Селсо поднялся, поклонился и проговорил:
— Добрый вечер.
— Это дон Поликарпо из Соколтенанго; он ездит с товарами и тоже собирается отправиться на монтерию. Ты мог бы с ним пойти, чамула, — сказал староста.
Все эти последние дни Селсо страстно мечтал лишь об одном: найти попутчика на монтерию, проделать этот трудный поход с кем-нибудь вместе.
Но Селсо уже не был тем неискушенным, неопытным индейским парнем, каким вернулся с кофейной плантации. Он сам чувствовал, что изменился. Первая перемена произошла в нем, когда дон Сиксто так легко, без всяких церемоний, отобрал у него деньги, заработанные для свадьбы. Вторая, когда он не смог купить подарка матери, потому что лавочник запросил у него, как он узнал потом, втридорога, чтобы продать ему водку. И, наконец, перемена произошла в нем, когда отец сказал ему, что дон Сиксто не имел права отобрать у него деньги. В результате всех этих перемен характер Селсо резко изменился — он утратил душевную невинность. Он понял, что в этом мире ничто не дается даром и что, если ты сам не умеешь соблюсти свою выгоду, тебя непременно обойдут. Так на собственном печальном опыте Селсо научился быстрее думать и медленнее говорить «да» и «к вашим услугам, хозяин». А так как это умение принесло Селсо значительную выгоду во время переговоров с доном Аполинаром, он твердо решил и в дальнейшем держаться своей линии. Прежде он ответил бы на слова дона Поликарпо:
«Я так счастлив, патронсито, что встретил вас и что мы вместе пойдем через джунгли!»
Но теперь Селсо уже знал, что его прямодушие может привести только к одному: торговец немедленно использует его себе на благо, а ему в ущерб. Поэтому Селсо ничего не ответил на слова старосты и оставил торговца в полном неведении относительно того, как он отнесся к полученному предложению. Тем временем он незаметно, но пристально разглядывал дона Поликарпо.
Он сразу же отметил, что дон Поликарпо был таким же бронзовым, таким же коренастым, как он сам. У него были такие же черные, с косым разрезом глаза и густые черные, похожие на проволоку волосы, падающие на лоб, который казался из-за этого очень низким. Голова дона Поликарпо имела конусообразную форму, а шапка волос производила впечатление черного тюрбана. Не вызывало сомнения, что оба деда дона Поликарпо, а быть может, и обе бабки были чистокровными индейцами и жили еще в родном селении, а отец и мать его уже попали в город, были, скорее всего, в услужении, потом поженились и воспитали своих детей горожанами. Так дон Поликарпо превратился в ладино и, сделавшись мелким странствующим торговцем, стал независим и самостоятелен. Он одинаково бегло говорил по-индейски и по-испански. Это очень помогало в торговле и давало ему значительное преимущество перед другими торговцами, говорившими только по-испански. Поскольку он совершенно свободно изъяснялся по-индейски, да к тому же и выглядел как индеец и умел, если это было выгодно, соблюдать все индейские обычаи, он пользовался большим доверием в маленьких индейских селениях и у пеонов, работавших на плантациях. Торговлю он вел на свой лад честно и довольствовался куда меньшей прибылью, чем любой из тех многочисленных мексиканских и арабских торговцев, которые колесили по стране. Но, к сожалению, он обладал весьма ограниченными средствами и мог поэтому ездить лишь с небольшим количеством товаров. Крупные торговцы возили с собой целые склады и приучили покупателей к богатому выбору. С ними конкурировать было нелегко. Чтобы сбыть свои товары, дон Поликарпо был вынужден трудиться не покладая рук и постоянно кочевать с места на место.
Но все это нисколько не занимало Селсо. Он не знал, как идут дела у дона Поликарпо. Он видел в нем только торговца, получающего барыши. И, хотя он угадал в нем своего брата, индейского крестьянина, он оказывал ему такое же уважение, как и настоящему ладино. Раз дон Поликарпо хотел быть ладино, Селсо отнес его к разряду людей, которых нужно использовать, чтобы вернуть деньги, отнятые у него доном Сиксто.
Селсо собрал все свое мужество — он решился поставить на карту возможность иметь попутчика. Рассуждал он так: «Даже если мне не удастся добиться того, чего хочу, я все равно смогу пойти с этим человеком. Ведь ему это ничего не будет стоить, я ничем его не обременю и ничего от него не потребую, поэтому он не станет возражать, если я пойду за ним следом».
