Вот у Колбасника мать родная, такая же толстая, как он. И после каждого родительского собрания она ему таких плюх отвешивает прямо тут же, около школы, у всех на глазах. Колбасник даже на другой день приходит в школу с красной щекой. Родная мать не будет выдумывать жестоких наказаний. Даст раз как следует – и весь разговор.
Его мама ему не мама. Это открытие так потрясло Серёжу, что он некоторое время не смотрит на кошек, а смотрит перед собой невидящими глазами. Он думает, и мысли его странные, тёмные, такие мысли бывают у людей в бессонные ночи.
А Звёздочка и Паша сладко спят и ни о чём не знают. Серёжа гладит их, Звёздочка тихо мурлычет во сне.
И тут Серёжа решает: надо узнать, кто его настоящая, родная мама. Выяснить во что бы то ни стало, завтра же с утра. Как он станет это выяснять, Серёжа не думает. Он думает: если очень постараться, то всё можно узнать. И завтра утром он очень постарается и найдёт свою родную мать. Она, бедняжка, потеряла его, своего родного ребёнка, десять лет назад в магазине или на вокзале и с тех пор не находит себе места, плачет, убивается. Разве это шутка – потерять своего сына, кудрявого маленького мальчика.
Утром Серёжа возьмёт самую большую сумку, с которой ездили к дальним родственникам Никаноровым в деревню Большие Полянки. Возьмёт он с антресолей сумку, постелет в неё мягкую серую подстилку, а на подстилку положит Звёздочку и Пашку. Они там удобно улягутся, сумка очень большая.
Он придёт к своей настоящей матери и позвонит у двери. Вот она открывает дверь и смотрит на него очень пристально. Кого-то он ей напоминает. Кого же? Кого? Она никак не может вспомнить, несчастная женщина. Они не виделись десять долгих лет. Мать будет всматриваться в Серёжины дорогие черты. А он – в её доброе, мягкое, очень грустное лицо, на котором появится в те минуты проблеск надежды. Серёжа недавно прочёл книгу «Принц и нищий», поэтому в его воображении всё получалось очень ярким и складным, и сердце его ныло от предвкушения.
Так будут они стоять друг против друга, и он будет знать, что эта женщина – его мама. А она ещё пока ничего не будет знать.
Потом он скажет: «Здравствуй, мама. Ты узнала меня?»
Она, конечно, побледнеет. Потом страшно обрадуется и зарыдает на его груди. Потом перестанет рыдать и начнёт бегать вокруг него и приговаривать: «Какая радость! Какое счастье!»
И тогда он скажет:
«Только я не один. Я могу остаться с тобой, мама, если ты соскучилась и разыскивала меня всю жизнь по разным детским комнатам милиции, вокзалам и магазинам. Я тоже скучал, но я не сразу понял, что я твой сын. Теперь я хочу быть, наконец, с тобой. Но только при одном условии…»
Она замрёт и станет ждать, какое это будет условие. Серёжа не станет долго мучить её – она и так намучилась за десять долгих лет. Он сразу раскроет сумку, ту самую, большую, с которой ездили в деревню к Никаноровым. И тут его настоящая мать увидит кошку Звёздочку и котёнка Пашку. Она только взглянет на них и сразу же воскликнет:
«Какая прелесть!»
Она возьмёт Пашку на руки и поцелует его в темную мордочку. Потому что настоящая Серёжина мать не может не любить животных.
Потом она и Звёздочку поцелует и тоже скажет»:
«Какая прелесть, кошка с голубыми глазами. Первый раз вижу такую необыкновенную красоту».
Серёжа уже видит, как его родная мама нальёт кошкам супу, положит мяса…
– Ещё новости! В постель сию минуту!
Мать стоит над ним, она даёт ему чувствительный подзатыльник, потом берёт его крепкой рукой за плечо, толкает к постели. Он ложится, натягивает одеяло и думает: «Здорово она меня стукнула. Нет, всё-таки, наверное, она моя родная мать».
Потом Серёжа пригрелся под тёплым одеялом. Тогда вдруг пришла мысль: «А вдруг мама до завтра забудет? Бывает же так – сегодня человек что-то сказал, а завтра забыл». С этой тёплой надеждой Серёжа засыпает. Он спит очень крепко, ему снятся кошки. Они бегают по комнате, прячутся под диваном, выпрыгивают оттуда тёплые, взъерошенные.
Серёжа проспал всего минуту, так ему кажется, а проснулся и сразу услышал голос:
– У меня не кошачья ферма!
