— Надо шагать. — Лёня поднялся. — Ты, Димус, как?
— Мне все равно, — схитрил Дима, — вот только Вовке трудно будет…
— «Вовке, Вовке»! — разозлился тот. — Что я, маленький, да? А вот пошли — посмотрим, кто первый захнычет!
Так решился вопрос о выходе.
Старушка напоила ребят молоком, заставила их взять с собой ее стряпни, а Игнатьич рассказал дорогу.
— Придется уж через болото лезть. Пойдете мимо гари вчерашней, вдоль той тропки, по которой прежде шли. В болото зайдете — вправо сверните. А потом напрямки. А на сухое место выйдете — дорогу ищите. По ней уж — до реки. Там деревню увидите, Крутой называется. Вдоль по реке дойдете до Порожной, а за ней Сломино будет. Это, значит, наше село.
— Вы оттуда? — удивились и обрадовались ребята.
— А как же. У меня и фамилия-то такая — Сломин… Уж не в пещеры ли наши собрались?
«Сказать или не сказать?» подумал Лёня. Но Вова подобный размышления считал, видимо, излишними.
— В пещеру, дедушка, — охотно подтвердил он.
— Ну-к что же, ничего, посмотрите, — сказал дед.
— А вы в этой пещере бывали? — спросил Дима.
— Я-то? Бывал, конечно.
— Ну и что?
— А что — «что»? Пещера как пещера. Темно, конечно. Там в старые времена люди разные скрывались: в гражданскую войну партизаны наши, а до того отшельники всякие пребывали — схимники, значит, а бывало и разбойный люд укрывался. Всякие пользовались.
— А золото там есть? — выпалил Вова и в ожидании ответа даже рот забыл закрыть.
Звеньевой ткнул его кулаком в спину так, что у Вовы лязгнули зубы. Но Игнатьич на это не обратил внимания.
— Золото? — переспросил он и усмехнулся в бороду. — Откуда ему быть-то там? А правду сказать, конечно, не знаю. Не видел. Только золото… Откуда ему взяться там?
— Да нет, факт, ничего там нет. Это ему так в голову взбрело. — И Лёня с небрежным видом махнул рукой.
Вова приготовился было возразить, но Игнатьич примиряюще сказал:
— Ничего, посмотрите. Раньше бы знать, что в Сломино путь держите, я бы вам другую дорогу указал, короче. У костра-то встретились, так оттуда тоже тропка есть. Но теперь назад ворочаться…
— Нет, мы лучше вперед.
— Оно конечно. И тут, скажу я вам, дорога была, прямая дорога, хорошая, от торфяника, так пожар-то ее перекрыл. Придется уж болотом лезть.
— Пролезем, дедушка!
Попрощались они тепло, как с родным дедом. Игнатьич приглашал заходить к нему в Сломино и пожелал им удачи.
День был серый. Так и не разгулявшись, уплывал он к западу, тусклый и сумрачный. Дыма в воздухе почти совсем не стало, но по небу стлались хмурые, тяжелые облака. Шагая вдоль ручья, ребята дошли почти до самого пожарища и свернули на север. До сих пор — было видно издали — вырывавшиеся откуда-то, словно из земли, язычки жадного пламени облизывали обгоревшие пни и стволы. Но это было уже не вчерашнее пламя, а трепетное, маленькое, смирившееся.
— Как оно, а! — качнул головой Дима, и все сразу поняли, что это он — о вчерашнем.
— Молодцы, ребята! — сказал Павел очень серьезно. — Хорошо работали, смело.
— Ну, у меня, как надвинулось это близко, все нутро от страха перевертывалось, — сознался Миша. Он оглянулся на друзей — нет, никто даже не улыбнулся — и повторил: — Очень было страшно. Все казалось, что на голову огонь упадет.
— А что, — подтвердил Лёня, — я тоже боялся.
— А я не сильно боялся, — вмешался Вова. — Честное слово! Я знаете как работал? Ух!.. А вот будет интересно: я в школе об этом сначала никому не расскажу, а когда мы будем писать сочинение, я напишу такое: «На потушении пожара»… Ну, тушении. Ты всегда придираешься!.. Я напишу, а учительница прочтет и спросит: «Ты разве лесной пожар когда-нибудь видел?» А я встану и расскажу, а ребята все так и замрут. Жалко вот только, что у нас фотоаппарата нет. Да?
Ребята подробно рассказали Павлу о своих приключениях, а Дима всем — о том, как он блуждал по лесу. Все жалели, что он потерял выкопанную им дриаду. Зверобой он тоже потерял.
