Среди насекомых есть немало таких, которые паразитируют на вредных насекомых. Особенно распространены наездники, об одном из которых, по названию Эфиальтес, шла речь в начале книги. Это те самые насекомые с длинными и удивительно чуткими антеннами, которые безошибочно обнаруживают личинок даже в глубине дерева. Наездники делают полезное для человека дело, уничтожая многих насекомых, вредящих посевам, насаждениям, лесам. Однако когда против вредных насекомых применяются ядовитые опыливания и опрыскивания, то вместе с вредителями уничтожаются и их естественные враги — наездники. В этом, конечно, ничего хорошего нет. Ядов же избирательного действия, которые губили бы вредителей и щадили полезных насекомых, пока не существует, они еще не изобретены.
Зато о муравьях Формика можно сказать, что они уничтожают насекомых как бы избирательно: парализованные личинки, в которых развиваются отложенные наездниками яйца, не привлекают их внимания. Благодаря этому сохраняются новые поколения наездников и других насекомых, паразитирующих на вредителях и не дающих им слишком размножиться.
Из всего, что здесь рассказано, выясняется, почему именно Формика руфа оказались избраны для защиты леса.
И ведь как же интересно и поучительно это происходило! Ученые за последнее столетие необычайно преуспели в искусстве описывать насекомых. Словесные портреты их так терпеливо, тщательно и подробно составлены, столько изощренного внимания проявлено к ничтожнейшим мелочам строения, что, казалось, ничто не остается без учета. И тем не менее, пока наука ограничивалась регистрацией и протоколированием всевозможных примет и свойств, под общим наименованием красных лесных муравьев Формика руфа долго объединялись муравьи во многих отношениях разные. Известно было, правда, что красный лесной муравей может быть большим, средним или малым, а уж все остальные различия их тонули во всевозможных малозначительных, как мы сейчас вправе думать, подробностях.
Едва те же Формика руфа понадобились для практического дела, глаза на них открылись по-новому, и систематики увидели их стократ лучше и отчетливее, чем под самой сильной академической лупой.
Формика действительно различаются по размеру рабочих особей, но теперь выяснилось, что одна только средняя длина их тела никак не может считаться окончательно определяющим признаком.
В частности, оказалось, что самые крупные Формика — Формика руфа — обитают в тенистых местах лиственных или смешанных насаждений и образуют семью с одной-единственной несущей яйца маткой, отчего муравейники их крайне тугорослы и в случае исчезновения матки быстро гибнут. В то же время обитающие на хорошо освещенных местах преимущественно хвойного леса Формика (они получили сейчас новое видовое название — Формика поликтена) живут семьями, в каждой из которых могут быть сотни и тысячи плодовитых маток. Уже по одному этому они несравненно быстрее, чем первые, разрастаются и образуют огромные колонии-общежития неописуемо больших и многонаселенных гнезд, связанных между собой оживленными дорогами. Наконец, обитатели умеренно тенистых мест лиственного или хвойного леса Формика нигриканс могут жить семьями, размещенными в нескольких связанных между собой дорогами гнездах, но иногда и в одном муравейнике, причем, однако, и в этом случае плодовитые самки одной семьи могут исчисляться десятками.
Из трех названных форм именно поликтена и представляют собой наиболее усердных и надежных защитников леса от вредителей.
Но эти защитники сами, как выяснилось, нуждаются в систематической защите или, по крайней мере, хотя бы в покровительстве, которое поддержало бы их в борьбе за существование.
Выше уже шла речь о разных врагах муравьиных гнезд вообще.
Сейчас можно еще раз, но уже применительно к Формика, вернуться к тому же вопросу и напомнить, что дятлы и некоторые другие зимующие в наших широтах лесные птицы прорывают под куполы муравейников глубокие ходы и, пробравшись к муравьиному клубу, до отвала наедаются муравьями. Голодные барсуки и лисы тоже не гнушаются этим способом охоты, хотя, разрывая муравейники, пожирают главным образом зимующих здесь жирных личинок жука-бронзовки и всех прочих «квартирантов» муравейника. Гнезда Формика повреждаются и другими лесными тварями, которые иной раз не столько муравьев поедают, сколько губят: развороченные купола чаще промерзают зимой насквозь и чаще до дна затопляются весной талыми водами. Даже летом муравьи нередко погибают под поврежденным куполом, где им значительно труднее поддерживать тепло и влажность, необходимые для развития новых поколений.