Этот голос был не во сне. Мама стояла одетая, шторы были отдёрнуты, сияло солнце. Было воскресенье. Мама уходила на работу – продавщицы овощных магазинов работают и в воскресенье.
Мама ничего не забыла.
У Тани есть подруга
Кричит под окном Людка:
– Таня! Эй, Кузнецова! Выходи скорее!
– Иду!
Таня рада. Наконец и у ней есть подруга. Раньше не было, а теперь есть.
На днях Людка подошла к Тане и угостила её ириской. Ни с того ни с сего.
– Таня, а Таня! На тебе ириску.
Таня взяла, развернула, сосёт ириску, а сама размышляет. Вот Людка, маленькая, шустренькая. Сама захотела к Тане подойти, сама выбрала её, Таню, в подруги. А чем плохая подруга Людка? Мало книжек читала? Ну и что? Глупости часто говорит? А пускай. Зато она добрая, Людка. Вот, пожалуйста, догадалась принести в школу ириски, угощает Таню. А Таня, хоть и очень умная, не догадалась же принести Людке что-нибудь, ни разу Людку ничем не угостила. Таня впервые в жизни задумалась о таких вещах и решила, что иногда ум – не самое главное.
Потом Людка пришла к Тане домой и сказала:
– А давай с тобой пластинки слушать.
Они включили проигрыватель, гремела музыка. Это было замечательно. Одной слушать музыку – совсем не то. А с Людкой слушать Тане очень понравилось. Людка пританцовывает на месте. Людка говорит:
– «Бони М» – это класс.
Потом Людка говорит:
– «АББА» – это класс.
Не очень тонкие суждения? Ну и что? Зато Людка весёлая, быстрая, всегда знает, чего хочет. С ней хорошо и легко – с Людкой.
Таня принесла в класс пакетик апельсиновой жвачки, которую папа подарил ей вчера.
– Апельсиновая – самая вкусная, – сказала Людка и разделила жвачку пополам, половину – себе, половину – Тане. Настоящая подруга. Таня мечтала о такой подруге всю жизнь.
Правда, когда Таня что-нибудь рассказывает, Людка не дослушивает до конца.
– Да ладно тебе, – говорит Людка и морщит свой маленький острый носик. – Больно ты умная. Давай лучше я тебе расскажу кино. Про любовь. Умрёшь и не встанешь.
И Людка провожает Таню до самого дома и рассказывает фильм. Она рассказывает путано и бестолково, часто повторяет слова «класс», «блеск». Ну и что? Всё равно интересно. Тане жаль, что она не смотрела этот фильм. Вчера его показывали по телевизору, а мама прогнала Таню спать, и пришлось уйти. Людку никто не прогоняет. Она сама кого хочешь прогонит, энергичная, напористая Людка.
Вчера Людка сказала Тане:
– У меня летом была большая любовь. В лагере. Он был в нашем отряде. Но всё кончилось тяжёлым разочарованием. Понимаешь? – Людка шмыгает носиком. – Он, оказывается, непостоянный, и ему понравилась Лилька из второго отряда. А я люблю только постоянных. А ты?
– Постоянство – хорошее качество, – отвечает Таня. Она не любит говорить об этом.
Но Людка не отстаёт.
– Таня, а Максим постоянный? Как по-твоему?
– Ну откуда я знаю? – Таня краснеет.
Людка грозит коротким пальчиком:
– Ой, хитрая. Скрытная ты. А я хитрых не люблю. Я простая и простых люблю.
Тане неловко перед Людкой. Людка с ней откровенна, а она с Людкой нет.
– Я не хитрая, Людка, я просто не знаю.
– У меня от тебя, Таня, совсем секретов нет. Хочешь, я тебе про штаб расскажу? Пожалуйста. Вот там, на чердаке, Олька Савёлова устроила штаб. Чтобы мальчишки не знали. И там сейчас идут репетиции, Олька пьесу сочинила, представляешь? Умора. И всё время трясётся: «Девочки, девочки, это тайна, дайте клятву». Клятву? Пожалуйста, хоть сто.
– И ты в этой пьесе играешь? – Таня спрашивает, а самой неприятно – как будто подслушала чужой секрет. Но Таня чувствует, что Людка таких тонкостей не понимает, ей не хочется обижать Людку.
– Играю, – с готовностью рассказывает Людка. – Знаешь, я кто? Королева, меня все называют «ваше величество». Даже Олька Савёлова. Представляешь? Тебе что – неинтересно?
– Почему? Интересно.