— А насчет дисциплинки у вас в звене, видать, не очень… А, Тикин? — И Павел посмотрел на Диму Веслухина.
— Ну, а что же! — сказал Миша. — Конечно, плохо, что он заблудился, но разве Димус виноват?
— А кто виноват? Ты? — спросил вожатый. — Он сам виноват. Невнимателен. И о коллективе забыл. Порядок нарушил.
— И тогда на дежурстве заснул, — добавил Лёня.
Дима от стыда вжал голову в плечи, согнулся.
Разговаривая, они подошли к болоту. Тучи густели. Все посмотрели вверх. Лёня сказал:
— Успеем. Болото перейдем и устроим шалаш. Зато утром на Шарте будем.
Узенькая тропка вихлялась по голым корневищам, выступавшим из жирной, черной жижи. Вдали глухо прокатился гром.
— Павел, может переждем? Гроза идет, — сказал Миша.
— Не знаю, — усмехнулся Павел. — Я ведь у вас гость. Сейчас Тикин главный.
А звеньевой взглянул на компас, упрямо нагнул голову:
— Успеем!..
То ли вечер подкрался так незаметно и быстро и вдруг накинул на землю громадный полог, то ли в черной болотной глуши заплутался и померкнул свет или слишком уж толстыми стали тучи на небе — лес потемнел и нахохлился. Пробежал по верхушкам деревьев шумливый ветер. Заскрипели ветви, треснул где-то сучок.
— Вовка, не отставать! — негромко сказал Лёня и зашагал быстрее.
Шли молча. Под ногами чавкала жижа. Местами она разливалась сильно, и чтобы перебраться через нее, приходилось пользоваться кустами, подгнившим буреломом и кочками, которых становилось больше и больше. Темнота уже мешала итти. А ветер трепал деревья, порывы его слились в непрекращающийся натиск. Вдруг он стих, и через мгновение стало слышно, как шуршат мириады мелких капель. Разбиваясь о листья, они осыпались вниз тончайшей водяной пыльцой. Воздух стал влажным и, видимо, оттого, что утихомирился ветер, потеплел. От земли пополз душный запах прелого, гнили.
Лёня остановился и осмотрелся. Он хотел найти какое-нибудь убежище от дождя. Ничего подходящего не было. Слишком ненадежным укрытием казались редкие болотные березы, а ивняк сам выглядел промокшим и жалким. Широкая дальняя молния полоснула небо, и от этого все кругом вздрогнуло, озарившись мгновенным светом, а потом затихло, притаилось, словно ожидая чего-то еще.
— Раз-и-два-и-три-и… — монотонно принялся отсчитывать время Миша.
На шестой секунде гулкий мощный рокот прервал счет.
— В двух километрах, — сообщил Миша.
— Идем, — сказал звеньевой и вздохнул.
Честно говоря, следовало бы, конечно, отдохнуть. Ремни мешков изрядно резали плечи, и спины ныли. Ноги тоже чувствовали себя не очень важно. Но о каком отдыхе могла быть речь? Ясно, надо итти. А если дождь будет лить всю ночь?..
Дима споткнулся, упал, и руки его воткнулись в болотную жижу почти по локоть. Миша помог ему подняться и успокоил:
— Ливень пойдет, всю грязь смоет. И на одежде и под одеждой.
Это, однако, не очень утешило Диму. Он шел и что-то потихонечку бубнил себе под нос.
— Ты что ворчишь, Димус?
— Я не ворчу. Я говорю: ему хорошо, длинному тому, он на машине — сел да поехал. А мы вот догоняй его по болотам всяким.
— Ну и что?
— Ну и… все равно догоним.
Молния, яркая-яркая, полыхнула над лесом, и почти сразу же страшный гром рухнул с неба. Из его отголосков, неуклюже ворчавших где-то над головами, возник ровный и сильный шум — это хлынул ливень.
— Ух, и хлестануло! Шикарная водяная ванна! — вскричал Лёня.
— А завтра будем солнечную принимать, да? — подхватил Миша.
Даже Вова оживился и заорал:
— В атаку! Впере-од!
А Дима запел: «По любой дороге…»
Дождь заливал ему лицо, а он пел, и песню подхватили, и получилось очень здорово.
Они спели «Свою походную», потом «Марш пионеров». Это взбодрило, и шагать стало легче.
