Дверь сельсовета была не заперта, и я, не слезая с Янгока, объехал все кабинеты, высматривая, в каком бы его запереть. Но все окна здесь, оказывается, без решёток. «Нельзя его оставлять тут, – решил я, – сбежит мой мошенник».
– Немного подумав, я нашёл наилучший выход: запер Янгока в старой тёмной конюшне, где хранились разные колёса и запчасти к машине Абдушукурова. Потом я вернулся в сельсовет, сел в председательское кресло и написал объявление:
«Внимание! Здесь заперт вор и мошенник Я. Уразаев, который выдавал себя за муллу Янгока. Просьба связать его и передать милиции».
Приклеил я листок к двери конюшни и со спокойным сердцем вернулся к омуту.
Закир всё ещё спал. Я сел возле него, достал корзину и с аппетитом поужинал. Потом накрылся курткой (Закир не замёрзнет, он больно жирный) и сладко уснул.
ТАЙНА ГРОБНИЦЫ
Мулла Янгок, которого утром вывели из конюшни, клялся и божился, что над ним зло подшутили дивы, что они всю ночь ездили на нём. Но ему уже мало кто верил: «Бороду тебе тоже дивы сбрили? И костюм на тебя надели? А эти пачки денег, что лежали в твоём чемодане, тоже дивы дали?» Я с большим нетерпением ждал возвращения нашего участкового милиционера, который повёз Янгока в район. Если Балтабай пронюхает, что мулла Янгок разоблачён, немедленно скроется. И кто знает, сколько ещё он совершит преступлений, если останется на свободе!
Участковый вернулся после обеда и сразу побежал в аптеку: он вечно там сидит, играет с аптекарем в шахматы.
Когда я вошёл, он грустно глядел на шахматные фигурки, подперев щёку ладонью, а аптекарь посмеивался – видно, выигрывал.
– Дядя милиционер!
Участковый вздрогнул, поднял на меня отсутствующий взгляд.
– Дядя милиционер, вы знаете Балтабая Султанова?
– А как же! – обрадовался участковый.
Радовался он, конечно, тому, что придётся сдаваться аптекарю. А положение у него было незавидное. Один-два хода – и мат!
– Конечно, знаю, как же его не знать, миленького! Это матёрый преступник! Целый год его ищем – не поймаем!
– Я знаю, где он прячется!
– Что? – Милиционер машинально достал с подоконника свою форменную фуражку и надел на голову. – Говори спокойно, мальчик, где ты видел Балтабая Султанова? И не врёшь ли?
– Я никогда не вру, – обиделся я. – Он хочет убить Абдушукурова…
Участковый милиционер то ли нарочно, то ли от волнения опрокинул шахматную доску.
– Всё, больше не играем, друг, дело серьёзное!..
– Служба – прежде всего, – вмешался аптекарь. – А мальчика я знаю: это сын тракториста Кузыбая. Толковый парень.
– А-а, это ты сбежал из дома и доставил нам столько хлопот?
Я опустил голову.
– Если говоришь правду и мы поймаем Балтабая, я прощу тебе всё. И ещё попрошу у начальства, чтобы представили к награде…
– Не надо мне награды, дяденька. Надо поскорее поймать его, пока он не убил Абдушукурова!
– Не убьёт – руки коротки! – Милиционер шагнул к выходу и остановился. – Так где, ты говоришь, скрывается этот вор и убийца?
– Он скрывается там, где гробница Узункулака. Я вам покажу…
Через два часа Балтабая привели к сельсовету со связанными назад руками. Толпа мальчишек бежала за ним, выкрикивая:
– Горбун без горба! Горбун без горба!
Горба Балтабая в самом деле не было. Его нёс в руке участковый милиционер. Показав подушечку с резинками, он подмигнул мне и улыбнулся. Я присоединился к ребятам и тоже начал выкрикивать:
– Горбун без горба! Горбун без горба!
Балтабая ожидала чёрная крытая машина, приехавшая из района. Возле неё стоял Абдушукуров с несколькими начальниками милиции.
– У-у, доконал-таки! – процедил сквозь зубы Балтабай, кинув злой взгляд на председателя сельсовета.
Абдушукуров прервал свой разговор и повернулся к Султанову. Лицо его стало серьёзным и жёстким.
– Поезжай, Султанов, поезжай, приготовил твой Янгок тебе убежище, – усмехнулся он.
