— Вот, смотрите! — крикнул он уже с порога. — Вот наше судно. — И он ткнул в карту кончиком циркуля.
— Но судно находится здесь, — возразил Милей больше, милей меньше и показал пальцем совсем в другое место.
— Ну как вы не видите? — удивился Тютелька в тютельку. — Вот судно, а вот здесь, видимо, остров. Пожалуйста, посмотрите и на море…
Оба штурмана вскинули головы, посмотрели в иллюминатор и, бледнея, встали на цыпочки: острова не было! Впереди без конца бежали и вспыхивали волны.
В рулевую вошёл Моряков в полной форме, по пояс высунулся в иллюминатор и с криком:
«Что произошло?» — побежал вниз по трапу.
На палубе, размахивая руками, уже метались Солнышкин и вызванный им из рубки Перчиков. Открывать без друга необитаемый остров Солнышкин не мог. Но пока он бегал за радистом и надевал брюки, остров пропал. Солнышкин забрался на канатный ящик, но ничего не увидел. Он собирался бежать наверх, но сзади, с кормы, раздался иронический голос Робинзона:
— Вы что-нибудь потеряли, Солнышкин?
— Остров!!!
— Ай-яй-яй, а вы оглянитесь, Солнышкин, — улыбнулся Робинзон, возле которого вертелся пёс, и протянул трубу: — Иногда стоит и оглянуться!
Но уже и без трубы Солнышкин обнаружил пропажу.
Пока Ветерков и Безветриков спорили, «Даёшь!» проскочил мимо острова.
Моряков строго посмотрел на краснеющих штурманов и скомандовал:
— Малый назад!
НОВЫЙ НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
Островок ждал своих открывателей. Казалось, пальмочка укоризненно машет листьями из стороны в сторону.
— Шлюпку на воду! — крикнул Моряков. И едва шлюпка коснулась воды, Солнышкин слетел в неё прямо на выброске. За ним спустились Перчиков и Пионерчиков. А сбоку, по штормтрапу, сбегал Робинзон.
— Вот вам и фантазия! — кричал он Морякову.
Шлюпка просела. В неё ввалился артельщик, на корме примостился Моряков, а следом за ними прыгнул пёс.
— Полный вперёд! — приказал капитан, и шлюпка помчалась к островку.
Пальма была уже рядом, и Моряков скомандовал:
— Приготовиться!
Перчиков приготовился к швартовке. Солнышкин стал рядом с ним. И вдруг оба приоткрыли рты. С противоположной стороны, оставляя за собой белый шлейф пены, к острову приближался перископ, за ним появилась рубка подводной лодки, и в открывшийся люк высунулось плечо с офицерским погоном, а за ним чопорная голова!
— Бобкинс, Гопкинс, вперёд! — выпалил офицер, и на остров, который чуть-чуть стал пониже, вскочили два матросика.
— Позвольте, позвольте, но этот остров замечен моряком нашего судна Солнышкиным! — сказал Моряков на великолепном английском языке.
— Это не имеет никакого значения! Его появление давным-давно предсказано нашими учёными, — вскинул голову офицер. — Здесь ещё год назад запроектировали строительство базы.
— Базы? — спросил Пионерчиков.
— Для сушки подмокших сапог! — уточнил офицер.
— Но остров открыли мы! — крикнул Солнышкин.
— Мы устроим здесь пионерскую лабораторию, и наши ребята будут изучать растущие острова! — сказал Робинзон.
Экипаж «Даёшь!» объяснялся по-английски не хуже заправского шкипера.
— Гопкинс! Бобкинс! Действуйте! — выпалил офицер. — Выкорчевать дерево!
— Поосторожней! — с достоинством остановил их Моряков.
Робинзон прыгнул на остров и обхватил пальму.
— А может, его лучше продать? — предложил артельщик. — Ещё драться из-за него! — И вдруг, вскрикнув, он схватился за ногу, потому что в неё вцепился зубами пёс.
