Минут через десять я построил их гуськом и крикнул, указывая на калитку:
– Слушай мою команду! В сторону школы твёрдым шаго-ом арш!
Ого-го! Не зря, видно, горнисты, дойристы и рельсисты спозаранку затеяли свою музыку: на улице настоящий праздник. Стар и мал принаряжены, причёсаны, надушены, в руках цветочки, на лице улыбочки, и все идут в одном направлении – к школе! А оттуда несутся звуки горна, грохот бубна.
Грох-грох-грох-ох-ох,
Грохохох!
Удары часты, как горох,
Как горох, ох-ох-ох!
Идёт учиться Хашимджан,
Учиться идёт Хашимджан!
Отлично учиться жаждет он,
Жаждет он, жаждет он!
По алгебре и русскому,
По предметам, по всему —
Учиться отлично ему.
Отлично ему, ему, ему!
Ох-хо-хо! Грохохох!
Грох-грох – грохохох!
В школьный двор я влетел птицей, танцующей, счастливой походкой. На горне играл мальчик по имени Асад, а на дойре гремел Султан-плакса. Я тут же отобрал у него дойру, закатал рукава, поплевал на ладони да как принялся колотить по дойре – только искры не летели.
Така тум-тум, така тум,
Почти весь свет обошёл я,
Голод и холод – всё испытал я,
Вернулся отлично учиться!
Я мог насочинять и не такого, как вдруг кто-то крепко сжал мне локоть. Обернулся, смотрю – Вахид Салиевич.
– Молодец, Хашимджан, да вы, оказывается, ко всему и дойрист хороший!
– Да, я на все руки мастер, домулла, – скромно потупился я.
– Играйте, играйте громче, – подбодрил меня учитель.
Но, как назло, я уже не мог больше колотить дойру – устали руки. Я отдал инструмент Султану-плаксе и кинулся здороваться с приятелями: с Закиром, новоявленным семиклассником; с Арифбаем, который вовсе задрал нос оттого, что собрал домашнюю библиотеку; с Хакимджаном, обычно убегавшим с последнего урока, чтобы я не смог его поколотить. Появился и Мирабиддинходжа. И вообще ребят собралось видимо-невидимо. Один рассказывает, как отдыхал в пионерском лагере, другой – про своё путешествие в соседнюю республику, третий хвастает, что плавал на теплоходе по Волге, а Шаолим клялся и божился, что у них на бахче выросли дыни… с арбузными семечками.
– Врёшь! – не поверил Закир.
– Спорим? Правда! – чуть не плакал Шалим.
Семиклассник Рафик, хромой на правую ногу, говорил, что видел в городе негров, даже обедал с ними за одним столом. Шахида, которая теперь будет учиться со мной, всё лето, оказывается, работала на ферме, где моя мама дояркой. А когда уходила, то завфермой будто чуть не плакал, так не хотелось ему с ней расставаться. Отпустил с условием, что после десятилетки она придёт работать на ферму. «Я тебя назначу дояркой, а через год в газете напечатают твою фотографию», – будто бы пообещал он. Шахида рассказывает, а сама краснеет, как помидорина.
Но вот зычным голосом наш физрук, который ещё ни разу не смог подтянуться на турнике, приказал построиться по классам. Мы долго толкались, спорили, кому куда встать. Наконец распахнулись школьные двери и во двор вышли мои любимые учителя: Вахид Салиевич, математик Кабулов, Атаджан Азизович. Я встал на цыпочки, вытянул шею, чтобы наш дорогой директор смог заметить меня.
Директор поздравил нас с началом нового учебного года, потом начал говорить, что мы все должны учиться на «отлично» и вести себя отлично, быть достойным примером для младших. На это ушла у него ровно двадцать одна минута. Потом он говорил ещё семь минут про то, что человек не станет человеком, если он неуч. И закончил свою речь вопросом:
– Правильно я говорю, Хашим?
– Правильно, очень правильно! – ответил я с готовностью, счастливый его вниманием. А я-то думал, что он меня и не заметил в строю.
– Но отлично учиться – это тебе не на дойре играть! – тут же вступил в мирную беседу математик Кабулов.
– В этом году я буду знать математику лучше, чем играю на дойре! – не растерялся я в свою очередь.