Султанова посадили в машину, дверца захлопнулась. Абдушукуров повернулся к своим собеседникам и спокойно про-должил прерванный разговор.
На другой день ещё одно событие переполошило наш кишлак. Объявили, что могила Узункулака будет разрушена и завтра же начнётся строительство пионерского лагеря. Некоторые люди, такие, как моя бабушка, схоронились дома и ждали конца света. Они молились аллаху, чтобы он не гневался на них, не посылал жестокой кары. Они были уверены, что, как только кто-нибудь дотронется до могилы, расколется небо, разверзнется земля и всевышний покарает богохульников. А мы, мальчишки, предоставленные самим себе, побежали к гробнице.
Здесь собралось очень много народа. Неподалёку стоял бульдозер, возле него Абдушукуров совещался с колхозниками.
Через полчаса Абдушукуров объявил, что ломать могилу будут не бульдозером, а просто разберут кетменями.
На землю упал первый кирпич. Ничего страшного не случилось: земля не провалилась, небо не раскололось.
Кирпич за кирпичом разобрали куполообразное надгробие. Перед глазами присутствующих появилось небольшое углубление в середине гробницы. В нём лежали какие-то кости и череп…
Толпа некоторое время поражённо молчала, разглядывая останки святого, потом все вдруг разом заговорили и начался спор.
– Это ведь останки лошади! – кричали одни.
– Нет, это кости осла! – возражали другие. Вы не представляете, что дальше было. Люди кричали, что это позор, что столько лет какие-то мошенники морочили людям головы, божились, что теперь никто не будет верить в аллаха.
А народу всё прибывало и прибывало. Даже из соседнего района приехали на машинах и велосипедах. Кто-то дёрнул меня за рукав. Оглянулся – бабушка. Накинула на голову старый отцовский чапан и тоже явилась полюбоваться на «останки святого».
– Что ты здесь делаешь, Хашим? – спросила она тихо.
– Святому поклониться пришёл, – ответил я смеясь.
Бабушка молча отошла в сторону.
– Это дело надо прояснить до конца, товарищи! – закричал пожилой колхозник, поднявшись на каменные ступени гробницы. – У меня есть предложение. В горах, недалеко отсюда, живёт стотридцатичетырёхлетний старец. Дедом Кабулом его зовут. При встречах он всегда смеётся, говорит:
«Ну как поживаете, поклоняющиеся ослу?» Видать, этот старец знал, что в гробнице зарыт обыкновенный осёл…
– Надо привезти старика, пусть расскажет нам правду!
– Надо послать за ним машину. Сейчас же! – закричали все.
– Вы знакомы с этим стариком, вот вы и поезжайте за ним, – предложил Абдушукуров пожилому колхознику.
Тот сел в «газик» и укатил в горы.
Скоро он вернулся. Деда Кабула вывели под руки на возвышенность у могилы.
– Старость – не радость, дети мои… – начал он, тяжело дыша, – дайте немного отдышаться… А дело вы сделали, вижу, доброе… – Он кинул взгляд на гробницу и продолжал более бодрым голосом: – Было это давным-давно, дети мои. Уж теперь и не припомню, сколько лет тому назад. То ли сто лет, то ли больше прошло – не помню, но было мне тогда лет восемь… Неподалёку отсюда жил одинокий старик Рахим-дровосек. Ничего у него не было, кроме единственного осла. Развозил он на нём дрова по кишлакам, тем и кормился, бедняга. Но бедного человека, известно, на каждом шагу несчастья подстерегают. Спускался как-то Рахим с гор, и вдруг вот на этом самом месте осёл оскользнулся, упал и сломал себе хребет. Горевал старик очень. Потом с почестями похоронил осла, а могилу обложил невысокой стеной. В это время с гор спустились какие-то незнакомые люди. «Не уставать вам, дедушка, – сказали они. – Кто здесь почивает, мир его праху?» – «Кормилец мой, – ответил старик плача. – Двадцать лет кормил меня, родимый. И похоронил я его сегодня, святого длинноухого».
