— Эй, ничего подобного! — крикнула Джорджия. — Если дела плохи, мы все имеем право знать!
— Ну, — прервал ее папа, — далеко не факт, что все плохо.
— Как угодно, — сказал я. — Мы все равно должны знать.
— Давайте вначале поедим, — усталым голосом ответил папа. — Я устал и умираю с голоду. Вам больше не надо сидеть за этими бочками. Мы можем нормально поесть на кухне. Джорджия, Хассан, соберите, пожалуйста, хлебные плоды. Или надо говорить плоды хлебного дерева? Я никогда точно не знаю. Макс, не мог бы ты помочь Рамбуте с вяленой рыбой? Мы сделаем баккала.
— А что это за чертовщина? — раздраженно спросил я.
Я был очень разозлен, что меня заставили помогать Рамбуте, когда Хасс и Джорджия будут вместе собирать хлебные плоды. Конечно, я смогу их видеть, но мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь отходил в сторону с моей девчонкой. Особенно мой братец!
— У меня сейчас нет времени тебе объяснять, — пробормотал папа, но Рамбута объяснил мне:
— Это итальянское блюдо — соленая треска. У нас нет трески, но рыба-люциан тоже сойдет.
— Да что угодно, — сказал я усталым голосом, что было совсем несправедливо к Рамбуте. Он-то вовсе не был ни в чем виноват.
Таким образом, мы все получили задания. Лоррейн и Грант прижались друг к другу головами. Они долго шептались, и я даже слышал, как Лоррейн учащенно дышит. Я очень надеялся, что нас не обманут и что они действительно расскажут нам все, что знают.
Когда мы в конце концов собрались за обеденным столом, получилось забавно. Все ели молча, пока Джорджия в итоге не взорвалась:
— Расскажите нам, что случилось!
— Грант, может быть, ты… — начал папа, но Грант только взмахнул рукой в знак того, что лучше бы это сделать папе. Так что пришлось ему рассказывать.
— Что мы нашли… — прохрипел он, потом глотнул пальмового вина, чтобы прочистить горло, и продолжил: — Что мы нашли — так это их обугленные останки. Их там предостаточно. Сгоревшие тела по всему лесу. Дюжина, или больше. Мы не знаем, случилось ли это случайно или кто-то сжег их специально.
— Что ты имеешь в виду, отец? — спросил Хасс.
Несмотря на то что Грант предоставил папе возможность рассказывать всю историю самому, он вмешался:
— Как вы знаете, на нас напали пираты. Некоторые из них просто кошмарно обгорели в огне. Очевидно, был большой лесной пожар. Вы знаете, что джунгли сами не загорятся. Я могу предположить только одно: какой-то пират плеснул топлива, чтобы разжечь огонь. — Он нервно оглядел сидящих за столом.
— А они все еще здесь? — спросил я.
— Мы не знаем, — ответил папа. — Джонка уплыла, и мы полагаем, что оставшиеся в живых были на ней. Все дело в том, что теперь мы должны подумать о том, как покинуть остров. Мы больше не можем оставаться здесь. Пираты, которым удалось уйти, теперь точно знают наше местоположение. Мы должны уехать как можно скорее. После ужина я свяжусь с большой землей по электронной почте.
— А почему бы нам всем не уплыть сейчас? — спросила Джорджия. — Мы же можем поместиться на яхте, так, папа? А до Саравака не так уж далеко.
— Дело в том, — ответил Грант, что они разграбили яхту. Обчистили ее дочиста. Нет ни одного из моих навигационных инструментов. Ничего нет.
— А моя одежда?! — закричала Джорджия.
Мы все уставились на нее.
Она выпятила нижнюю челюсть:
— Ну, в этом нет ничего такого ужасного — одежда очень важна для меня.
— Ну, по крайней мере у тебя остался айпод, — сказал я.
Джорджия наградила меня негодующим взглядом.
— Когда я сказал, что они забрали все, я не преувеличивал, — сказал Грант. — Все наши запасы, паруса, топливо для двигателя, даже рулоны туалетной бумаги. Каждую чертову вещь, не прибитую гвоздями, и даже некоторые из тех, что были прибиты. Мои образцы черных кораллов… — Он снова безнадежно воздел руки, и мы сочувственно вздохнули, а Лоррейн похлопала его по плечу, будто говоря: «Ну, не переживай, милый!» В любом случае сидеть и сожалеть о пропавшем без толку. Что я пытаюсь вам объяснить, так это то, что яхта не годится для плавания.