Собрание закончилось. Все стали расходиться по классам. Как вы сами понимаете, не без шума, гама и толкотни. Мы с Мирабиддинходжой уговорились захватить парту у окна и сломя голову понеслись в класс. Сидеть у окна – одно удовольствие: светит солнышко, видно всё, что происходит на улице.
Когда расселись, Вахид Салиевич попросил нас угомониться, поправить галстуки.
– Аббасов, почему ты надел старый галстук? – спросил вдруг учитель.
– Чтобы новый не залоснился, – попробовал отшутиться Акрам.
Кое-кто засмеялся. Но Вахид Салиевич и не улыбнулся. В классе тотчас установилась тишина.
– Не хотелось бы судить о тебе по твоей опрятности, – раздельно произнёс учитель.
– Завтра я приду в новом галстуке, – пообещал Акрам упавшим голосом.
Только он сел, как вдруг дверь распахнулась, и показалась голова маленькой Хаджар, сестрёнки Акрама. Той, что пошла в этом году в первый класс.
– Ака, я забыла, как наша фамилия… – проговорила она робко.
Я думал, сейчас все опять загогочут, но ребята молчали. Видно, не хотели сердить нового учителя. Акрам напомнил сестрёнке их фамилию, и девочка тихо притворила за собой дверь. Учитель произвёл перекличку.
– А теперь давайте выберем старостукласса. Кого вы предлагаете, ребята? – спросил он.
В классе я повыше ростом многих да и знаменит по-своему, так что не мне ли было надеяться на этот пост? Я покраснел и вспотел от волнения, но всё же решил поломаться малость, поотнекиваться, когда выдвинут мою кандидатуру.
– Пусть старостой опять будет Хамрокул! – выкрикнул кто-то.
Вот тебе раз! И пошло и посыпалось отовсюду:
– Да, да, надо выбрть Хамрокула!
– Он очень хорошо справляется. К тому же и отличник.
– И поведения хорошего.
Вот так! Ребята галдят, а я всё сильнее втягиваю голову в плечи. И лицо горит, точно сотворил что-то постыдное. Выбрали Хамрокула.
– А кого выберем председателем санитарной комиссии? – спросил опять Вахид Салиевич.
Все молчат. Прикидывают, по-видимому, кто у нас чистюля самый, умный да толковый. Но не-ет уж, эту должность мы не упустим. Тем более что я обещал парню назначить его на это место, когда стану класкомом.
– Председателем санкомиссии мы выберем Мирабиддинходжу, – сказал я твёрдо. – Вы только взгляните на него – весь так и светится: уши и шея сверкают чистотой, зубы, как рисинки, волосы причёсаны, штаны и рубаха выглажены. Думаете, это легко ему даётся? Его мама сроду утюга и иголки в руках не держала, а мыло считает от нечистого. Мирабиддинходжа, бедняга, сам себе всё гладит, стирает и штопает. Скажем, вот у вас у кого-нибудь пуговица отлетела, что вы будете делать? Обратитесь к Мирабиддинходже. – Я выхватил из-под парты тюбетейку друга, вывернул её наизнанку. – Видите иголку с ниткой, приколотую к тюбетейке? Вот какой у нас предусмотрительный председатель санитарной комиссии.
Ребята засмеялись, захлопали в ладоши, как бы единогласно голосуя за Мирабиддинходжу. После этого наш новый учитель сказал, что мы, учащиеся, должны соревноваться между собой, сильные ученики должны взять шефство над слабыми, помогать им.
Первым, конечно, вскочил Хамрокул – вызвал на соревнование Акрама.
– А кто будет соревноваться с Кузыевым? – спросил вдруг учитель, взглядом велев мне встать.
Ну, думаю, будет сейчас драка за меня, по частям растащут. Жутковато стало и радостно. Вы же знаете, люблю я быть на виду. А тут… проходит минута, другая, третья… Все молчат. Мне чуть плохо не стало. Я так стиснул кулаки, что ногти в ладони вонзились.
– Неужели среди вас нет никого, кто хотел бы по-товарищески помочь Кузыеву? – удивился учитель.
А я, так и не дождавшись себе шефа, только собрался сесть, как вдруг кто-то сказал:
– Я возьму над ним шефство!