В пылу спора никто не обратил внимания, как от горизонта к месту происшествия стал приближаться неясный округлый предмет. Над ним то и дело поднимался лёгкий сверкающий фонтанчик, а от боков откатывались в обе стороны упругие волны. И как ни странно, островок под ногами спорящих начинал слегка покачиваться.
— И всё-таки открыли его мы! — пытался доказать своё Пионерчиков, — Его увидел Солнышкин!
Солнышкин участия в споре не принимал. Он сунул руку в карман и вытащил кусок сахара, который держал про запас для Землячка.
В тот же миг раздался такой удар, что шлюпка отлетела в одну сторону, лодка в другую, а из глубины показалась громадная голова кита, который делал стойку.
Сам Солнышкин на минуту повис в воздухе и протянул вверх руки с воплем: «Держите!»
На глазах у всех необитаемый остров вместе с Бобкинсом, Гопкинсом и Робинзоном рванулся ввысь с первой космической скоростью. И к общему изумлению, у него обнажилось днище самой обыкновенной бочки! Остров превратился в едва заметную точку и со свистом ринулся вниз.
— Ложись! — крикнул Моряков.
Остров пронёсся мимо и, взорвав фонтан брызг, исчез в глубине. Там забурлило, запузырилось. И на поверхность пробкой выскочила большая бочка, в которой росла пальма. Во время тайфуна её, очевидно, смыло в одном из прибрежных парков, и она гуляла по океану, обрастая травой и песком.
Бочка качалась, как ванька-встанька, и паль-мочка, за которую крепко держался Робинзон, весело обдала брызгами команду «Даёшь!». Рядом фыркал старый друг Перчикова Землячок, фонтанчиком обмывая радиста, которому насыпалась на голову земля необитаемого острова.
Бобкинс ещё летел, Гопкинс плевался и карабкался на лодку.
Наконец команды разобрались по местам.
— Где же ваша база? — крикнул Солнышкин офицеру, подтягивая к шлюпке «остров» с Робинзоном.
— А как же предсказания ваших учёных? — съязвил Перчиков.
— Бандиты, — пробормотал Пионерчиков.
— Господа, мы имели в виду не этот остров, — откланялся офицер, голова его исчезла в рубке, люк захлопнулся, и через минуту над лодкой забурлила вода, скрывая всю компанию.
Робинзон прыгнул в шлюпку, и Моряков скомандовал:
— Полный вперёд!
Вдруг пальма стала как-то оседать и уходить под воду.
— В острове пробоина! — крикнул Солнышкин.
Все оглянулись, а пёс прыгнул на корму и сунул в пробоину хвост. Течь прекратилась. Команда тронулась дальше.
— Слушай, Солнышкин, а как зовут твоего пса? — спросил Перчиков.
— Не знаю, — Солнышкин пожал плечами.
— Он заработал себе отличное имя, — погладил пса Перчиков. — Мы назовём его Верный, идёт?
— Конечно, — обрадовался Солнышкин, а пёс взвизгнул и хотел вильнуть хвостом, но спохватился. Он оправдывал своё новое имя.
Остров плескался в воде и делал свои последние самостоятельные метры в океане. Солнышкин сиял. Он всё поглаживал пальму и поправлял корешки, чтобы не разбежались от течения. Ведь всё-таки это была открытая им земля, да ещё отвоёванная у захватчиков! Моряков тоже был доволен. Сбылась мечта Робинзона: это был остров, который можно не только подарить, но и доставить ребятам прямо во дворец. И не беда, что он мал, зато с его открытием связана такая большая история, которая есть не у каждого большого острова! И капитан уже думал, как он изобразит всё это на большом художественном полотне.
Перчиков гордился Солнышкиным. Пионерчиков — всеми. И только артельщик злобно держался за штаны. Хотел подать добрый совет и — вот тебе на! — расплачивался собственными штанами.
— А где же Землячок? — вдруг вспомнил Солнышкин, и все оглянулись, чтобы посмотреть на главного героя недавней битвы.