— Я сейчас отошлю письмо по электронной почте, — сказал папа, поднимаясь. — Вы, ребята, помогите убрать здесь все. — Он показал на нас, детей, и отправился к сараю для вяления рыбы.
Вернулся он очень быстро, его лицо было белым, как брюхо ската-хвостокола.
— В канистрах с топливом дырки от пуль, — сказал он.
Грант уронил чайник, который был у него в руках:
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что выстрелы пиратов пробили мои канистры с топливом. Нам еще повезло, что они не взорвались. Но они продырявили их. У нас больше нет топлива для генераторов. Оно все вытекло. — Папа выглядел очень злым. — Черт побери, у нас два отличных генератора, и ни капли топлива, чтобы запустить их!
— А в генераторах ничего не осталось? — спросил Грант.
— Той ночью, когда появились бандиты, я работал допоздна, если вы помните, и они остались пустыми.
Никто не помнил, но это не имело никакого значения. У нас не было топлива для генераторов, вот и все. Следовательно, у нас не было возможности получить электричество. Мы не могли запустить папин ноутбук. Мы не могли воспользоваться радиопередатчиком. Папа собрал нас всех на совет.
— Ну, теперь все вы знаете, как обстоят дела. Как вы думаете, что мы должны делать? Сейчас каждый имеет право голоса, даже дети. Любые идеи приветствуются. По моему мнению, у нас есть две альтернативы. Либо мы останемся здесь, пока не прибудет помощь. Тогда нам остается только надеяться, что пираты не вернутся. Либо мы состряпаем какой-нибудь парус для яхты и положимся на милость Божью в надежде доплыть до земли.
— Нам вовсе не надо полагаться на милость Бога, — прервал я. — Нет, конечно, она нам, возможно, понадобится, но у нас есть Рамбута.
— Объясните, — сказал Грант, глядя на малайского ученого.
— Думаю, Макс хочет сказать, что я мастер в древних способах навигации в открытом море, — произнес Рамбута. — Мои предки плавали в этих водах без карт и какого-либо оборудования, ориентируясь по звездам, волнам, рисунку облаков, по тому, как выглядит море и по прибрежным птицам. Он прав. Я знаю все это. Но я никогда не применял это на практике — просто никогда раньше не возникало такой нужды.
— Другими словами, — сказала Лоррейн, — вы в этом новичок.
Рамбута пожал плечами:
— Ну, я знаю теорию, но что касается практики…
— Лично я, — добавила Лоррейн, — считаю, что мы должны поселиться здесь. Тут у нас вода и пища под рукой. Конечно, мы окружены необычными зверьми и есть вероятность, что вернутся пираты, но какие у нас шансы против них, если мы встретимся с ними в море?
— Это так, — сказал Грант. — Мы никогда не сможем удрать от них под парусом, сшитым из простыней, и нам чертовски трудно будет отбиться в открытом море.
— Здесь, — продолжила Лоррейн, — у нас есть изгородь, которая до сих пор достаточно успешно нас защищала. Так что лучше нам не пускаться в опасное плавание. Извините меня, Рамбута, я вовсе не сомневаюсь в ваших умениях, но вы сами сказали, что никогда не испытывали их на практике. Здесь мы по крайней мере не потеряемся. Мы будем ждать, пока кто-нибудь не поймет, что от нас давно нет вестей. Тогда они приплывут и найдут нас.
— Это может занять достаточно много времени, — сказал папа.
— Ну, мы уже пробыли здесь достаточно долго, и, если не считать нападения пиратов, мне здесь понравилось, — ответила Лоррейн.
— Я хочу уплыть, — сказала Джорджия. — Я не могу оставаться здесь. Брэд будет беспокоиться, почему от меня нет вестей. — Она чуть не плакала. — Он найдет… найдет кого-нибудь еще.
— Мне все равно никогда не нравился этот мальчишка! — пробормотал Грант.
— А он тебе и не должен нравиться, папочка! Он ведь мой бойфренд! Я люблю его! — закричала Джорджия. — А Брэд любит меня!
— Дорогая, — начала Лоррейн, — но если он не может немного подождать…
Но Джорджия уже почти заревела:
— Это будет совсем не «немножко»! Это может быть целая вечность! Мистер Сандерс только что об этом сказал! Брэд — просто человек. Если он не получит от меня письмо по электронке, он подумает, что я на него злюсь, и будет встречаться с кем-нибудь еще!
