Та рассказала всё на чистоту: замешкалась потому, что у берега какой-то старенький дед выставил в лавке на корабле такие редкостные и диковинные товары, каких она не видела никогда в жизни.
А старенький дед был не кто иной как Свинцовый Богатырь, который умылся волшебным зельем, что дед Отшельник ему дал, и обратился в деда, да такого старого и сморщенного, похуже Кощея бессмертного.
Услышала Иляна-Косынзяна рассказ служанки и места себе не находит, только и думает как бы ей заполучить эти редкостные диковинки, что серебром серебрились, золотом ярились, драгоценными каменьями переливались. Дала она прислуге двенадцать золотых монет и наказала купить ей в той лавке пару золотых башмачков. Коль хватит денег — пусть сразу же и купит, а коли не хватит — пускай назад придёт и ещё возьмёт.
Прибежала служанка на кораблик и говорит:
— Дедушка, моя хозяйка Иляна-Косынзяна, дева-краса, царица всех трав и цветов, в косе её роза поёт, прислала меня с наказом купить ей пару золотых башмачков, самых пригожих из всех что у тебя есть.
— Продам, доченька, как не продать, — ответил Свинцовый Богатырь, — вот, только… как бы тебе сказать, башмачки эти очень нежный товар и сильно я опасаюсь, как бы невзначай их не попортили. Лучше бы твоя хозяйка соблагоизволила сюда самолично пожаловать. Отберёт себе, что ей по душе придётся, со мной потолкует, и в цене мы сойдёмся, может я ей малость уступлю.
Служанка не мешкая побежала к Иляне-Косынзяне и слово в слово ей всё пересказала.
Чуть спустя Иляна-Косынзяна, дева-краса, глаз услада на берег пришла, на кораблик взошла, в лавку вошла.
Свинцовый Богатырь усадил её на золотой стульчик, прикинулся, что должен куда-то идти за золотыми башмачками и запер дверь на ключ. Потом быстро зашёл в другую каморку, умыл лицо и волосы волшебным снадобьем и снова стал молодым и пригожим, ещё краше чем раньше.
В тот же миг, когда он запер двери лавки на ключ, кораблик сразу же поплыл, легко покачиваясь по тихому морю, где теперь волн-валов и в помине не было. Иляна-Косынзяна приметила, что кораблик отплыл от берега, но не очень-то горевала, когда увидела перед собой юного статного богатыря с ясными глазами, в которых огонь-пламя любви горел. Ведь после того, как Свинцовый Богатырь умылся волшебным снадобьем, второго такого красавца на всём свете белом не сыскать было. Подходили он друг к другу, как в песне поётся:
Стать прошу моей женой,
Так похожи мы с тобой,
Блеском глаз из-под бровей,
Словно пара голубей,
И ресницами и взглядом
Как две сизых птицы рядом.
Смирилась Иляна-Косынзяна, дева-краса со своей долей, но предупредила молодца:
— Коли уж так мне суждено, пусть так и будет, на долгую и счастливую нам жизнь вместе, ежели ты похитил меня для себя. Но ежели увозишь к другому и ему отдашь, пусть бог тебя покарает, когда жизнь тебе всего милее будет.
Плыли они на кораблике, друг на друга налюбоваться не могли, миловались как голубок и горлица.
И всё-таки сдержал Свинцовый Богатырь своё слово и отвёз Иляну-Косынзяну побратиму, а потом сразу же, даже не попрощавшись, в печали и горе, ускакал к деду Отшельнику. Проклинал он и час своего рождения на белый свет, не только тот миг, когда вздумал к Железному Богатырю пойти.
Вернулся он к деду Отшельнику, и тот, по своему обыкновению, спросил его, была ли ему удача, добился ли он того, что хотел.
А Свинцового Богатыря такая тоска смертная по Иляне-Косынзяне гложет, что он и ответить ничего не в силах, стоит будто окаменелый.
Но дед Отшельник и сам знал, о чём тот печалится.
Молчал молодец, молчал, потом снова стал проклинать тот миг, когда надумал с Железным Богатырём встретиться, и сказал:
— Эх, кабы я знал всё заранее, не стал бы умыкать Иляну-Косынзяну для другого, а только лишь для себя!