Но ливень не прекращался, одежда промокла и стала липнуть к телу. Ботинки так отяжелели, что казалось, будто к ним привязаны гири. Снова шли молча. Тьма сгустилась. Звеньевой приказал Мише стать замыкающим.
Шли, ступая друг другу в след. Ноги скользили. Ветви вырывались из рук и хлестали по лицам. Яркие голубоватые всполохи бесились в небе, и грохотал тяжкий, оглушающий гром. Но когда не было молний, наступала тьма. Протяни руку перед собой — и не увидишь пальцев. Дождь все лил и лил.
Лёня остановился, разглядывая компас.
— Сейчас я фонарик достану, — сказал Миша.
— Не надо. Молния сверкнет — будет светло.
Охватив полнеба, дробясь и ломаясь, вспыхнул, понесся, подгоняемый громом, гигантский всполох. Все склонились к компасу. Молния осветила мокрые синеватые лица и стрелку компаса. Стрелка кружилась и металась… Снова наступила тьма.
— Почему она так? — тихо спросил Вова.
Но ему никто не ответил.
— Павел, почему стрелка мечется? От грозы, да?
— Возможно. Гроза очень близко.
А дождь все лил.
— Очень уж он мокрый, — мрачно пошутил Миша.
Павел воскликнул:
— Все правильно! (Ребята разом повернулись к нему.) Так и должно быть. Знаете, говорится: «Прошли через огонь и воду». Вот и вы — сначала через огонь, а теперь сквозь воду.
— Лучше бы сквозь воду не надо, — выразил свое пожелание Вова и, чуть поразмыслив, добавил: — Мне бы ничего, ну совсем ничего не надо, только чтобы дождя не было.
— Хитрый какой!..
Снова шли. Звеньевой шагал впереди. Он крепился, шутил время от времени, но, в общем, чувствовал себя неважно. Лёня считал себя виноватым в том, что все они попали в эту передрягу. Ведь это он настаивал на том, чтобы обязательно сегодня продолжать путь, а потом, когда подошла гроза и Миша предлагал переждать ее у края болота, он снова настоял на своем: итти. Его послушали: ведь он вожак звена. А раз так — теперь, звеньевой, отвечай за все.
Лёня боялся, что кто-нибудь из товарищей упрекнет его: «Вот, это ты добивался…» Что он ответит? А Павел скажет: «Необдуманно ты командуешь, Тикин». Но никто этих слов не сказал. Друзья не упрекали, не хныкали, не ныли. Только Вова усиленно сопел сзади. Вовин рюкзак нес Павел. Он шел замыкающим.
Впереди Миши смутно маячил черный силуэт Димы. «Осторожно, ветка», говорил иногда Дима, и Миша, наклоняясь в сторону, принимал из его руки ветку. Дима еле плелся. Все-таки тяжело. Если бы одно что-нибудь досаждало, а то все разом свалилось: и дождь, и темень, и ветви хлещут по глазам, а рюкзак так сильно тянет вниз! Но Дима понимает, что нужно крепиться, и нарочно повторяет про себя: «Все равно пройдем, все равно…» Должно быть, ему хочется плакать. Но он все твердит: «Ничего, пройдем. Вот если бы таким быть, как Лёнька Тикин! Лёнька идет впереди, указывая дорогу, ему нисколько не легче, а даже труднее, но он держится лучше всех и еще смеется и шутит. Как Павел. А тебе плакать хочется. Эх, Димус!.. Ничего, все равно пройдем…»
— Ты опять ворчишь, Дима? — спрашивает Миша. — Очень устал?
— Я не ворчу. И вовсе не устал.
— Дай-ка мне на минутку мешок.
— Да что ты выдумал!
Хлоп!.. Это, оступившись, растянулся Лёня. Он долго не встает. Чувствуется — не видно и не слышно, но чувствуется, — что он сильно ушибся и морщится.
— Лёнь, здорово ушибся?
— Хо! Просто захотелось отдохнуть. Очень уж приятная трясина.
— Что же ты не скомандовал привал? — пошутил Павел.
— В следующий раз. Там, где будет побольше грязи.
Гроза, устав бесноваться, отходила куда-то в сторону. Гром ворочался в небе лениво, нехотя, далекие молнии слабее освещали болотный лес, и дождь стал мельче и спокойней.
Лёня изредка покрикивал, предупреждая о ямах и корягах, встречавшихся на пути, приказывая свернуть то влево, то вправо. Вязкая топь преградила дорогу. Дождь чуть моросил, небо посветлело, и можно было разглядеть, что топь тянется далеко. Что делать?
— Придется валить деревья и перебираться по ним, — сказал звеньевой.
