Глухо рокотал зависший над протокой вертолет, иногда что-то шуршало по дну лодки – ее, наверное, потихоньку несло течением, – и больше ничего не происходило. Потом вдруг лодка закачалась. В вышине простучала короткая автоматная очередь. Скорее всего это был прощальный салют, потому что вертолет почти сразу же улетел. Стало слышно, как то справа, то слева от лодки плещется вода.
– Кажется, кто-то сидит на нас верхом и гребет, – сказал Блинков-младший. – Покричим, что ли?
– Молчи уж. Что теперь-то кричать? – вздохнула Ирка. – Господи, с кем я связалась? Сарафан оставила на вилле, новый!
Снаружи невнятно бубнили голоса, казавшиеся незнакомыми. Лодку крутили так и сяк и корябали крышку. Блинкову-младшему пришло в голову, что все-таки крышка держится на болтах, и гаечный ключ от этих болтов остался в вертолете. А то почему бы взрослые люди столько возились с этой несчастной крышкой? Опять стало тяжело дышать – дыра-то была в носу лодки.
– Ничего, – подбодрил Ирку Блинков-младший. – Сейчас откроют, а мы им: «Здра-асьте!»
Люди снаружи потеряли терпение и стукнули по крышке так, что затрещала пластмасса. В глаза ударил свет, Блинков-младший сощурился и сквозь ресницы увидел, что лодка вскрыта, как створки раковины.
В щели между крышкой и бортом лодки торчало копье с костяным наконечником.
– Это Паблито, – дрогнувшим голосом сказала Ирка, а в щель уже заглядывали глаза, и глаза эти были чужие.
На копье нажали, крышка отлетела, и Блинков-младший с Иркой увидели жуткие лица, похожие на маски.
Глава IX
Коварные планы самого высокого война
Набу! – вскричал кто-то страшным голосом, и в Блинкова-младшего с Иркой нацелились два копья, два лука с тонкими стрелами из тростника и одна духовая трубка, стреляющая, конечно же, отравленными колючками.
Блинков-младший сразу же заслонил Ирку собой. Он почти не испугался. Он как будто смотрел кино, потому что в настоящей жизни такого не бывает.
В настоящей жизни взрослые большие, а дети поменьше, все ходят одетые и никто не разрисовывает себе лицо в полосочку. А если в настоящей жизни кому-нибудь в кого-нибудь вздумается пострелять, он будет стрелять хоть бумажными пульками из рогатки, хоть ракетами из установки залпового огня «град», но только не тростниковыми стрелами из лука и тем более не отравленными колючками из трубки.
А тут, окружив лодку, по колено в воде стояли явно взрослые, но очень маленькие люди с большими животами. Самый высокий воин был ростом с Блинкова-младшего. В том, что они воины, Блинков-младший не сомневался: во-первых, оружие, во-вторых, боевая раскраска. У самого высокого воина красные полоски на лице, у другого черные, у третьего и четвертого красные и черные, а пятый все лицо намазал черным, оставив полоски чистой кожи, и у всех в проколотых ушах торчали перышки. Воины были не краснокожие, как часто называют индейцев, а терракотовые, вроде цветочного горшка. Самое главное, все пятеро были совершенно голые и совершенно этого не стеснялись. Поэтому они казались как бы одетыми. На них было нестыдно смотреть.
– Набу! – повторил самый высокий воин и натянул тетиву лука.
И опять Блинков-младший почти не испугался. Но ему стало очень, очень грустно.
Вы только представьте себе: с риском для жизни бежать с виллы наркобарона дона Луиса, чуть не задохнуться в лодке, потом в этой же лодке чуть не разбиться и чуть не утонуть (хорошо, что Блинков-младший проковырял в крышке не очень большую дыхательную дырку, а то бы лодка успела нахлебаться воды). И все это зачем? Чтобы голый человек влепил тебе в грудь стрелу с осколком косточки вместо наконечника?! И, кстати, стоило ли ради этого семь лет учиться в школе? Да если бы Блинков-младший заранее знал о такой своей бесславной кончине, он провел бы эти семь лет гораздо приятнее. Он бы целыми днями дулся на компьютере в «Принца Персии» и катался на роликах. Ну, может быть, иногда сходил бы в булочную, если мама попросит.
Грязные пальцы на тетиве лука дрожали от напряжения.
– Уази, – сказал Блинков-младший. Так индеец Паблито называл крокодила. Может быть, это было оскорбительное для воинов слово. Они могли подумать, что Блинков-младший обзывает их крокодилами. Но терять Блинкову-младшему было нечего, а других индейских слов он все равно не знал. «Уази» он запомнил, потому что оно похоже на вездеход «уазик».
Воины переглянулись. Натянутая тетива лука чуть ослабла.
– Уази, – повторил Блинков-младший, решив, что кашу маслом не испортишь.
Два копья, два лука с тонкими стрелами из тростника и одна духовая трубка, стреляющая, конечно же, отравленными колючками, медленно опустились. Самый высокий воин снял стрелу с тетивы, сунул ее в плетеный колчан и спросил с большим сомнением:
– Уази?
– Уази, уази, – подтвердил Блинков-младший.
Самый высокий воин подошел к нему ближе, протягивая руку. Было заметно, что воин побаивается. Блинков-младший взял эту руку с обломанными ногтями, чтобы пожать, но воин скорее всего просто не знал такого приветствия. Он вцепился в запястье Блинкова-младшего и заставил его вылезти из лодки прямо в воду. А потом с улыбкой подал руку Ирке.
– Но-но, без хамства, – дрогнувшим голосом сказала Ирка и сама перевалилась через лодочный борт.
У самого высокого воина обиженно вытянулось лицо, и он сразу начал командовать, чтобы показать, кто здесь главный. Наших взяли под конвой и повели неизвестно куда.
Сельва окружала протоку непроходимым плетнем. Из воды поднимались толстые и гладкие стволы деревьев с воздушными корнями. Там, где оставалось хоть малейшее место, росли кустарники, и буквально все было плотно перевито лианами. Другого пути, кроме как по протоке, по колено в воде, просто не было. Впереди шел самый высокий воин, за ним наши, а за нашими – еще двое: который в черную полосочку и который в черную и красную. Еще двое индейцев остались у лодки.
Идти было трудно. Под ноги все время попадались затопленные то ли ветки, то ли корни. Ноги цеплялись, соскальзывали и проваливались. За полминуты такой ходьбы Блинков-младший дважды чуть не погиб. У него нога провалилась в какую-то подводную нору и готова была сломаться. Падая, он схватился за свисавшую над водой лиану, и эта будто бы лиана вдруг зашевелилась у него в руке! Блинков-младший завопил от ужаса, рухнул в воду, захлебнулся и начал по-настоящему тонуть, хотя воды было по колено. Ногу в норе зажало, как тисками. Блинков-младший не мог встать, даже если бы соображал получше, а он, честно сказать, уже ничего не соображал, только бился, как рыба в сети. В руке он еще чувствовал шевелящуюся змею!
Потом-то Блинкову-младшему стало ясно, что это ему только показалось. На самом деле тот воин, который в черную полосочку, мгновенно схватил змею и убил. Когда второй воин, в черную и красную полосочку, поднял Блинкова-младшего из воды и помог ему освободить ногу, первый уже потрошил змею.
Это сильнее всего потрясло Блинкова-младшего. Воин расщепил ногтем только что сорванный стебель тростника. Расщепленный край получился острым, как бритва. Этим краем воин что-то такое сделал со змеей (Ирка отвернулась, а Блинков-младший смотрел, но не успел заметить). По воде поплыли змеиные потроха, а в руках у воина осталась тушка и отдельно – снятая чулком шкурка. Мало того, вокруг потрохов, тут же начали драться неизвестно откуда взявшиеся рыбешки, а потом плеснула большая рыба, и воин моментально подбил ее из лука и тоже выпотрошил одним неуловимым движением.
Может быть, на рыбьи потроха в конце концов приплыл бы крокодил, и воин в черную полосочку разделался бы с ним точно так же. Но ушедший вперед самый высокий воин что-то недовольно прокричал, и все пошли дальше. Рыбу и змею воин в черную полосочку завернул в сорванные на ходу листья, обвязал тючок лианой и надел через плечо, как сумку на ремне.
Блинков-младший шел и поглядывал под ноги и особенно по сторонам, замечая всякие подозрительно смахивающие на змей лианы. Он, конечно, не мог все время оборачиваться на воина в черную полосочку, но видел, как тот вырезает своей расщепленной тростинкой что-то мелкое. А потом воин догнал Блинкова-младшего и молча накинул ему на шею связанную кольцом веревочку. На веревочке висели два змеиных зуба, кривых и острых, как турецкие кинжалы. С внутренней стороны на зубах были бороздки, по которым змея пускает яд. Блинков-младший понял, что даже для привычных к сельве индейцев это была не совсем обычная змея.