Не хочет Таня обижать Людку. Хорошая девочка Людка.
Сегодня Людка кричит под окнами:
– Таня! Выходи скорее!
Бабушка качает головой:
– Некультурно под окнами кричать, людей беспокоить. Неужели трудно подняться и пригласить?
Да мало ли что скажет бабушка. Не всё на свете понимает бабушка.
Таня быстро одевается, выбегает во двор. Людка ждёт у песочницы, там весенняя грязь. А Людка стоит аккуратненькая, с бантиками. Славная такая. У Тани, когда сырая погода, всегда брюки забрызгиваются. И волосы растрёпываются сразу, если ветер. У Людки ничего не заляпывается, не растрёпывается, не выбивается. Аккуратная, складная девочка Людка.
– Я тебя жду, жду. Пошли скорее.
Таня даже не спрашивает куда. Всё равно – куда бы ни было, приятно идти с подругой, с Людкой.
Наконец Людка говорит:
– Фотографироваться будем.
– Фотографироваться? Зачем?
Людка плечом пожимает:
– Как зачем? На память, конечно, какая ты, Таня, странная.
Тане и самой кажется, что она странная. Чудачка какая-то. И вопросы задаёт чудные. Зачем люди фотографируются? Что тут спрашивать? Ясно же – на память.
– А где мы будем фотографироваться? – спрашивает Таня, потому что они прошли уже мимо дома с вывеской «Фотоателье» и идут дальше.
– Мы будем сниматься в скверике. Нина Алексеевна велела всем прийти. А у кого есть звери – со зверями. Поняла?
– Поняла, – отвечает Таня, хотя не всё поняла.
Пришли в скверик. Там собрался почти весь класс. Таня сразу увидела Максима. Он стоял в стороне и держал толстого хомяка. Щёки у хомяка шевелились. Таня и не знала, что у Максима есть хомяк. Максим наклонился к хомяку, что-то тихо говорил ему. Но Таня видела, что Максим её заметил.
– Я сейчас за Чарликом сбегаю, – сказала Людка. Появилась Нина Алексеевна, у неё был непривычный вид в шубе и светлой меховой шапке.
– Куда? Наконец собрались, а ты опять бежишь? Не выдумывай.
– За одну минуту вернусь! – крикнула на бегу Людка и исчезла. Всё-таки Людка молодец. Нина Алексеевна не велит, а она всё равно убежала за Чарликом. Таня бы так, наверное, не смогла.
Колбасник притащил банку с тритонами.
– Колбасник! Чего ты тритонов приволок? – смеётся Оля. – Они же ничего не соображают, тритоны.
– Много ты знаешь! Тритон очень умный.
Максим рыжему хомяку в спинку дует ласково. Максим так любит животных, только ему мама не разрешает заводить никого. И Тане тоже не разрешает мама. Папа иногда почти соглашается на щенка, но последнее слово всегда за мамой. Она говорит:
«Я животных люблю, с удовольствием смотрю на чужих собак. А свою заводить – простите, не хочу. Мы все очень занятые люди, надо делать свои необходимые дела. А в игрушки играть – некогда. Всё».
– Построились все в ряд! – сказала Нина Алексеевна. – Быстрее! Человека задерживаем!
Мужчина с фотоаппаратом, которого Таня только теперь заметила, встал на скамейку. Он навёл на них объектив и сказал Оле:
– Олечка, возьми своего хомяка. Запечатлею вас вместе. А мальчик обойдётся без этой радости.
Оля взяла у Максима хомяка и опять встала в середину, рядом с Ниной Алексеевной.
– Папа, – капризно сказала Оля, – только ты щёлкни побыстрее. А то ты долго наводишь, и у меня делается каменное лицо. – Оля засмеялась. Как будто это очень смешно: такое прекрасное лицо, как у неё, может вдруг стать каменным, деревянным или оловянным.
Таня стоит с краю. Ей хотелось бы оказаться на снимке рядышком с Людкой, а Людки всё нет. И Серёжа со своими кошками почему-то не пришёл.
Таня с краю, такие, как она, всегда с краю, ей даже нравится быть не на виду. В середине пусть будет Оля. Она и оказалась в середине. Оксана тоже, у неё тоже хомяк. А во втором ряду Максим. Конечно, хорошо бы встать там, но этого Таня не может. Даже от самой мысли об этом ей делается неловко. Как будто и мысль, невысказанную, может кто-то услышать. Ничего, не так уж Максим далеко, всего через четыре человека и одну собаку, совсем маленького пинчера, которого принесла на руках Оля Горелова. Тихая, незаметная девочка, тихая чёрненькая гладкая собачка на тоненьких ножках.