Пожалел его дед Отшельник, да не просто пожалел, а решил утешить и выручить — в беде помочь. Вот и сказал он ему:
— И теперь не поздно дело поправить, молодец, только послушайся меня и выполни всё в точности, как я тебе накажу. Одолеем мы и эту напасть, как и другие многие одолели, но и ты должен будешь не ударить лицом в грязь, показать на что способен. Скачи ты не мешкая к замку Железного Богатыря, он как раз сейчас на охоту собирается, и подучи Иляну-Косынзяну, чтобы она его спросила где его сила спрятана. Но она должна заранее знать, что когда она первый раз спросит, отвесит ей Железный Богатырь одну пощёчину, второй раз спросит две пощёчины, третий раз — три пощёчины, а уж на четвёртый раз выпытает она у него всю правду без утайки.
Свинцовый Богатырь всё в точности и выполнил.
Когда Железный Богатырь вернулся с охоты, Иляна-Косынзяна сперва его напоила-накормила, а потом уж спросила, где скрыта его сила. Разгневался богатырь, ударил её по лицу. Прикинулась Иляна-Косынзяна очень опечаленной, в три ручья заплакала, запричитала:
— За что же так? Ни разу мы не ссорились, не бранились, ничего я от тебя никогда не скрывала, не прятала, а ты даже такую малость не хочешь мне открыть.
Рыдала она и жаловалась, просила и молила, пока по её воле всё и вышло. Как Железный Богатырь ни упрямился и ни отнекивался, а всё одно не устоял. Недаром есть поговорка, что может женщина, то никому не под силу.
Раскрыл Железный Богатырь Иляне-Косынзяне свою тайну.
— Видишь вон ту плётку-трёххвостку? Ежели кто её возьмет и трижды ею на три стороны махнёт, да трижды позовёт: «Гей-гоп, сила Железного Богатыря, где ты?» то сразу же из-под порога появится ларец и в нём три яйца лежат. А в тех яйцах вся моя сила и кто их разобьёт меня изведёт.
Раскрыл он эту тайну и Иляна-Косынзяна тут же с ним помирилась.
А как ушёл он снова на охоту, Свинцовый Богатырь тут как тут. Взмахнул три раза плёткой-трёххвосткой на три стороны и трижды позвал: «Гей-гоп, сила Железного Богатыря, где ты?» Только закончил он звать в третий раз, как из-под порога появился перед ним ларец, сам раскрылся, сам перед ним яйца выложил.
Железный Богатырь услышал оттуда, где он был Щёлканье плётки-трёххвостки и погнал, сломя голову домой, силу свою выручать. Ещё издали крикнул он Свинцовому Богатырю, чтобы тот не разбивал яйца, повременил совсем немного, дал бы ему хоть ещё один шаг сделать. Но добрый молодец уже хлебнул горя со своим побратимом, и потому не стал ждать, а ударил яйца об землю и разбил их вдребезги. В тот же миг Железный Богатырь рассыпался, в прах и пепел обратился.
А Свинцовый Богатырь взял Иляну-Косынзяну, деву-красу, царицу всех трав и цветов, в косе её роза поёт, и поехал с ней к деду Отшельнику. Провели они там в радости и весельи девяносто девять дней и ночей.
На прощанье дед Отшельник щедро одарил их, а они его горячо поблагодарили, в ноги поклонились и домой отправились, к старикам родителям Свинцового Богатыря.
Однажды к вечеру, когда день в ночь превращался добрались они до родного города Свинцового Богатыря и остановились у лачуги его родителей. Но Свинцовый Богатырь не сказал Иляне-Косынзяне, что это его отчий дом. Спешился он, зашёл, поздоровался и попросил хозяев приютить их на ночь.
Удивились дед и баба — чего это вдруг столь знатные путешественники просят ночлега в их убогой лачуге. Стали они всячески отнекиваться: мол, столь важным господам несподручно у них будет, домишко-то мал и тёмен, да и коней некуда поставить. Говорили они то одно, то другое, отказывались по всякому. Но Свинцовый Богатырь так их уговаривал, так упрашивал, что деваться было некуда, и в конце концов старики согласились принять приезжих на ночлег.
Иляна-Косынзяна как вошла в хижину, сразу же легла и уснула как убитая. Очень уж она утомилась в дороге. А Свинцовый Богатырь не лёг, а сел толковать с хозяевами, стал их расспрашивать о том, о сём, выпытывать, как живут они, кто их кормит и поит, почему так случилось, что на старости лет остались они одни-одинёшеньки, и о многом другом.