Гляжу, а это Саддиниса, девчонка, что сидит за первой партой, только макушка торчит. Вначале – вот с места не сойти! – я подумал, что она издевается надо мной. Потому что на днях я здорово напугал её. Дело было под вечер. Саддиниса с охапкой травы на голове шла с поля домой. Я юрк в арык, притаился, а когда она поравнялась со мной, ка-ак залаю! Она с перепугу уронила траву на дорогу и давай ходу. Пришлось взвалить тяжеленный сноп на плечо и побежать следом. Тогда она ещё пригрозила мне, чтопожалуется моему отцу и попросит хорошенько всыпать. Но папа мне слова не сказал. И я подумал тогда, что Саддиниса просто забыла наябедничать. Но сейчас мне стало ясно, что она и не думала мстить, а, наоборот, хотела помочь мне в эту трудную минуту, когда все от меня отвернулись.
– Ты не шутишь? – робко спросил я.
– Не шучу, – ответила она, глядя не на меня, а на учителя.
Как раз в этот момент раздался звонок.
Так началось первое сентября. Как вы знаете, уроки в этот день сплошь из одних вопросов и ответов. В основном спрашивали по прошлогоднему материалу. Ребята тараторили вовсю. Я скромно отмалчивался и поглядывал в окно. Потому что отвечать-то мне было нечего: всё вылетело из головы за время странствий и учёбы у муллы. Именно поэтому, наверно, учитель географии ехидно заулыбался, завидев меня:
– Ия, Хашим-странник, какими судьбами, братец?
После уроков Саддиниса подошла ко мне.
– Хашимджан-ака, где мы будем готовить уроки? У нас или мне прийти к вам?
Настроение у меня было благодушное: светило яркое солнце, я благополучно влился в новый коллектив, за целых четыре урока не получил ни единой двойки, ни один из учителей не назвал меня разгильдяем – какие же тут могут быть «готовить уроки»?!
– Ничего, – ласково потрепал я её по плечу, – ничего, уроки будем готовить завтра.
– Смотри, как знаешь, – пробормотала Саддиниса. – Видно, маме твоей опять придётся плакать…
– А когда она плакала?
– На днях. Когда зашла к моей маме.
– Почему она плакала?
– Потому, говорит, что сыночек её Хашим – разгильдяй, немало ей горя принёс, что опять воз двоек понатаскает.
– Ничего, приду вот сейчас и развеселюеё – сегодня ни одной хвостатой! – С этими словами я включил скорость.
На улице, за школьным садом, меня ожидал Акрам.
Саддиниса
Хотите, теперь опишу вам эту девчонку? У неё большущие глаза, лицо удлинённое, белое, волосы заплетены во много-много косичек, такая тоненькая, что кажется, кашлянешь – и она улетит. А какая умная! Наш мудрый Ариф – шишкоголовый, нынешний семиклассник, ей в подмётки не годится. У неё хоть по арифметике, хоть по геометрии, хоть по русскому, хоть по немецкому – по всем предметам пятёрки. Девчонка что надо, если бы не одна её вредная привычка: всё время недовольно морщит нос. Так хочется ей сделать много хорошего! Неутомима, как муравей. Тоненькие ручки её постоянно чтото делают: переписывают, стирают, разглаживают, поправляют. А прилипчива до невозможности! Знаете, в весеннюю дождливую пору на урючинах появляется липучка – елим называется, пристанет – не отдерёшь. Саддиниса точно вот такая липучка. Опять и опять:
– Хашимджан-ака, когда будем готовить уроки? Хашимджан-ака, сегодня гулять не пойдёшь!
– Не мучь меня, курносая, – огрызаюсь я иногда.
– Почему ты так говоришь? – обижается она.
– Да потому что ты в самом деле курносая.
– Если и курносая – не твоё дело! – сердито поворачивается она и уходит прочь, тогда мне её становится жалко.
Сейчас мы готовим уроки в маленьком солнечном кабинетике Саддинисы. Во дворе возится дедушка-садовник Саддинисы. Папа её работает бухгалтером в колхозе, стучит костяшками счётов и горя не знает. Мама воспитательницей в детском саду, так что её тоже нет дома. По двору бродят нахохленные несушки. На винограднике галдят воробьи, пируют – там ещё полно винограда.
– Эй, Хашимджан-ака, куда это ты уставился?
