Как она бежала! Несколько раз она ложилась на землю, но затем снова и снова вскакивала и бежала дальше. В ее головке теснились всякие ужасы, и она совсем забыла, где находится. Лишь одна мысль ни на секунду не покидала ее: она должна бежать и бежать не останавливаясь, и в мыслях продолжала свой бег еще долго после того, как свалилась под деревом и заснула.
На ее лицо падали снежинки, а ей казалось, что это мама целует ее перед сном. Ее занесло снегом, а ей думалось, что это теплое одеяло, и она даже попыталась натянуть его на голову. Услышав сквозь сон какие-то голоса, она решила, что это разговаривают папа с мамой, пришедшие посмотреть, как она спит. Но на самом деле это разговаривали феи.
Я с радостью могу сообщить вам, что они уже не хотели причинить ей зла. Только сначала, когда Мейми бросилась бежать, феи и эльфы огласили воздух криками: «Убьем ее! Превратим во что-нибудь отвратительное!» и тому подобными. Им, однако, никак не удавалось снарядить погоню, потому что всем хотелось быть первыми и они только мешали друг другу, что дало герцогине Брауни время броситься к ногам королевы и попросить исполнить ее желание.
Каждая невеста имеет право на исполнение желания, и Брауни попросила подарить ей жизнь Мейми.
— Проси все, кроме этого, — твердо ответила Коро» лева Маб, и все повторили.
— Все, кроме этого.
Но когда Брауни поведала им, как Мейми выручила ее из беды и тем самым помогла попасть на бал, к всеобщей радости и веселью, все дружно прокричали три раза «ура!» смелой девочке и целой армией выступили за ней, чтобы поблагодарить ее. Впереди шел королевский двор, за ним тянулись все остальные. Им не пришлось долго блуждать, потому что на снегу виднелись свежие следы.
Когда феи наконец нашли Мейми спящей под деревом, оказалось, что поблагодарить ее просто невозможно, поскольку никто нс мог ее разбудить. Тем не менее они провели церемонию принесения благодарности по всем правилам: новый король взобрался на нее и прочитал длинное приветствие, только Мейми, к сожалению, его не слышала. Еще они смели с нее снег, но скоро он снова засыпал ее, и все поняли, что девочка может умереть от холода.
— Превратите ее во что-нибудь, что не боится холода, — предложил доктор. Предложение показалось всем очень хорошим, но имелась одна загвоздка: единственное, что, по их мнению, не боится холода, — это снежинка, «а снежинка, — заметила королева, — может растаять». Поэтому от предложения доктора пришлось отказаться.
Потом феи попытались отнести девочку под какое-нибудь укрытие, но, несмотря на то что их было очень много, они не смогли ее поднять. Дамы уже начали подносить к глазам носовые платки, когда купидонам пришла наконец замечательная идея.
— Давайте построим вокруг нее домик, — предложили они.
Едва они успели выговорить последнее слово, как все поняли, что именно это и следует сделать. Мгновение спустя сотни эльфов-лесорубов бросились к деревьям, архитекторы засуетились вокруг девочки, измеряя ее, а у ее ног стали разбивать строительную площадку. Семьдесят пять каменщиков носили камни для фундамента, и первый камень заложила сама королева. Поставили сторожей, чтобы отгонять мальчишек. Строительные леса поднимались все выше и выше, и воздух оглашали удары топоров да визг токарных станков. Наконец возвели крышу и застеклили окна.
Домик вышел как раз размером с Мейми, и выглядел он очаровательно. Некоторое замешательство у строителей вызвало то обстоятельство, что одна рука девочки была откинута в сторону, но они нашли выход из положения, пристроив к парадной двери веранду. Окна были размером с книжку-картинку, дверь чуть поменьше. Однако выйти из домика было очень легко, стоило только снять крышу. Радуясь своей сообразительности и находчивости, феи стали, по своему обычаю, отчаянно хлопать в ладоши. Им очень полюбился маленький домик, и они просто приходили в отчаяние при мысли, что дом уже достроен до конца. Они придумывали все новые и новые доделки, а когда их выполняли, то придумывали другие. Например, двое строителей взобрались на крышу и установили там трубу.
— К сожалению, — вздохнули они, — теперь дом готов окончательно.
Но нет, вот еще двое полезли на крышу и привязали к трубе дым.