«Отличный способ избавиться от Брэдли», — подумал я. Но я был достаточно мудр, чтобы не сказать эти слова вслух. Меня задело то, о чем говорила Джорджия. Только пару дней назад она сказала, что я самый лучший. Как это теперь Брэдли стал самым важным человеком на свете? Девчонки! Их ничем не проймешь, если у тебя нет устройства, чтобы это сделать. Но и это устройство просто взорвется!
— Дело в том, — мягко сказал папа, — что у нас есть заботы поважнее, чем думать о том, как это все отразится на людях там, дома, Джорджия. Здесь наши жизни оказываются под угрозой. Брэду придется как-нибудь самому управляться со всем. Твоя мама права. Если он не позаботится узнать, что же все-таки случилось с тобой и почему ты не отвечаешь, то он тебя не стоит. Может, он как раз и станет нашим спасителем. Может, он поднимет тревогу. Сообщит властям и заставит их задуматься, почему от нас нет вестей.
Брэдли — герой-спаситель. Этого мне еще не хватало!
— А может, он просто начнет встречаться с первой встречной девчонкой, — пробормотал я. К сожалению, получилось очень громко, и все услышали. — Я имею в виду, из того, что я слышал…
Глаза Джорджии расширились.
— Макс Сандерс, ты просто идиот! — прокричала она мне.
— Голосуем, — сказал Рамбута. — Кто за то, чтобы остаться, поднимите руки.
Я поднял руку вверх.
Хассан сказал:
— Я буду голосовать, как мой отец.
— Ты подлиза, — прошептал я в его ухо, хотя в душе был очень им доволен, когда папа поднял руку.
В сущности, все, кроме Джорджии, проголосовали «за». Она вскочила с места, обозвала нас всех идиотами и побежала в свою палатку. Ее рыдания доносились оттуда целую вечность. Я чувствовал себя по-настоящему виноватым и даже попросил Лоррейн попросить у нее прощения за это мое замечание. Лоррейн улыбнулась мне:
— Не беспокойся, Макс. Она плачет не из-за Брэдли.
— А похоже на то, — сказал я, чувствуя, как ревность захлестывает меня с ног до головы. — Только послушайте ее! Она, должно быть, очень сильно любит его, если так рыдает.
— Это ей просто надо избавиться от охвативших ее чувств.
— Каких чувств?
— Гнева, страха, злости. От всего, что на нее обрушилось. Мы, женщины, иногда так поступаем. А Брэдли? Да в действительности она не очень хорошо его знает. Они встречались очень недолго, и — Грант прав — он немного… Ну, его отец богат, и, в общем, Брэдли — просто испорченный ребенок. Очень хорошо играет в теннис. Очень хороший ученик. На Джорджию все это произвело впечатление. Но как человек? Кто знает, что он из себя представляет? У него есть шарм, и у него есть уверенность в себе, но я бы хотела, чтобы, когда до этого дойдет, Джорджия вышла бы за доброго и заботливого человека, а не за хорошо образованного и состоявшегося. В любом случае сейчас вы еще слишком молоды, чтобы об этом думать. Просто наслаждайтесь вашей дружбой. — Она посмотрела куда-то вдаль, будто вспоминая о чем-то. — Но я прекрасно знаю, каково это — быть подростком. Эмоции просто перехлестывают через край. Когда вы будете в моем возрасте и оглянетесь на себя сегодняшних… Впрочем, не буду портить тебе удовольствие, рассказывая, что ты будешь тогда чувствовать.
— Я паршиво играю в теннис, — сказал я, закусывая губу. — Думаю, мне надо потренироваться.
Она рассмеялась:
— На острове у тебя все равно не получится!
В этот момент из тропического леса донесся человеческий крик, от которого весь лагерь замолк, прислушиваясь. Даже Джорджия перестала всхлипывать.
После того как мы услышали этот леденящий душу крик, никому не хотелось оставаться в лагере.
— Там кто-то есть, — сказал папа. — Мы должны найти его.
— Вроде как женщина кричит, — сказал Грант.
— Кто бы это ни был, — добавила Лоррейн, — кажется, он в беде.
— Рамбута должен остаться с детьми, — начал папа, — пока мы…
— Я здесь не останусь! — закричал я.
— И я! — выкрикнула Джорджия.
— Мы должны делать, как нам говорят наши отцы, — сказал Хасс благоговейно.
— Заткнись, Хасс! — хором воскликнули мы с Джорджией.
— Мы должны пойти все вместе, — сказал Рамбута. — Мне уже надоело все время быть нянькой!