— Простите меня, патронсито, — сказал Селсо вежливо и покорно, обращаясь к старосте, — не гневайтесь на меня, господин мой, но я думаю, что не смогу отправиться с доном Поликарпо.
— Почему же ты не сможешь идти со мной, мучачо? — спросил дон Поликарпо.
— Видите ли, — ответил Селсо, обращаясь к обоим, — я получил приказ от дона Аполинара доставить ящик с лекарствами на монтерию Агуа-Асуль кратчайшим путем. Там болеют пеоны, у них не то лихорадка, не то еще что-то, почем я знаю. И дон Аполинар обещал мне дать лишнее песо, если я доставлю ящичек как можно быстрей.
Дон Поликарпо начал торговаться:
— Послушай, чамула. Не волнуйся, я хорошо знаю дона Аполинара, мы с ним друзья, я все улажу. Вот что я тебе скажу, мучачо… Как тебя зовут? Селсо? Хорошо… Так вот, Селсо, я надеюсь, что на монтерии у меня дело пойдет на лад — ведь там уже много месяцев не было ни одного торговца. Я просто уверен, что там мне удастся выгодно продать все мои товары. Конечно, ты идешь куда быстрее, чем я со своими ослами. И если ты двинешься вместе со мной, то не получишь обещанного песо за скорую доставку, это верно, но я возмещу тебе убыток. Пойдем со мной, мы вместе проделаем весь путь, и я дам тебе за это два песо.
— Послушай, чамула, — сказал староста, — два песо не валяются на улице. — Он громко сплюнул и добавил: — Я ведь тебе уже говорил, что путь на монтерию дьявольски труден. Да ты сам в этом убедишься. Сразу же за. Ла Кулебра ты узнаешь, почем фунт лиха. Иди-ка лучше с доном Поликарпо да заработай себе спокойно два песо.
Староста был очень заинтересован в том, чтобы человек, попавший в это селение с намерением идти на монтерию, не изменил своих планов. Ведь продажа продовольствия путникам, идущим через джунгли, была для него одной из главных статей дохода. Не будь у него этого заработка, он, вероятно, вообще не согласился бы занять жалкий пост старосты. Помещик, владевший этой землей, сам проживал в Табаско и платил ему всего двадцать пять сентаво в день.
Положение дона Поликарпо было безвыходным: он должен был во что бы то ни стало отправиться на монтерию, чтобы поправить свои дела. Долго ждать он тоже не мог, так как вовсе не исключалось, что вдруг прибудет какой-нибудь крупный торговец и удовлетворит весь спрос на товары в монтериях. Но дон Поликарпо ни за что не хотел пускаться в путь с мальчиком в качестве единственного помощника. А Селсо сумел заставить поверить и дона Поликарпо и старосту, что он предпочел бы идти один. И на этот раз, точно так же, как в случае с доном Аполинаром, Селсо не предлагал своих услуг, хотя, собственно говоря, у него не было иного выхода, как сопровождать дона Поликарпо.
Дон Поликарпо пододвинул свой стул ближе к Селсо. Он вынул небольшой пакет фабричных сигарет, открыл его и предложил Селсо закурить. Селсо все еще курил свою толстую сигару, однако он взял предложенную сигарету и спрятал ее в карман на груди.
— Не будь таким упрямым, Селсо, — принялся уговаривать его торговец. — Я должен во что бы то ни стало отправиться со своими товарами на монтерию. Мальчик, который находится у меня в услужении, старательный паренек. Но он еще мал и слаб. При таком переходе нужен помощник, который в силах поднять вьюк. Вот что я тебе скажу, мучачо. Если ты пойдешь со мной до Агуа-Асуль, я дам тебе три песо. Больше того: я буду кормить тебя во время всего пути. У тебя не будет никаких расходов. А за это ты мне немного подсобишь в дороге. Вот, например, по утрам, когда надо пригонять и навьючивать ослов. Будь хорошим парнем, Селсо! Почем знать, быть может, нам еще доведется встретиться, и я тоже смогу быть тебе полезным.
— Ладно, патронсито, — сказал Селсо. — Ладно, я пойду с вами. Но только потому, что у вас так плохо шли дела в последнее время. Ни для кого другого я бы не стал этого делать. Я не хочу обманывать дона Аполинара.