— Теперь-то уж точно всё, — с неохотой признали они.
— А вот и нет, — воскликнул светлячок. — Если она проснется и не увидит ночника, она испугается. Я стану ее светильником.
— Не спеши, — подхватил торговец фарфором. — Что за светильник без подставки? Вот она.
Наконец, увы, доделаны и последние мелочи. Но нет, это еще не конец!
— О ужас! — закричал торговец скобяными изделиями. — Дверь-то без ручки!
И он тут же ее прибил.
Потом у двери в землю воткнули железную скобу, чтобы счищать грязь с ботинок, а одна старушка сбегала за ковриком и постелила его у входа. Плотники принесли бочку для сбора дождевой воды, а художники настояли на том, чтобы ее расписать.
Ну вот и все. Домик готов.
— Готов, как же! — презрительно заявил водопроводчик. — Как же он может быть готовым, когда в нем нет ни горячей, ни холодной воды?
И он провел и горячую и холодную воду. Затем налетела целая армия эльфов-садовников с тележками, лопатами, луковицами и семенами, и даже с настоящей теплицей. Вскоре справа от веранды были разбиты цветочные клумбы, слева раскинулся огород, а стены самого домика оказались обвитыми розами и ломоносами. Не прошло и пяти минут, как все кругом уже цвело.
Домик теперь выглядел как на картинке и доделан был до самого последнего штриха, так что феям пришлось покинуть его и вернуться к своему празднику. Уходя, они все посылали домику прощальный поцелуй. Последней ушла Брауни. Она чуть отстала от остальных и бросила в трубу приятный сон.
Всю ночь изящный домик охранял Мейми от холода, о чем она и не подозревала. Когда сон подошел к концу, утро уже начало вылупляться из яйца, и Мейми проснулась, испытывая неслыханное блаженство. Потом она чуть не заснула снова и сквозь сон позвала: «Тони!», думая, что спит в своей комнате. Не услышав ответа, она приподнялась и села, ударившись при этом головой о крышу, которая открылась, как крышка чемодана. К своему величайшему удивлению, Мейми увидела вокруг Кенсингтонский Сад, весь покрытый снегом. Поскольку проснулась она не в своей детской, Мейми засомневалась, она ли это на самом деле, и чтобы рассеять свои сомнения, ущипнула себя за щеку. Убедившись, что она это она, Мейми сразу вспомнила все свои приключения с того момента, когда ворота закрылись, до того, как она помчалась прочь от фей. Неясным оставалось лишь одно: как она очутилась в этом смешном домике? Мейми перешагнула через стену и оказалась прямо в Саду, откуда смогла наконец рассмотреть домик, в котором провела всю ночь. Его вид просто заворожил ее, и все ее мысли были только о нем.
— Чудный! Милый! Замечательный домик! — кричала она в восторге.
То ли домик испугался человеческого голоса, то ли знал, что больше не понадобится, но как только Мейми произнесла первое слово, он начал уменьшаться, причем так медленно, что она долго отказывалась в это поверить. Вскоре, однако, ей пришлось признать, что в домике ей больше не поместиться. Ни в самом доме, ни в разбитом вокруг него садике ничего не исчезало, просто они с каждым мгновением становились все меньше, а снег подбирался к домику все ближе, покрывая все новые кусочки земли. Вот домик сжался до размеров будки маленькой собачки, вот он уже не больше игрушечного Ноева ковчега, но все так же отчетливо были видны и дым из трубы, и дверная ручка, и розы на стене. Светлячок-ночник тоже потихоньку гаснул, но его еще можно было различить.
— Дорогой, милый домик, не уходи, — шептала Мейми, упав на колени. Домик сжался до размеров катушки для ниток, но в нем не исчезла ни одна деталь. Снег запорошил последний, оставшийся незанятым пятачок земли, и, когда Мейми с мольбой протянула руки, она ощутила лишь ровный снежный ковер, покрывавший то место, где еще недавно стоял домик.
Мейми от досады топнула ногой и стала тереть глаза кулаками, когда вдруг услышала чей-то ласковый голос:
— Не плачь, милая девочка, не плачь.
Она оглянулась и увидела красивого обнаженного мальчика, который задумчиво на нее смотрел. Она сразу поняла, что это Питер Пэн.