— Да мы вовсе не детишки, которым нужна нянька… — начала было Джорджия, но потом поняла, что Рамбута на нашей стороне, и замолчала.
Потом был долгий спор, который папа и Грант проиграли. Рамбута сказал, что если что-то случится со взрослыми, то группе «детей» придется самим заботиться о себе. Это было маловероятно, но все могло быть. В таком случае детям нужно знать обо всем, что происходит на острове, чтобы выжить.
— Это так, — согласилась Лоррейн. — Детям нужно знать.
Поэтому в конце концов мы пошли все вместе. У каждого из взрослых было оружие. Меня слегка раздосадовало, что нам его взять не разрешили. По крайней мере, настоящее оружие нам не дали. Папа позволил нам взять паранги, но сказал, чтобы мы даже не мечтали, что будем разгуливать с винтовками или пистолетами.
Мы выстроились в ряд. Папа шел впереди, Грант был замыкающим, а мы, дети, и еще двое взрослых шли в середине. Ночью был дождь, поэтому в лесу капало. В джунглях всегда пахнет сыростью, но после дождя воздух делается густым и тяжелым от влаги.
В насекомоядные растения, которые росли вдоль многих тропинок, ведущих через лес, набралась вода, и они дрожали от ее тяжести. Высокий полог, состоявший из ветвей высоких деревьев, задерживал большую часть солнечных лучей, но ротанг и другие вьющиеся растения добирались к свету по стволам деревьев. В таком лесу лучше никогда не касаться чего-либо, особенно незащищенными руками. Там были, конечно, опасные насекомые и рептилии, но растения порой были даже опаснее. У многих из них были острые шипы длиной в несколько сантиметров, которые легко могут пропороть кожу насквозь. А некоторые еще и были ядовиты.
Поэтому мы пробирались по тропинкам, разбрызгивая воду из коричневых от растворенного в них железа луж и спотыкаясь о многочисленные корни, которые торчали из земли. На одной из тропинок мы повстречались с молодым грифоном. Он сидел посредине дорожки и больше всего походил на силуэт, вырезанный из серой бумаги. При виде нас он расправил свои крылья, поднял свою страхолюдную голову и издал крик, напоминающий рычание пантеры. Мы остановились и уставились на него. В конце концов он освободил нам проход, скользнув в подлесок. Его проводили четыре нацеленных на него винтовочных дула.
Время от времени папа или Грант выкрикивали:
— Есть тут кто-нибудь?
Иногда им в ответ доносились насмешливые крики птиц или животных или даже скада, и мы вслушивались, пытаясь различить, нет ли среди них человеческого голоса.
Однажды муравей-солдат размером с мышь укусил меня за лодыжку, и я вскрикнул, заставив всех обернуться.
В конце концов мы вышли на выжженную землю, на которой валялись две какие-то штуки. Я понял, что это обгорелые тела. Они были черными, как уголь. Единственными белыми пятнами были зубы, которые, казалось, застыли в усмешке. Лоррейн подтолкнула нас назад к лесу, но я успел увидеть, как папа перевернул одно из лежащих тел дулом винтовки. Оно больше всего напоминало жертв вулкана в Помпеях, тела которых я видел, когда мы ездили в Неаполь со школьной экскурсией. Призрачно-страшные, так сказал тогда про них наш воспитатель, и именно эти слова пришли мне на ум, когда я увидел эти обгорелые трупы в лесу.
— Мы ничем не можем помочь этим бедолагам, — пробормотал папа, переворачивая тело.
— Может, похоронить их позже? — спросил Грант.
Мы пошли дальше, погруженные в свои мысли.
Примерно в полдень мы вышли на поляну и заметили, что здесь проходила крупная скаду. Вокруг отчетливо виднелась помятая трава, поломанные кусты, следы копыт. Мы поняли, что это место, где она пасется. Если краем глаза взглянуть в сторону, то можно было увидеть колеблющийся свет. Изломанную тень. Потом она терялась в потоках солнечных лучей, падающих сквозь листву. Ее было трудно увидеть. Чем больше вглядываешься, тем меньше видишь. Изменение освещенности. Вспышка на листе. Птица, резко меняющая направление полета, чтобы избежать встречи с чем-то на тропинке. Изогнутая тень. Как серебристая рыбка в серебристой воде, вот она была и вот исчезла. Это были признаки присутствия скаду. Временами взгляд ловил блеск рога или сияние влажной шкуры, и тогда с полным правом можно было считать, что увидел ее.