Дед поведал ему, что работают они с бабкой то на одного барина, то на другого, тем и добывают себе пропитание и что были у них три сына. Двое старших живы и поныне, но стали они царями и знать не хотят о своих родителях. А о третьем сыне ничего никому неведомо: жив ли он или нет, потому что «уж целый век как нет от него никаких весточек», — закончил, горько вздыхая старик.
Слушал его Свинцовый Богатырь, слушал и нет-нет слеза на глаза навёртывалась, хоть и сдерживался он изо всех сил. Ещё хорошо, что лучина мало света давала и ничего приметить нельзя было.
А затем дед рассказал всю историю о том, как у Багрян-царя змеи похитили солнце, луну и звёзды, как его старшие сыновья разыскали их и царю возвратили, а царь отдал им в жёны своих дочерей.
Меж тем старуха ужин состряпала и на стол подала, а уж с каким удовольствием съел его Свинцовый Богатырь и говорить нечего, потому что лучше родной матери никто стряпать не умеет.
Поужинал добрый молодец и пошёл в город прямёхонько к той конюшне, куда медных коней заперли. Накормил и напоил их, а то они голодные стояли с тех самых пор, как старшие братья сюда их завели и начисто о них забыли.
Наелись кони досыта и стали друг другу жаловаться. Конь старшего брата сказал:
— Эх, пришёл бы теперь мой хозяин и сел бы на меня верхом, я тотчас же забросил бы его за облака, чтобы упал он оттуда и разбился насмерть.
Свинцовый Богатырь понял речь коня. Чуть спустя зашёл в конюшню, взнуздал его, вывел во двор и вскочил в седло. Конь не знал, кто на нём сидит, встряхнулся, вскинулся, на дыбы взвился и попытался, как хвалился, забросить молодца за облака. Но ничего у него не вышло. Отвёл его богатырь обратно в конюшню и вывел коня среднего брата. А тот как взметнулся, так и зашвырнул молодца прямо в море-океан. Потом вернулся в конюшню и похвалился остальным, что он сделал.
Но третий конь, тот, на котором на первых порах Свинцовый Богатырь скакал, с укоризной сказал:
— А вдруг человек, который сейчас пришёл, нас накормил и напоил, это наш хозяин, тот самый, что из земли когда-то нас вырыл и снова над нами сжалился? Так ты ему за добро его отплатил? Ежели ты, — повернулся он к коню среднего брата, — до завтрашнего утра не вызволишь его и не привезёшь обратно, я тебя зубами загрызу, копытами затопчу, насмерть забью!
Испугался медный конь и тотчас же бросился на розыски. Избороздил он море-океан вдоль и поперёк, а о Свинцовом Богатыре ни духа, ни слуха. Всюду он его искал, да всё напрасно, пока не повстречался ему царь рыб.
Царь рыб спросил коня, что ему надо.
Тот рассказал всё как было. Велел ему царь рыб подождать немного, пока он сам не узнает. Взял он рог-раковину и трижды подул на три стороны моря-океана. Сразу же приплыли на зов все его подданные, то есть все рыбы. Спросил царь рыбьих князей, все ли на лицо? Ответили ему князья, что все приплыли, только одной рыбы ещё нет. Подождали они немного, пока и та рыба не показалась. Плыла она медленно, еле-еле двигалась, так наелась.
Царь сразу понял, что эта рыба проглотила молодца, но виду не подал, а только спросил её почему она замешкалась и вовремя не приплыла.
Рыба ответила, что захворала, мол, и потому не смогла выполнить быстро приказа.
А царь спросил её — не проглотила ли она, часом, земного человека?
Рыба ответила, что нет, не глотала.
Разгневался царь и повелел разорвать ту рыбу на куски.
Испугалась рыба, поняла, что с ней не шутки шутят, повинилась, и пообещала выплюнуть доброго молодца живым и невредимым, ещё краше чем он раньше был. Так она и сделала, а Свинцовый Богатырь поблагодарил царя рыб, сел на коня, выбрался на берег и поскакал в царский дворец.
Во дворец пошёл он прямёхонько к своим старшим братьям, поднял их со сна и строго спросил: почему они так нехорошо обошлись со стариками родителями и с медными конями, которые из всех бед их выручали. Братья, в своё оправдание, всякие небылицы стали выдумывать.