VI. Козел Питера Пэна
Мейми чувствовала некоторое замешательство, а Питер и знать не знал, что это такое.
— Надеюсь, ты хорошо отдохнула? — серьезно спросил он.
— Да, спасибо, — ответила Мейми. — Мне было уютно и тепло. А тебе, — спросила Мейми, с трудом подавляя неловкость, — тебе разве ни капельки не холодно?
Слово «холодно» было, наверно, еще одним, которое Питер совершенно забыл, и поэтому он сказал:
— Пожалуй, нет, хотя я могу и ошибаться. Понимаешь, дело в том, что я многого не знаю. Я ведь не совсем мальчик. Я, как говорит Соломон, Серединка на Половинку.
— Так вот как это называется, — задумчиво произнесла Мейми.
— Мое имя совсем другое, — объяснил мальчик. — Меня зовут Питер Пэн.
— О да, конечно, — сказала Мейми. — Я знаю, да и все это знают.
Вы и представить себе не можете, как обрадовался Питер, узнав, что люди о нем знают. Он попросил девочку рассказать ему все, что люди говорят о нем, и она исполнила его просьбу. Они уже расположились на стволе упавшего дерева. Питер расчистил на нем от снега небольшой участок для Мейми, а сам сел прямо на снег.
— Подвигайся ближе, — сказала Мейми.
— Как это? — не понял сначала Питер, но когда она ему объяснила, он тут же так и сделал. Они долго беседовали, и Питер выяснил, что люди знают о нем много, хотя и не все. Например, они не знали, как Питер хотел вернуться к маме и как окно оказалось закрытым, но поскольку воспоминания об этом событии все еще причиняли ему боль, он не стал о нем рассказывать.
— А известно ли им, что я играю точно так же, как и настоящие мальчики? — с гордостью спросил он. — Расскажи им, Мейми, расскажи!
И Питер стал объяснять ей, как он пускает по Круглому Пруду кораблик из ворот. Его рассказ поразил девочку.
— Ты играешь совсем, совсем неправильно, — сказала она, глядя на Питера широко раскрытыми глазами. — Это ни чуточки не похоже на то, как играют мальчики.
Услышав это, Питер слабо вскрикнул и впервые не знаю за сколько времени расплакался. Мейми стало очень его жаль, и она протянула ему свой платок. Питер, однако, не имел ни малейшего представления, как с ним обращаться, так что ей пришлось показать ему, то есть вытереть платком свои глаза. Потом Мейми снова протянула платок Питеру и попросила сделать то же самое. Он действительно сделал то же самое и вытер глаза, но только не свои, а Мейми. Она, впрочем, сделала вид, что именно этого и хотела.
Мейми было жаль Питера, и она предложила:
— Хочешь, я подарю тебе поцелуй?
Питер когда-то знал, что такое поцелуй, но уже успел позабыть.
— Спасибо, — сказал он, протягивая руку. Он решил, что Мейми хочет подарить ему какую-то вещь. Его слова просто потрясли девочку, но она понимала, что только смутит Питера, если станет объяснять ему его ошибку. Поэтому, проявив большой такт, она протянула Питеру оказавшийся в кармане наперсток и сказала, что это и есть поцелуй. Бедный Питер! Он поверил ей и по сей день носит наперсток на пальце, хотя более ненужного для него предмета и не придумать. Вы помните, что, хотя он оставался младенцем, свою маму он видел очень-очень давно. Так давно, что ребенок, занявший его место, уже вырос и превратился в мужчину с бакенбардами.
Не следует думать, однако, что Питера Пэна надо лишь жалеть и что в его жизни нечем восхищаться. Если подобные мысли и приходили в голову Мейми, то она очень скоро поняла, насколько сильно ошибалась. С неподдельным восторгом слушала она рассказы Питера о его приключениях, особенно о том, как он плавает взад-вперед между островом и Садом в Дроздином Гнезде.
— Как это романтично! — воскликнула она, но Питер снова понурил голову. Это было еще одно незнакомое слово, и он считал, что девочка просто презирает его.
— А Тони, наверно, не смог бы этого сделать? — робко спросил он.
— Нет, никогда, — убежденно ответила Мейми. — Он бы испугался.