Всё равно Таня и Максим будут сняты на одной фотографии. И Таня сможет в любое время на эту фотографию смотреть.
Прибежала запыхавшаяся Людка. Вот молодец, успела. Таня рада, что Людка успела. Подвинулась в сторону. Сейчас Людка вместе со своим лохматым Чарликом встанет с ней рядом. Потому что они подруги. У Чарлика глаз не видно, одни лохмы. Сейчас Людка подойдёт к Тане, Чарлик будет между ними, и Таня сможет даже положить ему руку на спину. Получится, что это Людкина собака и немного Танина. Потому что Таня и Людка – подруги.
– Правда, симпатичный? – спрашивает Людка. Она быстро встаёт в середину, рядом с Максимом. – Максим! Хочешь, клади руку ему на голову! А? Максим!
И Максим просиял. Он положил руку прямо на лохматую голову Чарлика. Сидит собака прямо у ноги Максима, а он улыбается. И Таня старается улыбнуться. Ей почему-то не хочется улыбаться. Но она сердито говорит себе: какая Люда молодчина. Не пожадничала. Настоящая подруга: знает, как Тане хочется сделать для Максима что-нибудь хорошее. Нет у Тани собаки, а то бы она с удовольствием дала Максиму сняться со своей собакой. То если бы да кабы. А у Людки собака есть, и она сумела обрадовать Максима. Хорошая подруга Людка.
Олин папа сказал:
– Спокойно! Снимаю! Только вот ты, девочка, перейди во второй ряд. Ты высокая, так будет лучше.
Он показал на Таню. Она перешла во второй ряд, оказалась рядом с Колбасником. Он толкнул её и прошипел:
– Невеста без места.
Хихикнула Оля Савёлова, громко засмеялась Оксана.
– Тритон – это ящерица, – сказал Колбасник громко. – Только водяная. У него ручки как у человека.
И он выставил вперёд банку с тритонами. У них правда были ручки с растопыренными пальчиками. Всё равно тритоны Тане не нравились. Может быть, потому, что это были тритоны Колбасника. И вообще Тане вдруг совсем расхотелось фотографироваться, только уйти было неудобно.
– Ну и коллектив! – сердилась Нина Алексеевна. – Никакой организованности! Сказано – улыбнитесь, значит – улыбнитесь. В классе им смешинка в рот попадает. А здесь они специально сделают кислые лица. Что за дети! Это же фотография для стенда! Она будет висеть в Доме пионеров. Там открывается выставка «Мой четвероногий друг».
– Четвероногий? А как же канарейка? – спросила Лариса.
– Не задавай глупых вопросов, – сказала Нина Алексеевна.
Она улыбалась, потому что Олин папа опять сказал:
– Спокойно! Снимаю!
Он щёлкнул аппаратом несколько раз. Потом сказал:
– Всё. Снимки напечатаю через неделю.
Все стали расходиться.
Нина Алексеевна напомнила громко:
– Все слышали? Фотографии будут через неделю. Принесите деньги, по пятьдесят копеек. И никаких «забыл»!
Колбасник вдруг сказал Тане мирно:
– Раньше вся земля была заселена тритонами. Только большими, больше крокодила раз в семьдесят.
Унесли своих толстощёких хомяков Оля и Лариса. Унесла чёрненького пинчера Оля Горелова. Колбасник уволок своих тритонов.
– Вова! А почему не пришёл Серёжа? – спохватилась Нина Алексеевна.
– Он никак не мог, – ответил Вовка. – У него ухо болит.
– Знаю я ваши уши, – на всякий случай устало сказала учительница.
Все расхохотались. Таня стояла, краем глаза следила, куда пойдёт Максим. Может быть, он подойдёт к ней? Может быть, скажет что-нибудь? А Максим сидел на корточках перед Чарликом, гладил его. И Людка стояла рядом.
– Какая порода? – спросил Максим.
– Помесь терьера со шпицем.
– Дворняга, значит, – сказал Максим.
– Ничего подобного, – обиженно протянула Людка, – помесь терьера со шпицем.
– Славный, – мирно сказал Максим.
Он всё гладил Чарлика. Тане так хотелось подойти. Ну почему она не смогла подойти к ним? Людка – подруга, Максим – это Максим. Любой человек из класса мог подойти к нему, спросить что-нибудь. Любой. А Таня не могла. Все другие без сложностей. А Таня со сложностями. Поэтому ей так трудно.