– Что такое? – спросила я его тихо.
Но дома он никогда со мной не разговаривал. Он только залаял. Он прыгнул и рявкнул так громко, что бабушка от неожиданности сказала: «Боже мой!»
С оглушительным лаем, от которого в буфете зазвенела посуда и каким в комнатах собаки вообще никогда не лают, Ральф кинулся в переднюю. А мы за ним.
И что же мы увидели!
На полосатой подушке в углу, уютно свернувшись клубочком, лежал Васька. Он, видно, вошёл вслед за бабушкой и теперь мирно спал.
Он мирно спал, но одно ухо его было развёрнуто на нас.
– Васька, – позвали мы шёпотом.
Кот не дрогнул. Только ухо торчало.
Дочь, которая отлично знала Васькины вкусы, тотчас принесла миску и стала наливать туда молока. Васька сразу же оказался у миски.
– Васенька, Васенька, – блестя глазами, шептала дочь.
Она была очень ему рада. Да и все мы были рады. Всё-таки мы по нему соскучились.
…Если бы вы знали, какой добродетельный, какой опрятный и благонравный кот появился в нашем доме! Целыми днями он себя причёсывал и вылизывал, ходил с достоинством и приветливо на всех смотрел. Хотелось повязать ему на шею большой голубой шёлковый бант.
Но что же с ним произошло за это время?
Однажды, когда мы с ним в квартире остались вдвоём, я сказала ему:
– Васенька! Мы одни, нас никто не слышит, расскажи мне, ради бога, что с тобою произошло?
Но Васька ничего не ответил. Он сделал вид, что не понимает ни слова, и только тёрся о мои ноги, приветливо мурлыкая. А может быть, он и в самом деле не умел больше разговаривать?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Однажды я ехала домой трамваем. Рядом стояли двое немолодых людей. Они о чём-то оживлённо беседовали.
– Я сам видел хвост, – говорил один из них. – Даю вам честное слово, это был хвост.
– А вы, простите…
– Вы же отлично знаете, – укоризненно произнёс первый, – что я никогда не пью вина. Я шёл мимо ресторана и прекрасно разглядел хвост.
– А может быть, актёры из театра, какой-нибудь Кот в сапогах.
И тут я вспомнила наш разговор с Зинаидой Павловной.
Да, у ресторана что-то произошло, что-то такое, что имело непосредственное отношение к коту Ваське. Мы с ребятами принялись разузнавать и расспрашивать, но прошло немало времени и совершилось немало событий, прежде чем мы узнали, что же произошло с Василь Васильичем и каким образом он снова стал нашим котом.
Василь Васильич процветал. Он по-прежнему жил обманом и день ото дня становился всё толще.
Но случилось так, что директор школы встретился с директором клуба и рассказал ему, какой у него был жулик вместо учителя географии, а директор клуба, едва выслушав его, закричал:
– Да ведь это тот самый «пианист», который взял у меня деньги! Василь Васильич его зовут!
И в это же время хозяева, у которых Василь Васильич отнял комнату, разговорились с продавцами магазина, где он съел сосиски.
Словом, все люди, так или иначе им обманутые, сошлись друг с другом и вывели его на чистую воду. И оказалось, что таких людей очень много.
Стали они думать, как же с ним поступить.
– Подать на него в суд, – сказали одни. – Пусть его посадят в тюрьму, раз он такой мошенник.
– Проучить его хорошенько, – сказали другие. – Может быть, он не совсем пропащий. Может быть, он ещё исправится.
И было решено его проучить.
А Василь Васильич ничего об этом не знал.
Как-то раз, ничего не зная, пришёл он в булочную, чтобы купить хлеба. Продавец любезно улыбнулся и дал ему батон в новой упаковке.
– Красивая упаковочка, – сказал он.
Принёс Василь Васильич батон домой, развернул, а там два куска стирального мыла.
Страшно рассерженный, прибежал он обратно в булочную.
– Что вы мне продали? – закричал он.
– Я?! – удивился продавец. – Я никогда ничего вам не продавал. Я вообще в первый раз вас вижу.
– Как вам не стыдно! Это мыло! – закричал Василь Васильич, но продавец только поднял брови.
Василь Васильич вызвал директора и показал ему мыло.
– Как это называется? – спросил он.