— Я тебе уже сказал, Селсо, — ответил торговец: — с доном Аполинаром я все улажу. Он поймет, что ты задержался не по своей вине.
Дон Поликарпо сказал, обращаясь к старосте:
— Дон Мануэль, не могли бы ваши служанки сварить нам кофе?
— Конечно, конечно, — ответил староста и крикнул: — Эй, чуча, проклятый мошенник, скажи сеньоре, что мы хотим выпить кофе! Да поторапливайся, не то я тебе все кости переломаю, бездельник!
Староста поскреб себе кадык и громко сплюнул…
Итак, торговец, мальчишка-подручный, Селсо со своим тюком на спине и три навьюченных осла с товарами дона Поликарпо двинулись в путь. Но не на следующий день, а лишь два дня спустя.
Дорога на монтерию оказалась куда трудней, чем ее описывал староста.
7
Как и следовало ожидать, в дороге на долю Селсо выпала самая тяжелая работа. Он был услужлив и хотел честно заработать еду, обещанную доном Поликарпо. Ведь они договорились, что в пути Селсо немного поможет дону Поликарпо, а тот будет его за это кормить. Но уже на второй день пути услуги, которые оказывал Селсо, превратились в обязанности, и у него появилось огромное количество дел. Дон Поликарпо командовал Селсо, словно своим работником. Все началось с того, что в первый же вечер, когда они добрались до места ночлега, дон Поликарпо опустился на землю, заявив, что от усталости не может и пальцем пошевелить.
— Начни-ка разгружать ослов, я тебе потом подсоблю, — сказал дон Поликарпо.
И Селсо без его помощи снял поклажу с ослов.
— Перенеси сюда вьюки! — приказал дон Поликарпо.
Мальчик делал вид, что изо всех сил помогает Селсо, но в действительности он только бегал взад и вперед да перекатывал с места на место маленькие тюки.
— Нам надо нарезать веток для ослят, — сказал дон Поликарпо.
Это «нам» означало, что Селсо должен взять свой мачете, нарубить веток, притащить их к стоянке и задать корм животным.
Пока дон Поликарпо разжигал костер, чтобы варить еду, Селсо пришлось натаскать воды, добыть сухих дров и вымыть котелки. Следить за тем, чтобы еда не пригорала, оказалось тоже обязанностью Селсо. А наутро Селсо разыскивал разбредшихся за ночь ослов, взнуздывал их, седлал, затем перетаскивал тюки и навьючивал их на животных. Вот тут-то дон Поликарпо подсоблял Селсо, то есть делал именно ту работу, которую, согласно договоренности, должен был делать индеец. Вьюк обычно увязывают два человека: один подает ремни и веревки — это легкая работа, другой укладывает и приторачивает тюки — эта работа трудная. Именно ее и делал Селсо.
Покуда Селсо искал в джунглях ослов, дон Поликарпо завтракал. Затем ослов навьючивали, и маленький караван в сопровождении дона Поликарпо тотчас же трогался с места. Только тогда Селсо удавалось улучить минуту, чтобы выпить кофе и разогреть несколько тортилльяс. Кофе дон Поликарпо наливал Селсо прямо в плошку, а лепешки оставлял у огня и на одну из них клал горстку бобов. Селсо приходилось есть впопыхах, чтобы не сильно отстать от каравана. Покончив с едой, он засыпал землей тлеющий костер, взваливал себе на спину тяжелый тюк и бегом отправлялся вслед за доном Поликарпо.
Когда Селсо наконец удавалось догнать свой маленький караван, чаще всего оказывалось, что один, а то и два осла уже успели сбросить с себя поклажу, и ему приходилось тут же снова браться за работу. Случалось, дон Поликарпо не мог доглядеть за всеми ослами, и какой-нибудь из них незаметно сворачивал на боковую тропинку и уходил в джунгли. Тогда Селсо отправлялся разыскивать беглеца и через некоторое время его находил. Но вьюк у осла обычно уже болтался под брюхом. Навьючить его снова Селсо один не мог. Он снимал с осла поклажу, брал его на лассо, а тюк взваливал себе на плечи и кое-как добирался до места, где его ожидал дон Поликарпо. Там они вдвоем вновь нагружали животное.
Случалось также, что ослам надоедало ждать своего норовистого собрата, а дон Поликарпо оказывался бессильным их удержать. Ослы пускались в путь, и торговцу волей-неволей приходилось идти за ними следом до тех пор, пока им самим не взбредет в голову остановиться и улечься на землю.
А Селсо, взвалив себе груз осла на плечи, бежал за караваном и с трудом догонял дона Поликарпо. Они вдвоем снова навьючивали животных, и караван тут же трогался в путь. А Селсо возвращался назад за своими вещами, которые он бросил на дороге, отправляясь на поиски удравшего осла.
Однако, пока они шли через джунгли, в характере Селсо продолжали происходить изменения. Когда он понял, что дон Поликарпо хочет вымотать из него все силы, и заметил, что торговец не столько устает, сколько ленится, Селсо стал себя вести по-другому.
Однажды, поднимаясь по крутой скалистой тропе, Селсо поскользнулся и упал вместе со своим тюком, да так неудачно, что вывихнул правую руку. Произошло это как раз на глазах у дона Поликарпо, и Селсо, вдруг изменив обычаю индейцев скрывать свои чувства, громко застонал, корчась от боли. Он не мог рубить ветки левой рукой, поэтому дону Поликарпо пришлось самому заняться заготовкой корма для ослов. Когда они навьючивали животных, Селсо только подавал ремни и веревки. А во время переходов Селсо взял за правило идти впереди, погоняя головного осла. Он утверждал, что так караван пойдет быстрее — ослы не отстанут от вожака. Когда у ослов, идущих позади Селсо, поклажа сползала со спины, их перевьючивал торговец с мальчиком-подручным. Если же груз съезжал под брюхо у осла, которого погонял Селсо, индеец останавливался и ждал, пока подойдет дон Поликарпо.
Такое разделение труда было явно не по душе дону Поликарпо. Вечером, когда они остановились на ночлег, дон Поликарпо сказал:
— Послушай, Селсо, ты и левой рукой сумеешь нарезать ветки. Ведь ты орудуешь левой не менее ловко, чем правой.
— Попробую, хозяин, — услужливо ответил Селсо.
Он углубился в джунгли и принес оттуда большую охапку свежих веток.
Но, когда они, поужинав, уселись у костра и закурили, Селсо, как бы невзначай, сказал:
— Право, хозяин, я не могу терять так много времени на дорогу. Ослы идут очень медленно, а мне надо поскорее доставить ящик с лекарством в Агуа-Асуль. Дон Аполинар изобьет меня, если я не доставлю в срок лекарство дону Эдуардо. Ведь на монтерии все рабочие лежат в лихорадке.
За эти три дня дон Поликарпо успел составить себе достаточно ясное представление о джунглях, поэтому он до смерти испугался, поняв, что Селсо может бросить его посреди пути. При одной мысли о том, что они могут расстаться — все равно, пойдет ли индеец вперед или отстанет, — торговец покрылся холодной испариной.
— Знаешь что, мучачо: давай-ка лучше съедим с тобой банку сардин, — сказал дон Поликарпо.
Он пододвинул к себе свой мешок и начал в нем рыться, пока не нашел коробку испанских сардин в масле. Во время странствий сардины были для него роскошью, которую он позволял себе лишь изредка, в дни особенно удачных дел. Но, кроме того, сардины были и аварийным запасом продовольствия, который торговец хранил на случай, если все продукты погибнут от дождей или от крыс. Мальчишка не помнил, чтобы дон Поликарпо когда-нибудь открыл сардины, хотя они всегда возили с собой не меньше шести коробок.
Мальчику дали полторы сардины и разрешили вылизать коробку. Остальные сардины и масло из коробки дон Поликарпо и Селсо поровну разделили между собой.
Торговец проделал дележ сардин столь торжественно и благоговейно, словно это был обряд святого причастия, и тем самым как бы признал Селсо равноправным товарищем на весь остаток пути. Торговец зашел так далеко в своем новом отношении к Селсо, что всякий раз, когда надо было подтащить тюк к костру или сделать еще что-нибудь, он поручал это мальчику.
— Сиди! — говорил он Селсо. — Мальчишка сам справится. Он и так ничего не делает, не зарабатывает даже на соль, которую съедает. Мы с тобой достаточно устали, а у него ноги молодые.