Но кита рядом не было. А вдали среди солнечных всплесков взлетали несколько высоких фантанчиков, к которым постепенно приближался ешё один. Землячок встретил старых друзей. И никто из команды «Даёшь!» не видел его уже до следующей весны.
ЧУДЕСА В ОКЕАНЕ
Между тем Безветриков определил, что экватор уже остался за спиной. Штурман Ветерков не придал этому особого значения: какая разница где — милей дальше, милей ближе! Но жара наступила совершенно экваториальная и творила просто-таки чудеса.
За час до обеда Борщик вынес на палубу остудить только что испечённые румяные кексы. Он поставил противень на табуретку, обмахнул его по привычке полотенцем и приоткрыл рот от удивления: по морю гуляли тоненькие, вращающиеся смерчи. Они прямо-таки вальсировали на голубой воде, ввинчиваясь верхушками в самое небо. «Даёшь!» проходил между ними, как между колоннами на балу. Кок от восторга сдёрнул колпак.
И вдруг сзади него раздался пронзительный свист. Борщик оглянулся и остолбенел: один за другим его кексы взлетали вверх и исчезали в смерче. Кок бросился спасать их, но от кексов остался только запах.
В это же время у сидевшего невдалеке на трюме Буруна прямо из-под рук улетучился гвоздь, который он вбивал в крышку канатного ящика.
— Послушай, Борщик, ты видел? — изумился Бурун.
— А вот ты видел? — Борщик взмахнул полотенцем.
Через полчаса команда вышла обедать на палубу. Во-первых, потому, что сидеть в помещении было просто невозможно, а во-вторых, всем хотелось полюбоваться удивительным зрелищем.
Смерчи изящно огибали судно. Кое-кто из команды бросал за борт завалявшиеся в карманах монеты, и они тут же уносились вверх в струе воздуха.
Команда съела первое, уписала второе, и каждый взял в руки тарелку для третьего. Смущённый Борщик собирался уже беспомощно развести руками, но в это время к самому борту приблизился тонкий смерч и с ловкостью заправского официанта стал опускать каждому на тарелку чудесные дымящиеся кексы.
— Замечательно придумано! — воскликнул Моряков.
— Здорово! — сказал Ветерков, но в этот момент ему на тарелку со свистом шлёпнулся большой гвоздь.
Штурман возмущённо протянул тарелку Борщику, требуя объяснений, но к нему, кружась, наклонился лёгкий смерчик, как бы извиняясь и желая засвидетельствовать, что Борщик здесь совершенно ни при чём. Затем Ветерков увидел, как его штурманская фуражка легко поднялась с головы, кивнула ему и через минуту уже плыла среди облаков на верхушке смерча, который кланялся из стороны в сторону, будто юный курсант на балу в морском клубе.
ЖАРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
После обеда старый Бурун, взяв банки с краской, позвал:
— Солнышкин, за мной!
Поставив ведро возле лебёдки, Солнышкин обмакнул кисть в краску и застыл на месте: прямо на глазах синий океан испарялся, и возле Солнышкина и над ним проплывали большие цветные облака. Он мог их потрогать, он шёл сквозь их разноцветные клубы. Вот впереди проплыло облако фиолетовое, как сирень, вот над головой вырос целый оранжевый букет, а вот большой алый облачный тюк опустился на плечи боцмана. Солнышкин в восторге замахал кистью.
А по трапу на палубу спускался штурман Пионерчиков. В руке он держал листок и карандаш. После сегодняшних событий он решил написать настоящие слова о дружбе. Штурман прошёл по палубе от кормы до носа, взмахнул карандашом — и остановился: рядом Солнышкин красил облака! Он водил по ним кистью. А Бурун молча таскал их на себе. Штурман удивился. Штурман изумился. Ничего себе, нашли работку! Ну, украшать улицы, расписывать к празднику фасады домов — это дело другое! Но красить облака? Этого Пионерчиков понять не мог.
— Смотрите, какая красота! — окликнул его Солнышкин и взмахнул кистью.
— Мальчишество! — сказал Пионерчиков. — Нашли занятие! И краски не жаль!