Остальные молчали. Лёня посмотрел на небо, огляделся вокруг. Тело просило отдыха. Вова стоял, навалившись грудью на ствол березы.
— А может, Тикин, устроишь ночевку? — сказал Павел. — Дождь кончается.
— А где? — спросил Дима. — Где ночевку устраивать?
Лёня ответил:
— На диване у тети Фисы.
— Нет, верно, где? Ведь все мокрое.
— Ну и что же? — сказал Павел. — Ливня уже нет. А мокрое, может, два дня будет. Солдаты на походе знаете как спят?.. Постойте здесь. Я вам крикну.
Минут через пять раздалось: «Ко мне!» Павел отыскал небольшой холм. На нем росли две большие березы и было сравнительно сухо. Стали таскать к месту ночлега ветки и сучья. Миша остался разводить костер. Он измучился, прежде чем вспыхнуло пламя. Сырая березовая кора дымила, трещала и корчилась, свертываясь в тонкую трубочку, но загореться никак не хотела. А когда наконец она вспыхнула желтым, чадящим огоньком, долго не могли зажечься мелкие сучья, смолистые, но вымокшие сверху. Однако и они в конце концов занялись пламенем, от них — другие, и костер, взметнув яркое пламя, осветил холм, высокие белые стволы берез, ребят, сгрудившихся в кучу и уже начинавших дрожать от холода.
— Ура! — закричал Дима. — Да скроется тьма!
— Вот теперь посушимся.
— А суп варить будем? — спросил Вова.
— Ага, по-другому заговорил! Когда дождь лил, так он: «Мне сейчас совсем ничего не надо, только пусть он перестанет». А сейчас — суп варить!
— Ну, это когда он лил, а теперь-то можно. Да ведь, Лёня?
Но дипломатическая попытка Вовы склонить на свою сторону звеньевого не удалась. Лёня предложил закусить всухомятку, чтобы не пользоваться болотной водой.
— Правильно, — поддержал его вожатый. — И костер не будем загромождать ведром: сушиться надо.
Вова, увидев, что дело оборачивается так, встревожился: могла пропасть очередная порция сахара к чаю. Но звеньевой сказал, что раз они не будут варить ужин и чай, то все получат двойную порцию сахара и масла, и, пожалуй, можно раскрыть банку консервов. Этим Вова был вполне удовлетворен и заявил, что в таком случае он может вообще никогда не пить чай. Потом он вспомнил о стряпне, которую дала им в дорогу старушка, потребовал пустить ее в ход и сокрушался, что когда их угощали всем вкусным, не было аппетита.
Дождь совсем перестал. Сохли не только одежда и обувь — подсыхали и ветки, собранные для постели. Скоро ребята заснули, и сон их был куда приятнее сна в кровати — долгожданный заслуженный отдых после трудных дел, перед другими, тоже трудными и потому интересными.
Утром ласковое солнце пробудило ребят. Они вскочили, снова свежие, сильные и возбужденные.
8. Мертвое озеро
После завтрака Лёня, решив ориентироваться, вытащил карту, компас и уселся в сторонке. К нему подсел Вова. Он еще не забыл обиду, которую ему пришлось пережить из-за неумения обращаться с компасом. Звеньевой приветствовал желание Вовы постичь премудрости «науки об азимутах», но сурово предупредил:
— Только теперь ты уж сам учись. Больше мы не будем лекции для тебя читать. Понятно?
Вова, грустно поморгав, смиренно согласился с этим условием. Уступчивость его подействовала на вожака благотворно, и, раскладывая на коленях карту, Лёня примирительно буркнул:
— Вот, смотри…
Он повернул лист карты так, чтобы меридиан, идущий на север, совпал с направлением, которое указывал синий конец стрелки компаса.
— Там, значит, север, — ткнул он рукой, — там юг, там запад…
— А почему солнце всходит на западе? — поинтересовался Вовка.
— Что ты мелешь? — рассердился было звеньевой, но, взглянув на солнце, осекся. Он еще раз посмотрел на компас, на солнце, снова на компас, потряс его и удивленно пробормотал: — Это что же получается?
Действительно, если верить компасу, солнце взошло на западе, и север, выводит, — не север, а юг. Все наоборот. Лёня позвал Павла. Тот осмотрел компас, достал свой. И второй прибор показывал страны света неверно.
— Их гроза испортила, — сказал Дима. — Помните, как ночью стрелка металась?
— Так не бывает, чтобы сразу оба одинаково испортились.