Торпи - Александр Парфентьев


Александр Парфентьев

Глава первая,

в которой рассказывается о том, как маленького бобрёнка унесло наводнением далеко-далеко от дома

Той зимой выпало много-много снега. Зима была холодной и длинной, а когда, наконец, пришла весна, снег растаял так быстро, что реки вышли из берегов.

На одной реке жили бобры. Их было пять семей. Каждая семья имела свой собственный дом и носила имя бобра, первым его построившего. Некоторые семьи были такими старинными, что даже не помнили, в каком году был построен их дом. Зато имя самого первого строителя никто не забывал.

Как раз в ту весну в семье Быстрого родились два маленьких бобрёнка. Вообще-то, пополнение в бобровых семействах обычно бывает в первые дни лета, но иногда, это случается и ранней весной.

Один из новорожденных оказался таким шустрым, что сразу же после появления на свет скатился в воду.

— Весь в нашего прапрадедушку, — воскликнул папа-бобр, выловив малыша из воды. — Назовём-ка его Шустриком.

— А второго назовём Беленьким, — сказала мама-бобриха.

— Почему Беленьким? — удивился папа.

— Ты только посмотри на него! Он же весь в молоке!

Сладко попискивая, брат Шустрика сосал молочко, удобно устроившись на широком и тёплом хвосте матери. Это занятие ему нравилось больше, чем купание в холодной воде.

Бобрята походили один на другого, как два ивовых листика. А когда они спали, уткнувшись носами в мамин бок, их вообще невозможно было отличить. Но стоило малышам проснуться, то сразу же становилось ясно: этот — Беленький, а этот — Шустрик. Беленький после сна немедленно принимался за еду, а его неугомонный братишка отправлялся изучать окрестности.

— Он когда-нибудь опять плюхнется в воду, — тревожился папа.

— Чего доброго, выплывет наружу, и мы потеряем его, — волновалась мама.

Дом у бобров устроен не так, как у остальных зверей. Он стоит прямо посреди реки и войти в него можно только если подплыть к домику и поднырнуть. Но в нем самом сухо, вода лишь в небольшой норе в полу, которая служит бобрам дверью.

Вот в эту-то нору и угодил Шустрик, едва успев родиться. Малыш и сейчас в любую минуту готов был провалиться туда, потому что ему не терпелось узнать, что это там блестит и плещется, как живое, и так приятно пахнет?

И вот однажды вода стала подниматься и грозила залить их комнату.

— Что это? — испугалась бобриха.

— Идёт большая вода! — сказал папа-бобр. — Ступайте в спальню и ждите меня там. Я скоро вернусь.

Мама с малышами перебралась в дальнюю комнату, самую сухую, и они стали ждать. А вода всё прибывала и прибывала. Когда она залила прихожую, бобриха сунула детей в глубокую нишу в стене, заткнула ее ветками и поплыла наружу посмотреть, что же все-таки произошло.

Здесь творилось что-то невообразимое! Река разлилась безбрежным морем! Все взрослые бобры без устали трудились у плотины, подгоняя бревна и ветки. Нужно было во что бы то ни стало, укрепить ее! Если наводнение разрушит плотину, в деревню придёт большая беда: без плотины река обмелеет и бобрам просто негде будет жить.

Мама-бобриха, не раздумывая, поспешила в лесок. Она принялась подгрызать толстый ствол ольхи. Мягкая и сочная древесина быстро превращалась в щепки в ее острых зубах. Бобриха знала свою работу. Сколько раз она проделывала это! Дерево было чуть-чуть наклонено к реке, поэтому свалить ничего не стоило. Со стороны реки бобриха подточила его совсем немножко, но зато с другой стороны прогрызла дальше сердцевины, и дерево с громким треском рухнуло в воду.

Три бобра подплыли к нему и принялись поспешно отгрызать самые толстые ветки.

— Скорее! — крикнула им бобриха. — Я сейчас свалю ещё одно дерево!