— А что такое испугаться? — нетерпеливо спросил Питер. Он решил, что испугаться — это очень здорово. — Я очень хочу, Мейми, чтобы ты научила меня пугаться, — добавил он.
— Этому тебя никто не сможет научить, — ответила девочка. Она сказала это от искреннего восхищения Питером, а он решил, что она считает его слишком глупым. Тогда Мейми рассказала ему о той злой шутке, какую она разыгрывала с Тони в темноте (она прекрасно знала, что это — шутка злая), но Питер опять не понял и воскликнул:
— О как бы мне хотелось быть таким же храбрым, как Тони!
Мейми потеряла терпение.
— Ты в двадцать тысяч раз храбрее Тони, — сказала она. — Ты самый храбрый мальчик из всех, кого я знаю.
Питер долго не мог поверить, что она говорит это не в шутку, а когда наконец поверил, то закричал от радости.
— И если тебе очень хочется подарить мне поцелуй, — продолжала Мейми, — то, пожалуйста, я не против.
Питер неохотно принялся стаскивать наперсток с пальца. Он решил, что Мейми хочет взять его обратно.
— То есть не поцелуй, — быстро поправилась Мейми, — а наперсток.
— А что это? — спросил Питер.
— Вот что, — сказала девочка и поцеловала его.
— Что ж, мне бы хотелось подарить тебе наперсток, — серьезно сказал Питер. Так он и сделал. Он подарил ей много наперстков, а потом ему в голову пришла замечательная идея.
— Мейми, выходи за меня замуж, — предложил он.
Надо сказать, как это пи странно, но точно такая идея в то же самое время пришла и к Мейми.
— Я согласна, — ответила она, — но хватит ли в твоей лодке места для двоих?
— Хватит, если сесть поплотней друг к другу, — ответил Питер.
— Наверное, птицы будут недовольны?
На это Питер заверил Мейми, что птицы будут счастливы ее принять, хотя я лично в этом несколько сомневаюсь. Еще он добавил, что зимой птиц мало…
— Правда, — неохотно признал он, — им может понравиться твоя одежда.
Мысль, что придется расстаться с одеждой, возмутила Мейми.
— Просто они всегда думают о своих гнездах, — извиняющимся тоном объяснил Питер, — а некоторые кусочки твоей одежды, — он потрогал рукой мех шубки, — просто сведут их с ума.
— Свой мех я не отдам, — решительно сказала Мейми.
— Нет, конечно же нет, — согласился Питер, продолжая, однако, в восхищении его поглаживать. — А знаешь, Мейми, почему я люблю тебя? Потому что ты похожа на красивое гнездо.
От этих слов Мейми почувствовала себя неловко.
— По-моему, сейчас ты говоришь скорее как птица, чем как человек, — сказала она, отступая назад. Питер и впрямь даже походил сейчас на птицу. — В конце концов, — продолжала она, — ты ведь только Серединка на Половинку. — Тут Мейми почувствовала, насколько сильно она его задела, и поспешила добавить: — Но это, должно быть, очень здорово.
— Так пойдем со мной, милая Мейми, и ты станешь такой же, — упрашивал ее Питер. Приближалось Время Открытия Ворот. Они отправились к его лодке.
— А ты совсем и не похожа на гнездо, — прошептал Питер, желая сказать ей что-нибудь приятное.
— Правда? А жаль. Мне бы очень хотелось на него походить, — ответила Мейми с чисто женской непоследовательностью. — К тому же, дорогой Питер, хотя я и не могу отдать птицам свой мех, я бы не возражала, если бы они свили гнездо прямо на нем. Представляю себе: у меня на шее — гнездо с пестрыми яичками! Как это было бы чудесно!
Когда они подходили к озеру, Мейми охватила легкая дрожь.
— Конечно же, я часто, очень часто буду навещать маму, — сказала она. — Я вовсе не собираюсь прощаться с ней навсегда, вовсе нет.
— Конечно, не навсегда, — подтвердил Питер. Однако в глубине души он знал, что все может быть совсем не так, как Мейми думает. И он бы сказал ей об этом, если бы не боялся потерять ее. А он очень этого боялся. Она ему нравилась, и он чувствовал, что не сможет без нее жить. «Со временем она забудет свою маму и будет счастлива со мной», — убеждал он себя и вел Мейми все дальше и дальше, мимоходом раздавая наперстки.