Впрочем, по единодушному мнению всех сведущих специалистов, больше любых пернатых и четвероногих досаждают и вредят лесным муравьям люди, промышляющие сбором «муравьиных яиц» (куколок в коконах) для кормления птиц или собирающие живых муравьев для изготовления домашними средствами муравьиного спирта, не говоря уже о тех, кто повреждает и разрушает гнезда совсем без смысла и цели, только для того, чтобы позабавиться зрелищем великой муравьиной суматохи на развороченном куполе. А ведь стоит только раз потревожить семью, даже не очень сильно разрушив муравейник, как его обитатели во многих случаях переселяются на другое место, где они не скоро еще наберут силу и не сразу начнут вновь приносить пользу для леса.
Именно по этой причине первая помощь лесным муравьям состоит в защите гнезд наиболее ценных видов. Купола с осени прикрывают мелкоячеистыми (из проволоки или капроновой нити) сетчатыми двухскатными кровлями, или четырехгранными пирамидами, или, в крайнем случае, если ничего лучшего нет, просто сухим хворостом. Эти сооружения прикрепляют к земле колышками или скобами. Как выяснилось, хищные птицы и звери чаще всего просто не узнают муравейники, замаскированные таким образом. Укрытые сухим хворостом или спрятанные под пирамидой гнезда остаются неповрежденными и благополучно перезимовывают. Весной с них аккуратно снимают укрытие, следя при этом за тем, чтобы не разрушить купол.
Само собой разумеется, что надо беречь муравейник еще и в течение лета.
Но окупаются ли такие затраты сил и средств?
Профессор Марио Паван — руководитель кафедры лесной энтомологии в старинном университете в городе Павиа — в течение нескольких лет проводил с помощью полутора тысяч лесников и лесоводов из пятисот лесничеств Северной Италии сплошную перепись муравейников группы Формика. В каждом случае устанавливается вид муравьев, для чего иногда приходилось анализировать не только внешние приметы и поведение рабочих особей, но также и крылатых самцов, что очень помогает в определении. Регистрировалось, кроме того, время, когда муравейник роится, оценивалась сила семьи, ее состояние...
Можно смело сказать, что опытов муравьиной этнографии в подобных масштабах никто и никогда нигде еще не предпринимал.
На обследованной площади — свыше полумиллиона гектаров — было обнаружено и взято на учет около миллиона гнезд Формика. Среди них, однако, совсем немного оказалось гнезд Формика поликтена, а в некоторых районах муравейники этого вида и вовсе не были обнаружены. Сравнительно много выявлено было гнезд Формика лугубрис — тоже очень полезного муравья, хотя и уступающего поликтена, но весьма усердного в истреблении вредных насекомых. Одновременно выяснилось, что больше всего в лесах муравьев Формика нигриканс, наименее пригодных для борьбы с различными вредителями леса.
Пока шла перепись, профессор Паван с помощниками был занят серией кропотливых исследований, выводы из которых очень пригодились ему к тому времени, когда учет муравейников был закончен. На основе этих исследований ученый и пришел к заключению, представляющему интерес и отвечающему на вопрос, могут ли окупиться затраты на охрану муравьиных гнезд.
В лесных муравейниках Северной Италии на площади 570 тысяч гектаров живет примерно 2400 тонн муравьев. Средний вес муравья (имеются в виду рабочие особи) не превышает 8 миллиграммов. Вес корма, потребляемого за день рабочей особью, составляет примерно одну двадцатую веса самого насекомого. Из этого нетрудно заключить, что муравьи взятого под наблюдение района ежедневно съедали почти 120 тонн. В Северной Италии фуражиры муравьиных гнезд активно собирают корм в течение примерно 200 дней в году, так что всего за год они доставляют в муравейники не менее 24 тысяч тонн корма, каждая из которых на 60 процентов состоит из живых насекомых, в основном вредителей лесных пород — гусениц, куколок, имаго сосновых совок, непарных шелкопрядов, монашенок, пилильщиков, пядениц и прочих губителей леса.
