В коридоре и на кухне горит свет, а в комнате темно. Только лампочка магнитофона зеленым глазком светится. Гости какие-то чужие — кричат, курят. Мама не разрешает курить дома, а они курят. Папа сидит на диване, локтями надавил на стол и кричит кому-то через музыку. Болотная Кочка толкнула его в пле-чо; папа покачнулся, оторвался от стола и вышел на свет.
— Отучился? — спросил он.
— Угу. А где мама?
— Мама? — повторил папа таким голосом, словно Толик спросил у него: "А где ручка, или книжка?" Он оглянулся на гостей. — Пойдем-ка на кухню. — И легонько подтолкнул сына. Когда вошли, закрыл дверь и прислонился к ней — забаррикадировал. Толик ждал, а отец смотрел на стену, смотрел на пол, смотрел в потолок — смотрел на все, только не на сына; левая рука в брючном кармане, правой несколько раз по-правлял волосы, но еще больше растрепал их, и никак не мог начать разговора. — Мама… — сказал он, раз-гоняя себя. — Ты уже большой, сынок…
Он пытался подготовить сына к важному, вселить в него спокойствие, смягчить голос, но добился об-ратного. Мальчик сжался и, не зная, что скажет ему отец, всхлипнул, вытянул шею и впился глазами в папины губы. Он ждал — сейчас губы зашевелятся и в маленькую щелку выползут страшные слова. Но гу-бы никак не раскрывались. Правая рука ерошила волосы, опускалась и вновь водворяла на голове беспо-рядок.
— Мама, она ничего… Все в порядке… Она скоро нам ляльку принесет… Из больницы. — Сказал и уди-вился — как долго не находились такие простые слова, и, словно гора с плеч свалилась, почувствовал бли-зость сына, его напряженное ожидание, доверчивость; привлек к себе и улыбнулся.
Толик и не хотел плакать — с чего? — но слезы сами побежали. Он смахивал их с одной, с другой щеки, шмыгал носом и теснее прижимался к отцу.
— Ляльку? — переспросил он и тоже улыбнулся. — А кого? Братика или сестренку?
— Ну… это я не знаю… Это как получится… то есть… что я говорю? Что достанется.
— Завтра?
— Да нет, пожалуй, попозже.
— Послезавтра?
— Поживем, увидим.
— И в Новый год ее не будет? — вспомнил Толик и снова засопел. Как это Новый год без мамы встре-чать?
— Ну-ну, перестань, — сказал папа. — Попросим врача, может отпустит нашу маму пораньше. А сейчас, давай-ка поешь тут чего-нибудь. Мы теперь сами хозяева.
Дверь толкнула папу в спину. Он отступил.
Вошла тетя с красным ртом.
— Что-то у нас такое? — загнусявила она, склоняя к мальчику болотную кочку. — Какой большой и пла-чет? — хотела погладить Толика. Он увернулся и сделал шаг назад. — Фу, нехороший, — капризно поджала губы.
— Отстань! — папа взял ее за плечо и выпрямил.
Тетя крутнулась на пятках, потрепала папу по щеке.
— Тю-тю-тю. Ладно, ладно, не стреляй глазками. Отстаю, — она передернула плечами и ушла, по-клоунски виляя откляченным задом.
Папа ушел за ней.
Про Толика забыли.
Он смотрел в окно. Сначала просто так — ничего не видел, все о маме думал. Плохо без нее. Когда мама дома, она как будто в каждой комнате, в каждом уголке сразу. Даже когда сидит на диване и вяжет, или на кухне возится. Толик не подходит к ней, не мешает. Ему и так хорошо и спокойно. Он умеет играть один. И читать любит… когда мама дома.
По низу стекла протянулись ледяные горы. Толик срезает ногтем острые вершинки, передвигает их; лед тает, холодит пальцы; чистая вода по капельке стекает на подоконник, собирается в маленькое озер-цо.
На хоккейную коробку падает свет прожектора. В комнате играет магнитофон — громко поют на ино-странном языке. И еще громче хихикает Болотная Кочка. Чему она радуется? Рыжая!
Мальчик выглянул в коридор. Везде темно. Из кухни вырывается свет, падает на вешалку с пальто, но в комнаты не заглядывает. Толик щелкнул выключателем. Смех оборвался. Поправляя выбившуюся ру-башку, вышел папа.
— Ты поел? — спросил он.
Толик задумался. Что сказать? Возвращаться на кухню не хотелось. Он опустил голову и ответил.
— Я не хочу.
— Ну ладно, не хочешь, не надо, — согласился папа и позвал сына. — Пойдем, чаю вместе попьем.
Вместе можно. Вместе веселее — само проскакивает. И не заметишь, как в тарелке пусто.
Папа налил суп и пододвинул тарелку сыну. Как вкусно пахнет! Толик сразу проголодался и начал есть.
Снова пришла Болотная Кочка. Толик смотрел на нее и не мог понять — что-то в ней другое. А что?
Она обняла папу за шею, навалилась на него и зевнула:
— Я скучай-й-ю-у. Пойдем, а?
Папа скинул ее руку и прогнал тетю.
— Уйди, — попросил он. — Не видишь, с сыном разговариваю.
— Ну-ну, — проворчала она и лениво побрела.
Ага, — вспомнил Толик. — Кофточка была в юбку заправлена. Теперь болтается как на пугале. И вовсе она не красивая. А ноги толстые, синими жилками переплетены. Я и не видел. Ну, да она гамаши сняла. Жарко стало.