Они шли долго, иногда садясь прямо в воду, чтобы отдохнуть. Блинков-младший не смотрел на часы, потому что нет никакого смысла смотреть, если не засек время с самого начала. Правда, после второго или третьего привала он все-таки попытался запомнить время, но тут же забыл. Он совсем отупел от этой долгой ходьбы и от впечатлений. Он перестал бояться, жалеть себя и думать о том, как их с Иркой ищут на вилле дона Луиса и догадался ли кто-нибудь, что они прятались в лодке. На привалах прямо у его ног плескались мелкие рыбешки. Они приплывали на кровь – неизвестно где и обо что Блинков-младший изрезал щиколотки, но совершенно этого не чувствовал.
С Иркой он почти не разговаривал. Только попросил показать ноги, не объяснив, зачем. С ногами у Ирки оказалось все в порядке – у нее были высокие кроссовки. А про свои раны Блинков-младший ничего ей не сказал. Не потому, что чувствовал себя героем и настоящим мужчиной, а просто ему все было безразлично.
Самый высокий воин вдруг исчез. Вот так шел впереди, шел, потом Блинков-младший на что-то отвлекся – и его уже нет. А воин в черную полосочку и воин в черную и красную полосочку догнали Блинкова-младшего с Иркой и стали подталкивать их куда-то в заросли. В этих зарослях и кошка бы не проскочила. Блинков-младший стоял и тупо смотрел перед собой, пока воин в черную полосочку не пригнулся почти к самой воде, показывая пальцем в гущу зелени. Блинков-младший тоже пригнулся и увидел тоннель в зарослях. Сверху сплетенные ветви, снизу сплетенные корни, а в глубине тоннеля – песчаный берег со следами босых ног. Следы были еще мокрые – ясно, что их оставил самый высокий воин.
Согнувшись, Блинков-младший нырнул в тоннель, прошел совсем немного, и сельва как будто распахнулась. Блинков-младший, а за ним Ирка и воины очутились на большой вытоптанной площадке. Посередине площадки стоял частокол из тонких кривых стволов, связанных лианами. Входа не было видно. Воины опять начали подталкивать Блинкова-младшего, да он и сам догадался, что вход где-то сбоку, и стал обходить частокол.
Вход был просто вход – узкая щель без двери. Протиснувшись в нее, Блинков-младший увидел маленькую толпу индейцев, человек сорок.
Голые воины были при оружии, голые дети жались к животам своих голых мам. По возрасту большинство этих мам, да и воинов, тянули самое большее на десятиклассников. Тут Блинков-младший, конечно, мог ошибаться, но несильно. Все индейцы были очень молоды, потому что в опасной сельве мало кто доживает до старости. Только один выглядел как настоящий старик – с морщинистым лицом и сединой в волосах. Этот индеец вышел из толпы так уверенно, а остальные расступились так почтительно, что сразу стало ясно: это вождь. В продырявленные мочки ушей вождя были продеты острые белые палочки. У некоторых женщин такие же палочки, только поменьше, торчали из носа и нижней губы. А лица у всех были чистые, без полосок. Наверное, у индейцев эти полоски вроде костюма, который надевают на охоту или когда выходят из дома погулять.
Самый высокий воин встал за спиной вождя и для внушительности положил стрелу на тетиву своего лука.
– Набу, – угрожающе сказал вождь, и самый высокий воин прицелился из лука в Блинкова-младшего, как-будто они были совершенно незнакомы.
Остальные воины тоже наставили на наших свое оружие. В общем, все повторялось, но Блинков-младший уже знал, что говорить.
– Уази, – сообщил он вождю.
Вождь подумал, глядя на Блинкова-младшего с большим сомнением, и не согласился.
– Набу, – повторил он. А Блинков-младший настоял:
– Уази.
Вождь опять задумался. С ним было бы хорошо играть во всякие настольные игры – обязательно выиграешь, потому что вождь совершенно не умел скрывать свои мысли. У него разве что буквами не было написано на лице: ох, парень, какой из тебя уази, если ты самый натуральный набу? Хотя, с другой стороны, раз ты сам себя называешь уази, то, наверное, имеешь причины. Почему бы тебе, в самом деле, не быть уази?