Итак, для поддержания жизни и нормального развития муравейники ежегодно уничтожают не менее 10 тысяч тонн живых вредителей. Кто высчитает, сколько сот тысяч тонн древесины сохраняется благодаря этому от порчи и уничтожения?
Итальянские лесоводы не ограничились одними упражнениями в теоретических расчетах, а перешли от них к своим географическим картам размещения муравейников, выявили районы ценного леса, хуже всего обеспеченные муравьиной стражей наиболее надежных видов, и, в конце концов, разработали общую схему и детали стратегического плана операции «Формика».
Если принять во внимание, что здесь использовалось муравьиное население гнезд, оцениваемое в 300 миллиардов рабочих особей, есть основания признать эту операцию грандиозной.
Прежде всего были выявлены наиболее сильные гнезда, расположенные не слишком далеко от дорог, подготовлено техническое оснащение (проще говоря, лопаты, сделанные в виде большой треугольной ложки, и легкие, плотно закрывающиеся фанерные ведра, емкостью на один гектолитр каждое); проинструктированы кадры...
В один прекрасный день сотни лесников вышли звеньями по два человека со своими треугольными лопатами и гектолитровыми ведрами к намеченным муравейникам, быстро заполнили ведра содержимым живых гнезд Формика лугубрис и поликтена и, закрыв ведра крышками, на коромыслах поднесли их к проезжим дорогам, откуда автомашины свозили их на базы.
В тот же час все ведра погружали на большие автоплатформы и отправляли в заранее намеченные места, где их встречали новые сотни лесников, которые тоже звеньями по два человека развозили по лесным дорогам и разносили на коромыслах к намеченным точкам муравьев, высыпая содержимое двух ведер, то есть двести литров массы, через каждые полсотни метров.
Расселение производилось из расчета четыре муравьиных гнезда на один гектар.
Гнезда муравьев наиболее полезных видов расселялись таким образом в новые районы, в леса другого состава, за сотни километров от места их естественного происхождения (в одном случае даже за тысячу километров к югу!).
Последующие наблюдения и исследования показали, что переселенные муравейники уже через год-два жизни на новом месте начинают заметно сдерживать развитие даже таких опаснейших вредителей леса, как сосновый походный шелкопряд.
Разумеется, не все проходило гладко. Часть переселенных гнезд не прижилась, другие долго хирели, но многие, попав в новые условия, изменили присущий виду способ сооружения гнезд и, применяясь к незнакомой обстановке, привели муравейники в порядок, разместили как следует маток и расплод, начали наращивать купола и рассылать своих фуражиров, которые с рассвета до заката обследовали округу и отовсюду стаскивали в гнезда личинок, куколок, имаго.
Укрощение строптивых
Организатором и генеральным штабом операции «Формика» была, как уже говорилось, кафедра лесной энтомологии университета в городе Павия во главе с профессором Марио Пазан. Но здесь нельзя не сказать, что идейным вдохновителем и научным советником этой операции был вюрцбургский профессор и руководитель института прикладной зоологии профессор Карл Гэсвальд, человек, узнавший о муравьях Формика больше, чем кто-либо другой на Земле не только сегодня, но и когда бы то ни было в прошлом.
Давно уже, еще в конце XIX — начале XX века, трудами швейцарского ученого Августа Фореля, немцев Карла Эшериха, Эриха Вассмана и Вильгельма Гетча, американцев Вильяма Вилера и исследователя кочевых видов Т. Шнейрла, англичан Джона Леббок и Г. Донисторпа, французов Ш. Эмери и Альберта Ренье, исколесивших чуть ли не весь мир для изучения муравьев, русских В. Караваева, Г. Эйдмана, М. Рузского и множества других, которых здесь нет возможности назвать, из общей науки о насекомых выделилась специально посвященная муравьям новая ее ветвь — мирмекология. Что касается Карла Гэсвальда, то он стал основателем новой, специальной ветви мирмекологии, он положил начало науке о Формика.