– Это называется: «дураков надо учить», – хладнокровно ответил директор. – Впрочем, у нас булочная, мылом не торгует, мы вам ничего не продавали, вы у нас ничего не покупали. А доказать вы всё равно ничего не можете.
Василь Васильич разволновался. Так разволновался, что у него начало колотиться сердце. К тому же вы, наверно, помните, что он стал очень толст.
Выйдя на улицу, он понял, что от волнения не может идти. Неподалёку стояло такси.
– На Садовую улицу! – крикнул Василь Васильич шофёру, падая на сиденье.
На Садовой улице стоял тот дом, где Василь Васильич отнял у своих добрых хозяев комнату.
– Хорошо, – сказал водитель и повёз совсем в другую сторону.
Василь Васильич был так взволнован, что не заметил, как они выехали за город, в чистое поле.
– Выходите, – сказал водитель такси, а когда удивлённый Василь Васильич вылез из машины, крикнул ему: – Привет! Дураков, говорят, надо учить, – и уехал.
Василь Васильич пошёл пешком.
Была уже осень; как назло, началась непогода, земля раскисла и скользила.
Василь Васильич шёл и вдруг почувствовал, что в башмаке хлюпает. Глянул, а ботинки его совсем расползлись и большие пальцы вместе с шерстью торчат наружу. Он вспомнил, что ботинки эти он купил только позавчера, а сегодня…
Усталый, почти босой, тащился он домой (именно тогда мы и встретили его недалеко от города, в поле, а он, занятый своими мыслями, нас не заметил).
Войдя в переднюю, услышал он говор и шум в своей комнате. Он открыл дверь и ничего не мог понять. Всё здесь было переставлено – другая мебель, другой ковёр. Посередине стоял большой круглый стол, а за столом сидели его хозяин с хозяйкой, и сын хозяина, и жена сына, и многие другие люди, которых он обманул когда-то. Все они пили, ели, разговаривали и не обращали на него никакого внимания.
– Это моя комната, – неуверенно сказал Василь Васильич.
Хозяйка повернулась к гостям.
– Вы не знаете, кто этот человек? – спросила она.
И все, кто был в комнате, ответили хором:
– Впервые в жизни видим.
А потом они подняли бокалы и, звеня ими в такт, стали выкрикивать:
– Говорят! Дураков! Надо! Учить!
Василь Васильич плёлся по улице, и ему очень хотелось, чтобы навстречу попался хотя бы один человек, который бы его пожалел. Даже не то чтобы накормили или напоили, а просто бы пожалели немного. Ну хотя бы спросили: «Как поживаешь?», а он, Василь Васильич, ответил бы: «Ох, неважно!» – и то ему стало бы легче на душе.
Но во всём городе не было никого, кто бы его любил. Зато было множество тех, кто его ненавидел.
Тут он вспомнил, что не ел с утра, – ведь день его начался в булочной, где ему вместо батона продали стиральное мыло.
И пошёл Василь Васильич в ресторан. Усевшись за столик, он подозвал официанта и заказал бараньи котлеты.
– Сию секундочку, – сказал официант.
Мысль о том, какая это прелесть – бараньи котлеты, несколько успокоила Василь Васильича.
Дело в том, что с тех пор как Васька стал человеком, вкусы его совершенно переменились. Он теперь и ягоды любил, и овощи. Но всё же по-прежнему больше всего на свете любил мясо.
Шло время, официант всё не появлялся. А надо вам сказать, что время было позднее и ресторан скоро должны были закрывать.
Василь Васильич терпеливо ждал, теперь уже не смея кричать и требовать, как он это делал обычно, но сильно волнуясь.
Наконец появился официант с подносом в руках; он шёл склонившись.
– Немножко запоздал, – сказал он извиняющимся тоном, – уж очень трудное блюдо вы нам заказали.
Василь Васильич подумал, что котлеты из баранины – это совсем не такое уж сложное блюдо, но спорить не стал, так как был уже и тому рад, что их наконец принесли.
Потирая свои короткопалые ручки, он придвинулся к столу. И вдруг застыл на месте.
– Но это, – сказал он, и голос его дрогнул впервые в жизни, – это, кажется… мышки…
На тарелке в гарнире – увы, как ни противно мне это вам сообщать! – лежала пара жареных мышей.
– Ну что вы такое говорите? – с мягким укором возразил официант. – Это прекрасные бараньи котлетки.