Тогда, чтобы доказать правду, вывел Свинцовый Богатырь братьев во двор, поставил по правую руку от себя и сказал:
— Пусть бог сейчас рассудит кто из нас прав, а кто виноват, и виновного тут же покарает.
Эти слова он сказал и свой меч высоко в поднебесье послал, а как меч обратно упал, в обоих старших братьев попал и надвое распластал. Свинцовый Богатырь тотчас же их похоронил, пока ещё не рассвело.
Потом привёл он Иляну-Косынзяну, деву-красу, царицу всех трав и цветов в царский дворец, да и своих стариков родителей уговорил туда перебраться, хотя очень им не хотелось свою тёмную лачугу покидать.
Свинцовый Богатырь и Иляна-Косынзяна сыграли затем весёлую свадьбу, и все радовались: и люди, и звери, и даже листва на деревьях, из-за того что правда победила.
Может статься, что Свинцовый Богатырь и Иляна-Косынзяна и сейчас живут, не тужат, невзгод-горя не знают.
А я палку оседлал и всё как мог вам рассказал.
А тот, кто лучше сказку знает, от нас её пусть не скрывает.
Молодость без старости и жизнь без смерти
Перевод Н. Анисимовой
Жили-были когда-то царь и царица. Ежели бы не жили, то и сказки бы этой не было. А было это в те годы, когда росли на тополе груши, а на раките — фиалки; когда медведи хвостами дрались; когда волки с ягнятами братались, обнимались-целовались; когда на подкову блохе уходило девяносто девять ока железа и прыгала блоха в небесную высоту да приносила нам оттуда сказки; когда писала муха на стене… Тот врать мастак, кто не поверил, что это так.
Жили-были великий царь и царица, молодые и красивые, но детей у них не было. Много раз обращались они к знахарям и лекарям, да всё напрасно. Сколько они ходили по всяким звездочётам, просили их узнать по звёздам, будут ли у них дети, а детей всё нет как нет.
Наконец прослышал царь, что живёт неподалёку в одной деревне старик знахарь, и послал за ним. Но старик ответил гонцам, что, если он кому нужен, пусть тот сам к нему придёт. Собрались тогда в дорогу царь с царицей и вместе с боярами, солдатами и слугами отправились к старику в деревню. Старик, как только их увидел, тотчас вышел им навстречу и сказал:
— Добро пожаловать! Только зря ты, твоё величество, ко мне пожаловал. Исполнение желания твоего принесёт тебе одно лишь горе.
— Не твоя это печаль, — сказал царь. — А коли есть у тебя такое зелье, чтоб у нас дети родились, дай мне его.
— Есть у меня такое зелье, но родится у вас только один сын — Фэт-Фрумос,[1] и красив он будет, и всем хорош, и жалостлив — да не про вас.
Взяли царь с царицей зелье и радостные вернулись во дворец. Вскоре царица понесла; Всё царство, весь двор царский и все сановники, узнав об этом, возликовали.
Не пришло ещё время царевичу родиться, а он уж стал в утробе матери плакать, и ни один лекарь не мог его успокоить. Отец обещает сыну все блага земные, а тот всё плачет-заливается.
— Успокойся, мой дорогой, — говорит царь, — подарю я тебе любое царство; замолчи, сынок, дам я тебе в жёны любую царевну.
Обещает он ему и то, и сё, и всякую всячину. Наконец, когда увидел царь, что ничем его не утешить, говорит:
— Замолчи, дитя моё, дам я тебе молодость без старости и жизнь без смерти.
Тут мальчик перестал плакать и родился. Ударили слуги в литавры и затрубили в трубы, и ликовало всё царство целую неделю.
Чем больше рос мальчик, тем умнее и отважнее он становился. Ходил он в школу и к философам; над чем другие дети год бились, он с тем за один месяц справлялся. Царь не мог на сына нарадоваться. Да и все в царстве радовались тому, что будет у них государь такой же умный и учёный, как царь Соломон. Вдруг, неизвестно почему, стал мальчик грустить, сделался он задумчив и печален. И вот в тот самый день, как исполнилось ему пятнадцать лет, когда царь пировал за столом со своими боярами и сановниками, поднимается Фэт-Фрумос со своего места и говорит: