Квинт отвернулся. Профессор держал что-то — или кого-то — запертым в этой подземной камере… Этого Квинт никак не ожидал. Его передёрнуло, голова шла кругом. Он доверял Линиусу Паллитаксу, даже восхищался им. Теперь он не знал, что и думать. Что было заперто в камере? Какие жестокие опыты, заставлявшие это создание вопить так страшно, проводил профессор? Его встряхнула мысль: он должен сказать Марис, что её отец сошёл с ума и мучает несчастных существ в подземной камере пыток? Ясным было только одно: необходимо вернуться к клетке раньше профессора. Ни в коем случае не должен Высочайший Академик обнаружить, даже заподозрить, что за ним наблюдали. Повернувшись, Квинт пустился в путь, чтобы вернуться как можно быстрее. Он шёл, оставляя позади поворот за поворотом, потея из-за того, что спешил, и из-за того, что нервничал. Скала жужжала вокруг него, пока он следовал за чёрными стрелами по бесконечному туннелю, пока.
— О Хрумхрымс! — выругался он. Перед ним опять возникла гравированная дверь. Почему?
Где-то как-то он ошибся, он сам виноват, говорил он себе. Он так был занят мыслями о том, что происходило в камере, что не обратил должного внимания на путь, которым следовал.
Он снова отправился в путь. В этот раз он должен был быть внимательнее. Высочайший Академик мог показаться в любой момент. Он не мог ошибиться дважды. Сердце Квинта бешено заколотилось, когда он обнаружил, как он ошибся. Хотя он думал, что он отметил весь путь маленькими чёрными стрелками, но, спеша и нервничая, он нацарапал некоторые так небрежно, что они вообще едва походили на стрелки. Другие были такими слабыми, что он едва мог их разглядеть. Кроме того, местами стены были покрыты своими собственными отметками: пятна, кляксы, потёки.
Какие отметки были
Нахмурив брови, Квинт вытащил нож, поднял лампу и пошёл вперёд. Он вспомнил уроки его отца, Шакала Ветров, по самообороне. В такой ситуации атака была лучшим, если не единственным выбором. Квинт приблизился к узкому повороту туннеля. Он поколебался, прежде чем идти дальше. Позади снова усилилось сопение. Квинт подался вперёд. Свет, стал ярче. Он глубоко вздохнул, обогнул угол и…
— Благодарение Небу! — пробормотал он.
Свет не был ни алым, ни мигающим. Он был голубовато-розовый — свет нового утра. Чуть ли не всхлипывая от облегчения и восторга, Квинт прохромал несколько последних шагов к сияющему кругу и вышел на выступ скалы. Наконец освободился из ужасной каменной ловушки.
На верхушке клетки сидел белый ворон. Когда Квинт наклонился, чтобы открыть дверь клетки, ворон хрипло каркнул, подпрыгнул и клюнул его. Квинта охватила слепая ярость.
— Думаешь, я боюсь тебя — после того, как меня преследовали кровожадные монстры? — зарычал он.
Он замахнулся кулаком на птицу, которая снова каркнула, сверкая жёлтыми глазами, с громким хлопаньем крыльев снялась и взмыла вверх, пронзительно крича от возмущения. Квинт открыл дверь и собирался войти в клетку, когда услышал шум из туннеля. Он оглянулся и замер:
— Профессор! Что с вами случилось?
Когда Квинт помогал профессору войти в клетку, его взгляд упал на золотой медальон — символ высокой должности, висевший на шее Высочайшего Академика. Яркий солнечный свет играл на его поверхности, подчёркивая выпуклый узор. Задумчивость отразилась на лице Квинта.
— Квинт… — простонал обессиленный профессор.
Ученик оторвался от своих раздумий.
— Извините, профессор, — сказал он. — Держитесь. Мигом будем дома.
Глава десятая. Планы и Заговоры
— Он что?! — вскрикнула Марис. Квинт беспокойно огляделся. Пара учеников Школы Ветра задержались около Башни Ветров, навострив уши. Квинт взял Марис за руку и отвёл за башню.
— Тише, — прошептал он. — Меньше всего нам сейчас надо привлекать к себе чьё-то внимание.
— Извини, — сказала Марис. Голос её действительно звучал немножко виновато. — Но… не могу поверить.
— Я рассказываю только то, что видел и слышал, — сказал Квинт. — Он держит взаперти какое-то существо.
Марис покачала головой:
— Какое существо? Домашнее животное вроде Пальца? Или сторожевое? Или…
— Оно говорило, — перебил Квинт.
— Говорило? — прошептала Марис. — Повторяло слова? Как попугай или птица дразнилка?
— Оно умоляло. Оно рассуждало.
— То есть разумное существо, — вздохнула Марис. — Какой-нибудь мелкий гоблин или тролль… к тому же злой, судя по ранам отца. Он едва жив остался.
— Я знаю. — Квинт вспомнил, как хромающий и залитый кровью Линиус Паллитакс появился из туннеля. Тогда Квинт не удержался от крика, увидев ухо профессора, болтавшееся как будто на ниточке. Для существа, голос которого звучал так жалобно, бой был явно слишком свирепым. Квинт вспомнил и слова профессора, которым он тогда не придал большого значения. — Твой отец называл его гадким созданием, — сказал он тихо.
— Похоже, он прав, такие раны… — с горячностью сказала Марис. — И всё же. — Она замолчала.
Квинт ждал, когда она заговорит снова. Тишину нарушало только хлопанье парусов высоко над их головами. Хотя воздух был почти неподвижен, высокая башня Школы Ветра улавливала легчайший из ветерков.
— Что — всё же? — спросил Квинт.
Марис подняла глаза:
— Не знаю. Я думала, как бы я вела себя, если бы меня заперли против моей воли.
Квинт понимающе кивнул. Он знал, как тяжело для Марис допустить, что её отец не прав. Он оценил то, что она смогла поставить себя на место пленённого существа.
— Мы должны сами спуститься туда, — сказала она вдруг. — Ты должен меня туда проводить, Квинт. И если вдруг мы обнаружим, что… — Она колебалась. — Если мой отец… — Она замолчала.
В этот момент над ними раздался шорох. Квинт поднял голову и увидел в окне над ними тех же двух учеников, спешно втягивающих головы внутрь башни.
— За нами шпионят, Марис. Пошли отсюда.
Как обычно, сплетни и слухи витали над Ступенями Виадука. Воздух над Ступенями шипел, как сжатый пар, выходящий из баков кислой дымки на крыше Колледжа Облаков. Как и пар, слова были горячими и ядовитыми; иногда непрозрачными, иногда ясными насквозь. По ним можно было понять, что назревают какие-то события. В Открытом Небе неизбежно приближалась Великая Буря. В Санктафраксе — если даже половина слухов была небезосновательной — назревала ещё более свирепая буря.
На Западной стороне Восемнадцатой лестницы было больше народу, чем обычно. Кроме обычных болтунов, с их теориями заговоров и угрозами гибели Края, сюда подползли предсказатели судьбы и гадатели. Говорили, что эти печальные фигуры были последними из некогда гордой касты землеведов. Теперь это были почти карнавальные персонажи, а их знания Дремучих Лесов съёжились до мифов и предрассудков. Небоведы презирали их, но терпели как доказательство превосходства своей возвышенной науки. Каждый из них был вооружён необходимым для своего ремесла набором из бродильного камня, кишок тильдера, корней бродячих водорослей. Один из них, долговязый косоглазый тип с сединой на щеках, собрал вокруг себя особенно большую толпу.
— Кости не могут врать, — вещал он прерывающимся от возбуждения голосом, потрясая выгоревшим на солнце рыбьим скелетом.
— Я видел смерть и отчаяние во Дворце Теней. Я видел Высочайшего Академика, танцующего с мертвецами в кольце синего пламени. — Его голос понизился. — Я видел наш прекрасный город, любимый Санктафракс, проглоченным… — голос возрос, — разжёванным на куски… — потом ещё громче, — и извергнутым дьяволом! — Теперь он кричал: — Дьяволом, выпущенным на волю невежеством и честолюбием. Дьяволом, которого не могут сдержать никакие решётки. Дьяволом столь страшным, что никто не сможет избежать его ужасного гнева.
Толпа разинула рты. Предсказатели редко бывали столь кровожадны в своих прогнозах.
— Как узнать этого дьявола? — выкрикнули из толпы.
— Очень трудно. Он оборотень. Он говорит знакомым голосом и имеет лицо самого дорогого и близкого… Он обманщик. Он соблазнитель. Самое ужасное создание Края…
— Похоже на Хрумхрымса! — крикнул тонкий голос из толпы, по которой тут же прокатился смешок.
Отцы, матери и няньки усмиряют маленьких жителей Края историями о злодеяниях этого ужасного создания. Преклонялись перед Хрумхрымсом только взрослые самых отсталых племён Дремучих Лесов. Те, кто переселился в Санктафракс или Нижний Город, оставили не только свои семьи и деревни, но и свои предрассудки. А родившиеся в летучем городе и в городе, раскинувшем свои кварталы под ним, страшные истории о Хрумхрымсе всегда воспринимали как древние легенды.
— Можете смеяться! — гремел гадатель, потрясая рыбьим скелетом.
— Премного благодарны, сир, — насмешливо прокричал кто-то. Смех усилился.
Непреклонный предсказатель медленно повернулся и мрачно обозрел толпу. Глаза его были направлены в разные стороны, и непонятно было, куда он смотрел. Толпа затихла.
— Значит, не верите в Хрумхрымса? — спросил он ледяным шёпотом.
Никто не проронил ни звука. Никто даже не пошевелился.
— Я знаю тех, кто не верит в плотоядные растения. Это не мешает дубу-кровососу их пожирать. Ваше неверие, друзья мои, — сила Хрумхрымса. Запомните хорошенько мои слова: он уже идёт! Земля отомстит небу. Это говорят кости!
Толпа снова засмеялась.
— За кого он нас принимает? — крикнул кто-то.
— За сосунков из Дремучих Лесов, — ответил кто-то ещё. Толпа начала рассеиваться.
Слухи о предстоящих роковых событиях не были новостью на Ступенях. Ещё до прибытия предсказателя с рыбьим скелетом на Восемнадцатой восточной лестнице наблюдалась лихорадочная оживлённость. Несмотря на неверие толпы, новости о последних прогнозах предсказателя пригнали сюда новых любителей пари.
— Десять золотых за то, что в Дворец Теней ударит молния! — заявлял рослый ученик Школы Дождя.
— Пятнадцать золотых за то, что Высочайший Академик уйдёт до следующего полнолуния! — вторил его сокурсник.
Вручались золотые, выдавались расписки с указанием ставок. Выше по ступеням ставки сокращались. Здесь заключались пари о самом существовании Хрумхрымса. Неделю, день, даже час назад можно было ставить тысяча к одному, что он лишь тема сказок и кошмаров. Но сейчас слухи окрепли, и сплетня стала священной истиной. Некоторые уже утверждали, что знакомые их знакомых встречались с ужасным созданием лично.
Необычное сборище академиков можно было увидеть на Семнадцатой лестнице. Расположенная под серединой Виадука, эта лестница, как с востока, так и с запада, считалась ничьей землёй, на которой академики различных школ и уровней сложной системы почитания, установившейся в Санктафраксе, могли встречаться друг с другом анонимно. Хотя все они прибыли без своих академических одеяний, те, кто знал их в лицо, мог увидеть около дюжины Верховных деканов с Девятой лестницы Восточной стороны, беседующих с группой учеников и подмастерьев Школы Дымки. Казалось, все стремятся говорить одновременно.
— Может быть, предлагаемые меры слишком резки? — спрашивал кто-то.
— Чрезвычайная ситуация требует чрезвычайных мер, — был ответ.
— Поведение Высочайшего Академика достойно осуждения. Нетерпимо. Неприемлемо.
— А теперь — пора!
— А если он не уйдёт сам…
— Тех, кто не хочет прыгать, надо подтолкнуть…
Незамеченным передвигался в возбуждённой толпе высокий субъект в плаще с капюшоном, закрывавшим лицо. Когда он обернулся к попутчику, свет блеснул на выступающем серебряном носе.
— Видите, как легко посеять слухи, Бэгзвил, посеять раздор. — прошептал он.
Плоскоголовый страж, тоже в длинной накидке с капюшоном, с энтузиазмом закивал.
— Всё идёт лучше, чем я воображал, — прошептал он в ответ. — Но что о самом деле?
— Всё улажено. — Оба, не сговариваясь, огляделись. — Этой ночью цепи будут перерезаны.