Работа кипела во всю. И мама-бобриха совершенно забыла о том, что дома у неё остались два маленьких сыночка.

А Шустрик с Беленьким тихонько сидели в темноте и прислушивались. Они никак не могли понять, куда же подевалась их мама. Вот только что была тут, рядом, от неё так вкусно пахло молоком, и вдруг её не стало. Ну где же она? Неужели на свете есть такие важные дела, ради которых можно вот так взять и бросить своих только-только родившихся, совсем ещё глупых и несмышлёных детей?

Вдруг на стену упало то-то тяжёлое. Дом страшно задрожал. Беленький испуганно запищал. Шустрик тоже испугался, но пищать не стал, а просунул голову сквозь ветки и заглянул в спальню.

От сильного удара в стене домика образовалась дыра, и комната наполнилась ярким светом. Бобрёнок от неожиданности крепко зажмурился. В дыру задувал ветерок, он принес с собой запах голубого неба, мокрых листьев и еще чего-то незнакомого и манящего. Шустрик осторожно потянул носом воздух. И этот яркий свет, и эти запахи, и звуки там за стеной — всё было таким новым и интересным, что малыш открыл глаза и неуклюже выбрался из своего укрытия. Он даже не представлял, какой огромный-прерогромный мир находится за стенами этого дома — гулять в котором без мамы или папы очень опасно!

Бобренок не знал и о том, что где-то далеко от бобровой деревни размыло помойку и огромная куча мусора плывет ему навстречу. Но этого никто не мог знать, даже его мама-бобриха.

Шустрика не учили плавать, потому что он был ещё слишком мал. Бобренок заглянул в дыру в полу, там двигалось и плескалось что-то живое и приятное. Неожиданно он услышал внутренний голос, который сказал: «Набери побольше воздуха и прыгай!» Шустрик решил, что это мама она там, внизу и зовёт его к себе. И он так и сделал. Вдохнув поглубже и задержав дыхание, малыш нырнул в воду.

Что-то холодное сжало его со всех сторон. Но бобрёнок не испугался. Он открыл глаза и поискал маму. Мир вокруг был необычен: он не стоял на одном месте, а всё время вертелся и кружился. Когда бобрёнок посильней ударил хвостом, кружение прекратилось; в подводном мире установился порядок, он разделился на две части: одна, чёрная, была внизу, а другая, светлая, — наверху. Бобрёнку словно кто-то подсказывал, что нужно делать. С каждой минутой он чувствовал себя все уверенней.

В этом мире, не нужно было переставлять лапы, как там, на воздухе, здесь всё было намного легче и проще. Вытянувшись и работая своим удивительным хвостом, который раньше ему только мешал, бобрёнок устремился вверх, к свету.

Но едва Шустрик вынырнул на поверхность, как что-то с силой навалилось на него и понесло вниз по реке. Неожиданно он почувствовал острую боль в губе. Это был кусок железки, принесённый волной с кучей мусора. Бобрёнок не знал, что река — это длинная-предлинная дорога, которая может унести его очень далеко от дома. Шустрик был еще глупым, и ему было очень больно. Наткнувшись на короткое брёвнышко, малыш вцепился в него и, зажмурившись, изо всех сил заработал хвостом.

Вода прорвала часть плотины и бобры были так заняты ремонтом, что не заметили, как мимо них на огромной скорости пронеслась маленькая торпеда. Все дальше и дальше удалялась она от деревни. И этой торпедой был маленький беззащитный бобрёнок, в ужасе вцепившийся в короткое бревнышко.

Глава вторая,

в которой маленький бобрёнок попадает к крысам

Да, в ту весну воды и правда было много. Река разлилась так широко, что вплотную подступила к старой перевёрнутой лодке, под которой крысы держали все свои съестные припасы.