Пожалели путники старика, дали ему несколько монет и пошли своей дорогой. А старик остался здесь, потому что идти ему было некуда, негде достать кусок хлеба… Вскоре он умер, а к могиле пристроился шейх Азизхан. Он подновил гробницу. Насадил вокруг тополя и чинары, объявил, что здесь похоронен святой Узункулак, мученик во имя аллаха…
Народ тогда был тёмный, верил во всё, что обещало ему счастье, пусть хоть на том свете. Вот и стали люди стекаться к «святейшей» могиле на поклонение, надеясь молитвами облегчить свою участь. Азизхан был жесток и могущественен. Уничтожил он всех, кто осмеливался сказать, что здесь покоятся кости обыкновенного осла. Со временем всё забылось, стёрлось из памяти… Эгей, дети мои, немало повидали эти камни, на которых мы сейчас стоим. И ишаны творили здесь свои чёрные дела, и басмачи гуляли с оголёнными саблями…
Все слушали рассказ деда Кабула с большим вниманием. И будто не старый дед говорил, а сама история…
И ЛИСТЬЯ АПЛОДИРОВАЛИ ЕМУ
Вот и пошли мои дела на лад. Даже бабушка оставила меня в покое. Решила, наверно, что я достаточно перевоспитался. Это я понял сегодня, когда она, кряхтя, вылезла из постели на утреннюю молитву.
– Бабушка, может, мне тоже помолиться? – спросил я нарочно. – Я ведь научился у Янгока нескольким молитвам…
– Спи, сынок, спи, – ответила бабушка. – Довольно и того, что я, старая, шестьдесят лет поклонялась ослу. А молюсь я теперь так себе, для физ… физкультуры… так, что ли, говорят?!
В общем, бабушка оставила меня в покое. Только иногда попросит что-нибудь сделать по хозяйству или сбегать в магазин. Вот как сейчас, например. Послала за мылом. По дороге в сельмаг я встретил Закира. После той ночи, когда мы охотились на «дивов», я его не видел. На плече он тащил длинную неструганую доску.
– Что ж ты теперь будешь делать без муллы Янгока? – ухмыльнулся Закир, останавливаясь.
Никогда бы не подумал, что этот толстячок способен ехидничать.
– Пойду с тобой охотиться на дивов.
– Дудки! – сказал Закир и бросил доску на землю. – Я теперь на такое дело не пойду, дружище. Пустое баловство. И вообще буду подальше держаться от тебя. Ариф – это другое дело. Он помог мне в седьмой класс перейти. Я и русский сдал, и алгебру.
– Значит, ты теперь хорошо считаешь?
– Да, дружище, даже не представляешь, как я это делаю. Кабулов говорит, что из меня выйдет толк.
– Ага! А сколько будет, если я тебе дам пинка, два раза заеду по уху, трижды пройдусь кулаком по спине и всё это помножу на пять?
– Ты что, дружище, бить меня хочешь? – удивился Закир.
– Нет, но ты всё же посчитай…
– Всего будет… погоди, убери кулак – думать мешает… Всего будет… тридцать пинков, тумаков и кулаков…
– Молодец, правильно сосчитал. А куда ты несёшь это бревно?
– Это не бревно, а доска, – пояснил Закир с важностью и рассказал, что, после того как потерял деньги, Ариф раз думал покупать шкаф, а решил смастерить книжную полку своими руками. Оказывается, самодельная полка в тысячу раз лучше, чем какой-то там фабричный шкаф.
– Уж вы намастерите, представляю! – хмыкнул я.
– А что! Ариф знаешь какой мастер! И добрый очень. Он, например, уже составил список будущих читателей своей будущей библиотеки. Он и тебя записал. Говорит, если Хашимджан захочет – пусть берёт, читает интересные книги. Мы только малышам решили не давать книг. Знаешь ведь, попадётся им в руки книжка, так они сразу листки с картинками вырывают.
Я взялся за один конец доски.
– Пошли, оттащим это бревно на пару…
Ариф трудился вовсю. Весь двор был завален стружками, обрезками досок и разным инструментом. Нижняя часть полки, оказывается, уже готова.
– Кладите сюда, – приказал Ариф. Потом добавил: – И подметите двор. Скоро мама придёт…
– А почему ты не стругаешь доски? – поинтересовался я.
– Так лучше, – деловито ответил Ариф. – Когда доски шершавые, книги прочнее лежат, не падают на пол…
Мы с Закиром принялись убирать двор, а Ариф стал сколачивать другую часть полки.
Через час всё было готово, но я не стал дожидаться, когда Ариф разложит свои книги. Из-за дувала уже давно слышался сердитый голос моей бабушки: «И куда этот сорванец запропастился? Его бы за смертью посылать, а не за мылом!» Но я опять не дошёл до магазина. Сзади на велосипеде появился Мирабиддинходжа и спрыгнул на землю.
– Подожди, друг, мне с тобой посоветоваться надо! Ко мне уже обращаются даже за советами, ничего себе!
– О чём посоветоваться? – спросил я, напуская на себя важность. – Спрашивай, отвечу…
Мирабиддинходжа с таинственным видом оглянулся:
– Вначале поклянись, что никому не раскроешь мою тайну!
Я поклялся.
– Сегодня ночью я хочу убежать из дома, – сказал Мирабиддинходжа шёпотом.
– Посоветуй мне, как это лучше сделать. Ведь ты уже убегал однажды, опыт имеешь…
– А зачем тебе бежать-то?
– Плохи мои дела, друг. – Мирабиддинходжа потёр глаза и повторил: – Плохи мои дела, очень плохи. Ты поклялся никому не говорить, и поэтому я открою тебе одну страшную тайну: недавно я видел дедушку Азраиля. Вначале он хотел убить меня, а потом раздумал, загнал в кувшин и побил немного для острастки. А наказывал он меня за то, что лгу. «Если ещё раз соврёшь, – сказал дедушка Азраиль на прощание, – непременно убью тебя!»
– Ну? – деланно удивился я.
– Ей-богу! Я старался не лгать. Да и мать больше не заставляла после того, как пришли больные и… – Мирабиддинходжа прыснул в кулак, но тут же стал серьёзным. – Теперь она снова хочет заставить меня лазить в кувшин и кричать «аминь». Говорит, раз нет Янгока, все пойдут к нам. – Мирабиддинходжа тяжело вздохнул, вытер кулаком слезы. – А я не хочу больше в кувшин лазить. И врать не хочу. Боюсь, опять явится дедушка Азраиль. Второй раз он мне не простит. Обязательно убьёт.
– Не огорчайся, друг, найдём выход.
– Мне теперь совсем жить не хочется, – продолжал Мирабиддинходжа, потягивая носом. – Дома мать ругает, а то и колотит чем попало, и в школе покоя нету… Я никому не говорил, что меня оставили на второй год… в шестом классе. Потому что все считают, что я пустоголовый. А мне знаешь как учиться хочется, и без двоек. А двоечником я стал из-за того, что сидел в кувшине и кричал «аминь». Помоги, друг, мне добрым советом, скажи, в какую сторону мне лучше бежать, где спрятаться, чтобы никто меня не нашёл. Никто, никто, как вот тебя… Ты же очень ловкий и добрый парень…
Знаете, иногда на меня такое находит, что я начинаю говорить очень красиво и убедительно, дальше уж некуда. Тогда все слушают разинув рты. Будто это и вовсе не Хашимджан говорит, а какой-нибудь лектор из района. За полчаса я легко отговорил Мирабиддинходжу убегать из дома, убедил, что это очень хорошо – ещё годик поучиться в шестом классе.
– Мы сядем с тобой на одну парту у окна. Будем крепко дружить, – говорил я с жаром. – Меня в этом году наверняка изберут старостой. Тогда я назначу тебя председателем санкомиссии. Потому что ты хороший парень. Вот увидишь, мы с тобой заживём душа в душу. А с матерью твоей я сам поговорю. Сегодня же. Не будет она больше заставлять тебя лазить в кувшин и кричать «аминь»! Будь спокоен!
– Ты настоящий друг, Хашимджан! – растроганно воскликнул Мирабиддинходжа.
– Значит, договорились. Дай руку, будущий председатель санитарной комиссии!
Я крепко пожал Мирабиддинходже руку, посадил его на велосипед и отправил домой. Потом пошёл своей дорогой.
Надо же когда-нибудь принести бабушке мыло! А насчёт того, как быть с тётушкой Сарохон, я не беспокоился. Посложнее дела бывали. И то всё кончалось благополучно. И теперь будет нормально. Ведь у меня есть волшебная шапочка. Моя дорогая, верная волшебная шапочка. И с нею мне не страшны никакие испытания!
Я шёл по пыльной кишлачной улице, и деревья, что растут вдоль арыка, кивали мне своими ветками и будто бы хлопали в ладоши: «Правильно, Хашимджан, правильно! Тебя испытаниями не испугать!»