Неизвестно, чем бы это закончилось. Может быть, вождь решил бы, что Блинков-младший с Иркой все-таки набу, и тогда их могли убить! Но тут вперед выступил воин в черную полосочку и горячо заговорил, повторяя: «Шавара, шавара» – и показывая на ожерелье из змеиных зубов, которое сам же и подарил Блинкову-младшему.
Вождь так заинтересовался этой историей, что подошел к Блинкову-младшему и потрогал змеиные зубы. Самый высокий воин из-за этого ужасно занервничал и тоже стал говорить про щавару, показывая не на зубы, а на Блинкова-младшего. Это звучало как страшное обвинение! Дети в толпе стали прятаться за взрослых.
Против Ирки самый высокий воин ничего не имел. Он даже отвел ее немного в сторону, чтобы показать, что с Иркой вопрос отдельный, а вот с Блинковым-младшим все решено: он и есть не кто иной, как шавара.
Но вождю не понравилось, что самый высокий воин так раскомандовался, и он решил это дело по-своему. Громко, для всех, вождь объявил, что Блинков-младший с Иркой, может быть, и не уази, но уж во всяком случае не шавара. Скорее всего они нохи или даже шори.
Наши, разумеется, не понимали ни слова, но легко разбирались, что к чему. Вождь говорил очень выразительно, а индейцы вообще вели себя, как дети дошкольного возраста, которым рассказывают про Красную Шапочку. Если они слышали про набу, то хватались за оружие, шавару боялись, к нохи относились неплохо, а к шори – еще лучше. Совсем хорошо было бы, если бы они признали Блинкова-младшего с Иркой уази. Но до уази, по всеобщему мнению, наши пока что не дотягивали.
Закончив свою речь, вождь стал поглаживать Блинкова-младшего по плечам. А потом ударил себя в грудь и сказал:
– Тушуауа!
Скорее всего это и означало «вождь». Ведь свои имена индейцы вслух не произносят.
– Ирка, скажи ему мое имя, – попросил Блинков-младший, – а я скажу твое.
Ирка недовольно фыркнула, но все-таки прошептала что-то на ухо тушуауа, тыча пальцем в грудь Блинкова-младшего. А тот показал на Ирку и шепнул тушуауа в другое ухо:
– Ирина.
– Рина! – обрадовался тушуауа. – Блин!
Индейцы оказались милыми людьми, если, конечно, не считать того, что для первого знакомства они чуть не убили Блинкова-младшего с Иркой. Но ведь не убили же! И сами этому очень обрадовались. Приобняв наших за плечи, тушуауа тут же сплясал с ними народный индейский танец, похожий на «Прыг-скок, обвалился потолок». А потом на радостях устроил пир.
Женщины разложили прямо на земле кожистые листья какого-то водяного растения, и все индейцы стали выкладывать на эти листья у кого что есть. Большие желтые бананы, такие же, какие продаются в Москве, и маленькие красноватые бананы, каких в Москве днем с огнем не сыщешь. Толстенькие печеные корешки, похожие вкусом на картошку. Всякие неизвестные нашим плоды: у одних можно было есть только кожуру, у других все, кроме кожуры, у третьих только косточку. Первым угощение пробовал тушуауа и показывал Блинкову-младшему с Иркой, что как едят.
Если честно, все, кроме бананов, было на вкус так себе. Вдобавок индейцы жарили на костре термитов и щелкали их, как семечки. Нашим это зрелище аппетита не прибавляло.
Коронным блюдом была добыча воина в черную полосочку: змея и рыба. Воин закопал их в золу вместе с листьями, в которые они были завернуты. Когда змея и рыба испеклись, он преподнес обугленный сверток тушуауа. Индейцы смотрели, вытянув шеи, даже термитов перестали щелкать. Острым костяным ножом тушуауа разрезал сверток, и оттуда ударил пар. Пахло вкусно, Блинков-младший даже на секунду забыл, что это печеная змея, хотя и с рыбой.
– Шавара, – философски заметил тушуауа, разделывая змею на четыре части. Дескать, была ты опасной шаварой, могла кого-нибудь укусить до смерти, а теперь мы тебя съедим.
Один кусок змеи, похожий на сосиску, тушуауа вручил воину в черную полосочку, и тот моментально его проглотил, даже косточек не выплюнул. Второй кусок тушуауа съел сам. Кому предназначались оставшиеся два куска, Блинков-младший уже догадался. Его заранее тошнило.