Всю жизнь потратил Гэсвальд на исследование этой группы муравьев. Свои опыты он проводил в лаборатории и в природе; годами наблюдал зарождение, рост и развитие гнезд, шаг за шагом, осторожно продвигаясь вперед в лабиринтах тайн разных видов Формика, овладевал секретами опознания и различения всех видов, совершенно неразличимых для непосвященных; раскрывал законы существования и формирования отдельных особей и целостных семей; прослеживал влияние на них окружающей среды и, наоборот, их влияние на среду. Опыты, статьи и устные выступления Гэсвальда, его учеников и помощников веско доказывали, что лесные муравьи — это верный друг и благодетель лесов, неусыпный и старательный защитник лесных пород от всякого рода вредителей. Наряду с этим Формика приносят — об этом пока мало кто слышал — неоценимую пользу лесу и человеку еще и тем, что улучшают почвы, обогащая их органическими веществами, повышая их плодородие, усиливая проникновение в них воздуха, регулируя поверхностное водоснабжение. Кроме того, они обогащают на участках, окружающих гнезда, флору, регулируют ее состав, способствуют существованию растений, которые поддерживают жизнеспособность леса и в конечном счете тоже продлевают его долголетие.
На протяжении многих лет вюрцбургский формиколог с неисчерпаемым терпением, педантично подсчитывая все до пфеннига, втолковывал детям и взрослым, что доходы, доставляемые сбором куколок для кормления певчих птиц, услаждающих слух любителей чириканья, или сбором живых муравьев для изготовления из них муравьиного спирта, которым натирают суставы, пораженные ревматизмом, ничтожны по сравнению со стоимостью ущерба, причиняемого лесу разорением муравейников. И он взывал к расчетливости, уму и совести своих сограждан, уговаривая, упрашивая, умоляя их беречь муравейники.
Когда Западную Германию оккупировали американские войска, тот же вюрцбургский формиколог не стеснялся выступать с обличением заокеанских солдафонов, которые во время учений сокрушают и калечат танками и броневиками деревья и подлесок, утюжат, сравнивают с землей муравейники, прокладывая дорогу упадку и запустению лесов.
Не эти ли бессмысленно разоряемые муравейники и подсказали Гэсвальду мысль о том, что нельзя далее ограничиваться одной только охраной существующих гнезд, что для возмещения ущерба, наносимого муравьиному населению лесов, требуется искусственное их расселение, а может быть, и искусственное размножение наиболее ценных видов.
Но Формика оказались довольно строптивыми созданиями и долго отказывались открыть человеку тайны своей биологии. О том, как это было все же сделано, рассказывается далее в краткой истории работ опытной станции в Эберсвальде, где Гэсвальд организовал первую в мире муравьеводческую ферму.
Сначала здесь попробовали ранней весной, едва семьи просыпаются и муравьи (самки и рабочие) начинают отогреваться на солнце, брать их с купола и создавать из них отводки. Здесь важно не опоздать, так как самки очень рано уходят в нижние отсеки гнезда, а без самок, из одних рабочих, отводки нежизнеспособны. Впрочем, подобным способом муравьиные семьи размножаются медленно.
Пришлось заняться массовым выведением маток, способных основывать новые семьи.
Это выдвигало столько задач, что даже неясно было, с чего лучше начинать. Во-первых, потребовалось получать достаточное количество молодых самок лесных Формика, затем следовало научиться отправлять их в брачный полет, причем к тому же времени требовалось иметь и самцов, что тоже не само собой делается, так как у лесных Формика самки и самцы из одного гнезда выходят в разное время. Да еще предстояло каким-то образом собирать самок после брачного полета...
И все это было пока только полдела.
Ведь для того чтобы каждая молодая самка Формика после брачного полета начала откладывать яйца, ей требуется живое гнездо. Откуда же брать их? Правда, матки могут начать откладывать яйца и в безматочных муравейниках. Но какой же смысл создавать безматочные муравейники, чтобы подсаживать в них маток?