Вожак крысиной шайки по имени Кислый Батон каждое утро наведывался к лодке посмотреть, не залило ли продукты. В трюмах лодки хвостатые разбойники хранили муку, наворованную на ближайшей мельнице, и сухари, украденные в селе. Нельзя было допустить, чтобы вода намочила всё это богатство. От воды мука и сухари портятся, в них заводятся черви, которые гораздо прожорливее крыс и уничтожают всё в два счёта. Если это произойдёт, крысам придётся голодать. А что такое голодная крыса, старому вожаку не нужно было объяснять. Когда в крысиные семьи приходит голод, в них постоянно вспыхивают ссоры. Достаточно любого пустяка, вроде засохшего рыбьего скелета или арбузной корки, которыми крысы не захотели делиться друг с другом, чтобы все закончилось кровавой резнёй.

В то утро Кислый Батон пришёл на берег реки раньше обычного. Что-то не давало вожаку покоя. У него тревожно сжималось сердце от какого-то непонятного предчувствия. И это предчувствие не обмануло его. Забегая вперёд, скажем, что этот день оказался последним днем в жизни Кислого Батона. Вожак был уже старым и дряхлым, но редкая крыса умирает от старости. Смерть обычно приходит к ним раньше срока — от дроби из ружья сторожа, от яда, который люди подмешивают к сахару, от клыков собак или даже от зубов своих же серых сородичей. Но Кислого Батона ждала иная судьба.

Взобравшись на киль лодки, он с беспокойством поглядывал вниз — туда, где на прогнившие борта накатывали злые волны. Водяные брызги взлетали выше лодки. Кислый Батон с тревогой втягивал ноздрями мокрый воздух и топорщил длинные седые усы, при этом кончик его вытянутого хвоста мелко-мелко подрагивал.

Вода была самым лютым врагом для крыс, не считая человека.

Вдруг что-то твёрдое стукнулось о борт лодки — длым! Потом опять — длым, длым! Вожак пискнул и побежал к корме. Лапы его скользили на сыром дереве, и он раза два чуть не плюхнулся с высоты в воду. У кормы он не обнаружил ничего подозрительного. Разве что вода здесь выглядела чуть глубже, и на душе от этого становилось ещё тоскливее.

Он уже хотел было вернуться к носу лодки, когда опять послышалось это неприятное — длым! Кислый Батон присмотрелся и увидел в воде бутылку. Волны перекатывали её по песку, и она ударялась о борт лодки.

«Надо выловить её, — подумал вожак, — вдруг в ней осталось что-нибудь вкусненькое».

С этой мыслью Кислый Батон поднял глаза к реке, и вдруг у него нестерпимо зачесалось в правом ухе: вся река вблизи лодки и, наверное, дальше неё (далеко крысы не видят) была усеяна плавающими предметами. Ветки, палки, клочки бумаги, кусочки пенопласта, пустые бутылки, консервные банки, какие-то пакеты и коробки — всё это качалось на волнах, а от таких соблазнительных вещей у любой порядочной крысы голова пойдет кругом!

«Видать, где-то размыло очень богатую помойку», — хмыкнул про себя вожак.

Он так заспешил, что не спрыгнул, а скатился на спине вниз, перекувырнулся, вытряхнул из ушей песок и, щёлкая зубами, понёсся прямиком к лагерю, в котором обитала его шайка.

— Хватай! Кромсай! Режь! — хрипел он на ходу. — Все сюда! Есть чем поживиться! Кое-что плывёт нам прямо в лапы!

Крысы жили в старых дубовых бочонках, в которых люди раньше хранили вино. Каждая крысиная семья занимала два-три бочонка. Там где нужно, в них прогрызались двери и окна-отдушины. В этих «квартирах» у крыс было всё необходимое — еда на неделю, кое-какие пожитки и даже мебель, сделанная из картонных коробок из-под обуви.

Услыхав вопли своего вожака, крысы выбежали ему навстречу, и через несколько минут всё крысиное племя собралось у лодки.

Серые разбойники выстроились вдоль берега носами к реке и, стуча лапами по песку, подняли такой визг, что с Зелёного острова снялась стайка испуганных чаек.