И Василь Васильич, теперь уже плача, позвал директора.
– В чём дело? – учтиво спросил тот.
– Посмотрите! – Василь Васильич утирал слёзы.
– Почему вам не нравятся эти великолепные голубцы? – спросил директор. – Это восхитительные голубцы в сметане!
О том, что случилось дальше, рассказывали несколько человек, но никто им не верил, настолько невероятно было само происшествие.
Официант, директор ресторана и люди, сидевшие за соседним столиком, – все они увидели, как посетитель, с которым возник спор из-за «бараньих котлеток», вдруг вскочил, со страшным, неестественным урчанием кинулся к столу и в одну минуту сожрал мышей.
В ту же самую минуту раздался треск – это лопнули сзади штаны удивительного клиента, и на свет божий развернулся великолепный серый хвост.
Потом клиент со всех ног умчался из ресторана, как показалось присутствующим, неестественно уменьшаясь при этом на глазах.
Об этом событии много было в городе толков, и в конце концов все сошлись на том, что виновниками его были молодые актёры, недавно приехавшие к нам в город с концертной бригадой.
А подлинный виновник смирно лежал у нас в передней на полосатой подушке и мурлыкал. Примерный, вылизанный кот.
* * *
Жизнь снова пошла у нас без всяких особых событий. Бабушка однажды встретила того парня, который так странно продал ей туфли, встретила у самого нашего дома. Она с криком «Товарищ!» погналась было за ним, чтобы отдать ему деньги, но он отскочил за угол и скрылся.
Да, было ещё одно событие: Павлик пришёл домой взъерошенный и с ссадиной на скуле. Он рассказал, что по дороге из школы к нему привязался Славка, а он, Павлик, как размахнётся да как врежет ему, а Славка…
– Привет, Карлсон! – сказала я. – А нельзя ли узнать, как на самом деле всё это происходило?
Но Павлик ничего больше нам не сообщил.
К сожалению. Если бы не это его несчастное самолюбие, всё было бы по-другому. Но мы тогда ничего, совсем ничего не знали!
Мы снова собирались по вечерам и снова рассказывали разные истории и сказки. Я никак не могла забыть случай с подожжённой газетой и всё время о нём думала.
«Слово правды или лжи, – думала я, – и не только слово, но и поступок – всё это зависит от того, с каким чувством сказано слово и для чего, с какой целью совершён поступок. Обязательно нужно знать, зачем человек так сказал или так поступил, – думала я. – Обязательно нужно знать зачем. Ведь бывает, что хотят сделать одно, а получается другое».
И тут однажды мне вспомнилась сказка, которую я, конечно, сейчас же рассказала своим домашним.
Бабушка сидела в кресле и читала книгу, но невнимательно, потому что слушала мою сказку. Папа ходил по комнате и думал о своём, но тоже невнимательно, и по той же причине. Дети мои примостились, как водится, около меня. Ральф лежал на своей подстилке в углу. Васька прыгнул на диван, свернулся клубочком и затих.
– Жалко, что Васька у нас не понимает человеческого языка, – сказала я, чтобы потешить детей и Ральфа, – а не то он порадовался бы моей сказке, потому что в ней будет полно кошек и котов.
Дети мои переглянулись, а я начала так:
СКАЗКА ПРО ПРИНЦА И ПРО КОШЕК
Жили-были король с королевой. У них было несколько дочек – принцесс и всего один сын – принц, которого они любили больше всего на свете.
Принца, должно быть, сильно баловали, потому что характер у него был довольно противный. Всех он дразнил, ко всем приставал и всем грубил непрестанно. Отец его – король, и мать его – королева, и сёстры-принцессы, и придворные, и слуги во дворце – все они сильно измучились с противным мальчишкой.
И вот ему исполнилось семнадцать лет. Во дворце готовилось по этому поводу большое торжество. Родные принца целый месяц совещались, какими бы подарками его порадовать. Слуги сбивались с ног, украшая дворец. Повара на кухне стряпали невиданные кушанья.
Предполагался большой праздник с фейерверком. И все его ждали. А принц в этот день ушёл из дому, надеясь, что праздник без него отменят. Такой вредный был у него характер.
Он шёл полем и увидел, что навстречу ему движется повозка. В ней сидела тётушка принца, которая сама правила лошадкой. А тётушка принца была известной волшебницей.