– Никуда я не уставился.
– Да уж не оправдывайся, и так вижу! Заставил меня вслух читать, а сам витает в облаках. Какое упражнение задавали по русскому?
– М-м… не помнится что-то…
– Велели сделать триста пятьдесят первое упражнение. Ты же записывал в дневник!
– Записать-то записал, но что-то не совсем понял объяснение учительницы.
Саддиниса, точь-в-точь Нина Тимофеевна, принялась растолковывать мне, как надо выполнять упражнение.
– Теперь понятно? – спросила, закончив.
– Нет, не всё.
– Сколько родов в русском языке?
– Шесть! Нет… кажется, три.
– Хорошо, назови их.
– Мужской, женский и средний род.
– Какие слова относятся к мужскому роду?
– Мужские, конечно, – без запинки ответил я.
– Какие мужские, с какими окончаниями? – допытывалась Саддиниса.
– Хочешь женский род скажу? Слова женского рода оканчиваются на «а», «я»… Точно?
– Точно. А среднего рода?
– Среднего?.. Сейчас… как его…
– Слово «перо» какого рода?
– Вспомнил! Слова, оканчивающиеся на «о», «е», относятся к среднему роду. Перо, поле, метро…
– Да ведь всё знаешь, Хашимджанака! – обрадовалась моя маленькая учительница. – Только очень уж ты ленив.
Эта маленькая товарищеская критика не могла испортить удовольствия от похвалы.
– Да ведь мы тоже человеки! – И я принялся отплясывать.
Саддиниса терпеливо дождалась, пока я успокоился, потом опять вернула меня к упражнению триста пятьдесят один. Мы, оказывается, должны составить предложения, употребляя слова всех трёх родов. Я расчертил страничку на три части и принялся за работу.
– Какого рода слово «товарищ»? – спрашивает Саддиниса.
– Мужского рода, товарищ Саддихон.
– Добавь к нему ещё одно слово.
– Акрам – мой хороший товарищ.
– Молодец, товарищ Кузыев! – похвалила Саддиниса. – Теперь запишем это предложение в тетрадь.
Вот так, предложение за предложением, мы исписали целую страничку. Саддиниса радовалась моим способностям и первым признакам усидчивости, как сказала она сама. Да и я был доволен собой. Но вот маленькая учительница взяла мою тетрадь и тут же всплеснула руками.
– Вай-буй, да ведь тут ошибка на ошибке!
– Какие ещё ошибки? – возмутился я. – Всё верно до точки.
– Слово «зелёный» пишется через «е». А ты написал «зилёный». – Она, как обычно делает Нина Тимофеевна, красным карандашом подчеркнула ошибку.
Я промолчал. Тут уж не поспоришь – красный карандаш!
Через несколько минут моя страничка алела, как небо перед закатом.
– Исправь ошибки и перепиши, – приказала Саддиниса.
Роптать, упираться я не стал: боялся, что Саддиниса откажется заниматься и прогонит домой. Собрал всю силу воли и снова принялся за работу.
Верите ли, за всю свою жизнь я столько не писал, сколько написал сегодня за один присест. Сегодня, в этот цветущий солнечный день, в этом попахивающем мышами кабинетике Саддинисы я совершил подвиг – исписал целых две страницы! Отложил наконец ручку и воскликнул:
– Саддиниса! Помочь тебе подмести двор?
– С чего это ты вдруг? У тебя других дел нету?
– Хочу помочь тебе, – пробормотал я, направляясь во двор. – Если признаться честно, хочется сделать для тебя что-нибудь приятное.
Но я ведь вам говорил, что другой такой упрямой девчонки, как Саддиниса, на свете нет. Она вырвала веник из моих рук.
– Если хочешь сделать мне что-нибудь приятное, садись, будем повторять физику.
– Но у нас завтра нет физики!
– Если хочешь стать отличником, уроки надо повторять ежедневно.
Куда денешься? Саддиниса всегда права, спорить с ней бесполезно. Я сел к столу, открыл учебник физики.
– На прошлом уроке мы проходили тему «Весы». Расскажи, какие весы ты знаешь.
Я без запинки прочитал вслух всё, что написано в учебнике про. весы. Саддиниса молча выслушала, а когда я кончил, отобрала книгу и сказала: