцы. Остальные мальчишки приняли их с полным безразличием.
— А третий взвод что скажет? — обратился к Славке Клим.
— Я считаю, — вставая, произнес Славка, — нужно, чтоб в названии цель была, призыв. У нас есть несколько комсомольцев, а надо, чтобы когда-нибудь все стали. Пусть просека так и называется — Комсомольская.
— Жвачка! — изрек Богдан.
Как на пружине, подскочил Сергей Лагутин, прожег Богдана гневным взглядом.
— Комсомольск-на-Амуре тоже, по-твоему, жвачка?!
Мальчишки притихли. Девчонки выглянули из раздаточного окна. Катя восхищенно прошептала подружке:
— У такого командира не поспоришь!
Вопрос Сергея не подействовал на Богдана. Он не удостоил его даже взглядом.
— Эй, ты! — Щеки у Сергея залило злым румянцем. — Может, ты вообще против комсомола?
— Удар ниже пояса, — спокойно констатировал Богдан. — Запрещенный приемчик!.. Я предлагаю другое название — Третья Тропа.
— А ведь неплохо придумал! — тихо сказала Ната.
— Дурочка! Кого хвалишь! — возмутилась Катя. — Это же первый хулиган из всех! Бандит настоящий!
Ребята из третьего взвода дружно поддержали Богдана, а Шуруп и его четверка выбренчали туш, постукивая ложками по столу.
Даже мальчишки из других взводов одобрительно зашумели. Климу тоже название понравилось.
— Мы не пираты! — не сдавался Сергей Лагутин. — Гангстерское название!
Спор разгорелся. Заговорили все разом. Кто-то засвистел. Клим склонился к Дробовому.
— Ваше мнение?
— В детский сад играете! — насупился капитан. — Какие названия? Зачем?.. Есть четыре взвода — первый, второй, третий и четвертый! Просто и ясно!
— Так он же и предлагает — Третья Тропа! — Клим сделал ударение на слове «третья». — Очень близко к вашему предложению: третий взвод — Третья Тропа! Почти что…
— Со мной-то хоть не заигрывайте! — остановил его Дробовой.
А спор не утихал. Резкие слова Сергея лишь распаляли ребят, не убеждая их ни в чем.
— Стойте! — вмешался наконец Славка Мощагин. — Поступило два предложения.
— А может поступить и приказ! — намекнул Сергей. — И пора…
— Да подожди с приказом! — прервал его Славка. — Давайте проголосуем.
В столовой поднялся лес рук. За Третью Тропу голосовали все четыре взвода.
— Записали — Третья Тропа! — подвел итог Клим. — Надеюсь, что и остальные вопросы мы будем решать так же дружно. Распорядок дня на все лето еще не разработан. Поговорим о первых днях… Палатки ставить надо? — он оглядел мальчишек и загнул один палец. — Надо!.. Туалеты, рукомойники нужны? — он загнул второй палец. — Нужны!.. Радио, электричество требуются?.. Требуются!
Когда он закончил перечисление, почти все пальцы обеих рук были загнуты.
— Вот сколько неотложных дел! Ими мы и будем заниматься в первые дни. Возражений нет?
— Есть сомнение! — Богдан выставил руку и, как Клим, начал загибать пальцы. — Палатку я лично никогда не ставил — это раз. Электричество не проводил — два. Туалеты не сооружал — три. Радио…
— Я тебя научу! — с явной угрозой пообещал Сергей Лагутин.
— Сережа! Смени тон! — Клим веером расправил бороду. — А по существу ты ответил правильно. Сообщаю для всех: командиры и юные дзержинцы проходили специальную подготовку. Все эти работы им знакомы. Они научат вас. Начнем, конечно, с палаток.
— Довожу до сведения нерадивых! — сказал капитан Дробовой. — Синоптики обещали к вечеру дождь.
— Слышали? — Клим поднял палец к небу. — Будет дождь! Очень важное сообщение!.. Может быть, вы и продолжите дальнейшую информацию, товарищ капитан?
Дробовой встал, угловатый, заранее насупленный, расправил и без того развернутые плечи и заговорил отрывисто, скрипуче, но так, что каждый понял: шутить с ним опасно.
— Обычно на таких, как вы, положен замнач по режиму. У нас его не будет. Обязанности возложены на меня. Устанавливаю границы лагеря: на юге — берег реки, на севере — гребень возвышенности, на востоке и западе — десять метров от крайних палаток. Соответствующие пограничные знаки будут установлены… За нарушение границы — н-наказание!
— Товарищ капитан! — Сергей Лагутин вскочил и старательно вытянулся. — Разрешите вопрос?
— Разрешаю.
— Будет для командиров и юных дзержинцев сделано исключение?
— Да, будет. Им наказание двойное!
Произнося слово «двойное», капитан пристукнул в воздухе кулаком, будто вбил невидимый гвоздь. В этот момент щелкнул фотоаппарат.
— Раздача наград! — крикнул Вовка Самоварик.
Кругом захохотали.
Прыснули девчонки в кухонном окне. Клим загнул бороду кверху, чтобы спрятать улыбку. Дробовой выдержал паузу и предупредил Вовку:
— Еще раз — и аппарат будет изъят.
Дождавшись полной тишины, он продолжал прежним тоном, вбивая в воздух невидимые гвозди:
— За курение — н-наказание. За сквернословие — н-наказание. За.
— Н-наказание! — не дослушав, за что, хором закончили несколько мальчишек.
— За… — повторил Дробовой, снова дождавшись тишины.
— Н-наказание! — подхватила уже вся столовая.
Капитан побагровел. И как выстрел хлестнула по ушам его команда:
— Вста-ать!
Мальчишки встали.
— Сесть!
Мальчишки сели.
— Встать!
И опять мальчишки встали. Обманутый их внешним послушанием, капитан Дробовой уже спокойнее разрешил им сесть и снова начал:
— За.
— Н-наказание! — проревела столовая.
— Молодцы! — перехватил инициативу комиссар Клим. — Крепко усвоили!
Это шутливое замечание разрядило атмосферу. Капитан Дробовой и мальчишки зашли в тупик, из которого не было мирного выхода. Обе стороны понимали это и обрадовались, когда вмешался комиссар.
— Осталось самое главное, — продолжал Клим, — определить эти знаменитые наказания.
После стычки с капитаном ребята стали более послушными и очень быстро сами разработали и утвердили систему наказаний. За маленькую провинность — внеочередное ночное дежурство по просеке. За повторную провинность — внеочередной наряд по кухне. За грубое нарушение правил — наряд по санитарной обработке туалетов. За крайне грубые проступки — стрижка под машинку.
— Это только для нас — для плебеев! — с ухмылкой уточнил Богдан. — А для патрициев я лично поддерживаю предложение товарища военрука. Для них — двойное наказание!
Все поняли, кого имел в виду Богдан. Протестующие выкрики юных дзержинцев и командиров потонули в одобрительном гуле большинства голосов.
Клим поднял руку. Ребята уже чувствовали к нему симпатию и притихли.
— Вероятно, товарищ военрук снимет свое предложение? — Клим выжидательно посмотрел на Дробового. — Такое обособление.
— Нет! — отрезал капитан и потерял почти всех своих и без того малочисленных сторонников. Даже Сергей Лагутин, которому Дробовой казался образцом настоящего командира, на этот раз был с ним не согласен.
— Не все реально в таком предложении, — не сдавался Клим. — Два наряда вместо одного — это еще понятно. А как, например, с двойной стрижкой?
— Очень просто! — Богдан двумя пальцами, как ножницами, прошелся по своей волнистой шевелюре. — Чик-чик сегодня, а второй раз — через полмесяца, чтобы лучше запомнилось!
— Справедливо ли это? — спросил Клим и почувствовал, что большинство мальчишек будет не на его стороне. — Ну что ж!.. Голосуем: кто за двойное наказание для юных дзержинцев?
Поднятых рук было очень много. Вдобавок два плотных парня из первого взвода зажали меж собой узкогрудого веснушчатого дзержинца и силой вытолкнули его руку вверх. Клим погрозил им пальцем.
— Давайте без насилия, где можно.
— А ты что? — Сергей Лагутин вытаращил глаза на Славку Мощагина, который тоже тянул руку кверху. — Заснул?.. Или не понял?
Но Славка не опустил руку.
— Я хоть за тройное!.. Какие мы дзержинцы и командиры, если боимся, что сами нарушать будем?
Когда подавляющее большинство проголосовало за двойное наказание, капитан Дробовой снова уловил на себе возмущенные взгляды юных дзержинцев, но отнесся к этому равнодушно. Высшее из всех утвержденных мальчишками наказаний казалось ему совершенно безобидным. А Клим — длинноволосый и бородатый — понимал, что для нынешних ребят, не привыкших к короткой прическе, стрижка под «нулевку» — страшное наказание. Голова голая, как колено, и видно ее, безволосую, за километр. Все пальцами будут тыкать, и продлится это мучение не день и не два. Жди, когда отрастут новые волосы.
И еще на одном настояло большинство ребят: эти правила вступали в силу не сразу, а в день официального открытия лагеря, когда закончатся все работы по оборудованию и на мачте у штабной избы будет поднят красный флаг. Решено было также, что высшее наказание — стрижку волос — утверждает Большой Совет.
От обеда до ужина
Каждая палатка была рассчитана на пять-шесть человек. Взводу Славки Мощагина предстояло поставить на Третьей Тропе десять палаток. Отделению Сергея Лагутина повезло. Вещи, выгруженные из машины, лежали как раз там, где было отведено место для двух палаток первого отделения. Остальным пришлось тащить тюки, ящики и свертки вниз по просеке. Четвертому отделению — дальше всех. Их место было почти у самой речки.
Распределением мест занимался сам Славка Мощагин. Это у него получалось без помощи сержанта Кульбеды. Здесь строевые команды не требовались, а разговаривать с ребятами Славка умел. С ним не спорили и охотно принялись за работу, тем более что небо хмурилось все больше.
Только в первом отделении еще не начали работать. Наевшийся до отвала Гришка Распутя как только вернулся из столовой, так и завалился на прежнее место под елью. И Забудкин занял свой пенек. Сел и закачался, совсем закрыв глаза-щелки.
Богдан выбрал около просеки лужайку поровнее, удобно разлегся и вынул из рюкзака магнитофон. В бешеном ритме