— Хвосты — в воду! — прокричал Кислый Батон с лодки. — Подгребайте добычу к берегу! Быстрее!

Крысы развернулись к воде задом.

От ударов великого множества хвостов вода забурлила, закружилась, но течение было сильнее — добыча проплывала мимо.

— Столько добра уходит! — прохрипел Харчо, правая лапа вожака шайки. Он тоже стоял на лодке. — Ненавижу эту проклятую реку!

— Ненавидим эту проклятую реку! — заорали крысы.

— Гребите, гребите! Мы должны хоть что-нибудь выловить!

Некоторые крысы от жадности прыгали в воду и пытались плыть навстречу добыче, но волны были такие высокие, что горемыки захлёбывались и камнем шли на дно. Другие вытаскивали их за хвост из воды и пытались откачать. Но всё было напрасно. В лапы разбойникам попалось только несколько пустых бутылок, два бумажных пакета с остатками творога, да небольшой мешок, набитый картофельными очистками.

Вдруг над рекой разнёсся свист вожака.

— Тихо! — закричал Кислый Батон. — Что-то плывёт курсом прямо на нашу лодку!

Крысы замерли. В самом деле, прямо на них на большой скорости неслось что-то чёрное, выпуская позади себя целый фонтан брызг.

— Похоже на бревно, — сказал Одноухий, у которого одно ухо было откушено собакой. — Бревно с мотором…

— Торпеда! — догадался Харчо, он одно время жил на военном корабле и разбирался в подобных вещах.

— Это мощная торпеда, она несётся прямо на нас… Караул!!! Кто-то хочет взорвать нашу лодку!

— Торпеда! Торпеда! — в ужасе заорали крысы. — Спасайся, кто может!

Все бросились врассыпную.

Только Кислый Батон и Харчо остались на месте. Они стояли на лодке на задних лапах и, тревожно поводя носами, следили за движением торпеды, которая неумолимо приближалась. Непонятно было, откуда она взялась.

— Если она взорвётся, от нашей лодки не останется даже щепок, — тихо пискнул Харчо.

— А от нас?!

— А от нас — даже косточек!!!

— А-а-а! — закричали они вместе.

Но бежать было уже поздно: странная торпеда была уже так близко, что на ней можно было разглядеть веточку с зелёным листиком. А на конце торпеды, откуда летел фонтан брызг, виднелось что-то маленькое, темное, сжавшееся в комочек. Но это «что-то» совсем не походило на мотор. У него были усики, маленький нос-кнопка, прижатые к голове уши и закрытые крепко-накрепко глазки.

— Это не торпеда! — успел выкрикнуть Харчо, и в тот же миг бревно — а это было именно бревно — врезалось в лодку.

Послышался ужасный треск. От сотрясения оба разбойника скатились в воду. Затем что-то стремительно перелетело через лодку и шлепнулось на песок. После этого наступила тишина.

Глава третья,

в которой крысы решают, что делать с бобрёнком

«Комочек жвачки» был ещё и с лапками, которые смешно растянулись на песке в разные стороны. И ещё у него было что-то широкое и плоское как доска, которое торчало у него сзади — на том самом месте, где у нормальной крысы хвост.

Странный зверёк лежал неподвижно, будто мокрая тряпочка. Крысы окружили малюсенького незнакомца плотным кольцом и, тычась в него своими любопытными острыми мордами, засудачили наперебой:

— Посмотрите только, какое жалкое существо!

— И какое мокрое!

— Настоящая гадость!

— И откуда берутся такие заморыши?

— С реки, откуда! Я своими глазами видела, как оно перелетело через лодку и шлёпнулось прямо здесь.

— А мне показалось, оно с неба упало.

— Сам ты с неба упал!

— А что это там такое у него?

— Где?

— Да вон, торчит между лап.

— Хвост…

— Хвост? Таких хвостов не бывает!

— Нет, хвост: просто ему бревном его переехало…

— Вот бедняжка! Наверно, ему больно…

— Ещё бы. Тебе бы так хвост переехало!

Дальше