Солнышкин замигал, а Пионерчиков вдруг покраснел и, нахмурясь, прикусил язык: облако шло голубое, а краска на кисти Солнышкина была алой, как огонь.
Облака всё плыли, плыли, как большие слоны, как маленькие пони и как далёкие неведомые острова.
СТРАННОЕ ВИДЕНИЕ НА ПАРОХОДЕ «ДАЁШЬ!»
Но самое главное произошло всё-таки к вечеру. Солнце краснело, цветные лучи становились упругими и распахивали горизонт, как в кинотеатре распахивают широкий экран.
Солнышкин уже почти покрасил палубу и взялся за борт, как вдруг увидел, что прямо перед ним вдалеке возникает, как из кубиков, удивительный город. Вот появился один домик, вот, как гриб, вырос второй, подскочил третий, и в воздухе заколыхалась целая улица.
По сторонам улицы заколебались стены, а далеко за ними задымилась пустыня с пирамидами! Но ведь пирамиды в Африке, а впереди были Австралия и Антарктида! Вон по улице пробежал погонщик с ишаком, а вон, подпрыгивая на одной ноге, проскакал мальчишка. Солнышкин даже протянул вперёд руку, но всё исчезло.
— Мираж, — прошептал он, — настоящий мираж.
Солнышкин повернулся, снова увидел дома. Вот сопка, вот лестница. Да это же всё знакомое! Это Океанск.
И тут Солнышкину показалось, что рядом кто-то разговаривает. Он оглянулся. Перед кем-то изгибаясь, улыбающийся артельщик топтал свежевыкрашенную палубу.
«Ты что идёшь по краске? Не видишь?» — хотел крикнуть Солнышкин. Но он только захлопал глазами и почувствовал, как чубчик у него начинает приподниматься. Перед артельщиком плавало почти прозрачное облако, в котором возникали такие знакомые черты, что ой-ой! По палубе, заложив руку за китель и величественно откинув голову, шагал почти прозрачный Плавали-Знаем. Тот самый Плавали-Знаем, который ещё недавно, во время своего капитанства, так досаждал Солнышкину и устраивал на пароходе такие весёлые дела, что целый флот рассказывал о них легенды.
Тот же самый Плавали-Знаем. Только прозрачный нос, прозрачная щетина.
Он важно прошёлся вдоль трюма и кивнул головой, словно говоря: «Да, прекрасные были времена…»
— А какие были сарделечки! Какие сарделечки! — сказал артельщик.
Плавали-Знаем, усмехаясь, с вызовом вскинул прозрачную голову.
— А что они без вас? Ничего! Совершенно ничего! Мы с ними ещё рассчитаемся. Я знаю одно дельце, — хихикнул артельщик.
Но Плавали-Знаем его не слышал. Он прошёл мимо Солнышкина, проплыл сквозь борт, потом заколебался и растворился в воздухе. Артельщик завертелся волчком, бросился за ним и налетел на Солнышкина.
— Чего топчешься? А ну-ка, крась после себя! — сказал Солнышкин и сунул в руку артельщику кисть.
Но Стёпка, ничего не слыша, взбежал на бак и застыл у борта с протянутыми над океаном руками.
Солнышкин помчался к боцману, но налетел на Пионерчикова:
— Вы ничего не видели?
Пионерчикову было не до него: он перебирал десятый вариант нового пионерского закона.
Бурун возился в подшкиперской с канатами.
Солнышкин побежал к Перчикову и рассказал ему обо всём случившемся.
Перчиков спросил:
— А ты не рехнулся?
Солнышкин повторил всё, что видел и слышал, и показал на артельщика, который всё ещё стоял у борта, протягивая к океану руки.
Призадумавшийся Перчиков сказал:
— А впрочем, всё может быть. — И он ткнул пальцем в воздух: — Атмосфера сгущается.
Да, атмосфера сгущалась. На краю неба уже собирались тёмные облака, готовые столкнуться лбами, и передняя туча вспыхивала внутри ярким, холодным пламенем.