Папе было трудно говорить. Наверное устал на работе. Он сбивался и все помахивал рукой, ероша волосы.
— Ты того, не бойся… Ага?.. Мама нам братика принесет. Вот… Или дочку… А ко мне гости пришли… После Нового года к маме сходим.
— Завтра сходим, — уверенно сказал Толик.
— Завтра, — кивнул папа.
Он уронил голову на грудь, покрутил ею над стаканами. С головы посыпался мелкий белый снег.
— А елку будем наряжать?
— И елку поставим… И гостей позовем… Ты ешь, ешь, я пойду… Люди там ждут… Нехорошо… гости. — Он поднялся и замер в раздумьи.
Толик отодвинул тарелку. Отец заметил и понял.
— Нет, я сяду… отдохну, — сказал он; навалился на стол и повторил. — Ты ешь, ешь.
Толику очень хотелось, чтобы папа вот так и сидел на кухне. Пусть его гости уходят. Они нехорошие, шумные. Курят много. На кухне и то пахнет. И эта тетя с красным ртом. Она как дома, а папа как ее. Жал-ко, мамы нет. Мама бы их быстро всех выгнала. А папа не хочет выгонять.
Мальчик сидел уже просто так. Смотрел то на затылок папы, то на ходики, то в окно. И не шумел. Ды-шал тихо-тихо. Пусть папа немного поспит.
Отец поднял голову; непонимающе оглядел стол; увидел сына.
— Все нормально… Мама нам братика принесет… Или сестренку… Пойдем спать.
— Пойдем, — обрадовался Толик. Он был на все согласен, лишь бы не отпускать папу. А то Болотная Кочка заберет его себе и не отдаст.
Толик прижался к папиной руке и они пошли в спальню — маленький и большой, — оба неуверенно сту-пают по сине-красной дорожке.
Папу перехватила Болотная Кочка.
— Смотри-ка! Мой наклюкался, — крикнула она в комнату и обхватила папу за талию. Толик прижался крепче, но тетя оттолкнула его.
— Тащи сюда! В чувство приводить будем! — засмеялись из комнаты.
Мальчик не видел их в темноте. Только голоса — мужской и женский из угла, где стоит диван. Он ждал — папа опять прогонит Кочку, но отец отстранился и безвольно ушел. Они растаяли в темноте.
Толик торопился уйти из дома. Схватил в охапку пальто, клюшку и валенки и выбежал на лестничную площадку; остановился, — злой, с красными глазами. Сунул ноги в валенки и сильно топнул; даже ноге больно стало — где-то в колене отдалось; пальто надевал, словно рукава хотел оторвать. И, не застегива-ясь, выскочил из подъезда.
Мороз успокоил его. Он сразу отключился от дома. Бегал за оранжевым мячом, похожим на апельсин, успевая и нападать и защищаться.
На площадке все меньше и меньше ребят. Крикнут одного, за ним еще потянутся. Огни в окнах стали пропадать, а он все гонял и гонял мяч от ворот к воротам.
Вовка забрал мяч и ушел. Толик выбрал подходящую ледяшку и играл сам с собой, но уже не так от-решенно. Нет-нет, а глянет на свои окна. Музыка доносится до него тихо. Свет горит только на кухне, а из подъезда никто не выходит.
Стало зябко. Стыли руки и ноги.
Он бросил ледяшку в ворота, зашел в подъезд. Прислонился спиной к батарее — тепло! И глаза сами собой закрылись.
Хлопнула дверь.
Он вскочил и выжидательно посмотрел наверх, в узкую полоску лестничного пролета.
— Нет, не они, — увидел Толик и побрел на свой этаж. За дверью было тихо. Он постучал; громче; зата-рабанил ногой. Тихо. Бил долго, пока не понял — сейчас расплачется. Присел на ступеньку и… заснул.
Много или мало спал — не знает. Его дергали за рукав.
Открыл глаза. Молодая тетя, похожая на их пионервожатую, виновато заглядывала в лицо.
— Ты чего здесь?
Толик посмотрел в ее грустные глаза и подумал. — Она хорошая. Лучше Болотной Кочки. И рот у нее не красный, а маленький, как у девочки. Только сигаретами пахнет.
— Пойдем домой, — попросила она и помогла Толику подняться.
Высокий худой дядя в коричневой шубке, короткой, как пиджак, отступил от двери.
— Черт знает что, — ругнулся он. — Мальчишку на улице оставили. — Голос его тоже был виноватым и он отворачивал скуластое лицо с большим носом и рыжими усами.
Толик хотел узнать — а какие у него глаза? Но шапка у дяди лохматая и глаз не видно. — А руки хоро-шие, — заметил мальчик, — руки как у папы — большие, сильные.
Его ввели в квартиру. Тетя помогла раздеться и уложила в кровать.
— Спи, — просто, как мама, сказала она и провела рукой по волосам Толика. Ему стало тепло, он рас-слабился и поплыл куда-то далеко, откуда доносился тихий голос. — Я вас закрою, — сказала тетя. — Ключи Саша, папа твой, завтра возьмет. Ты не забудь, скажи ему.
Толик кивнул или хотел кивнуть. Он спал, а рука, теплая, как у мамы, гладила и гладила его по воло-сам.
Проснулся он поздно.
Пробежал по комнатам, заглянул в кладовку, в туалет — никого нет. Папа ушел на работу. Сегодня еще рабочий день. Это у них каникулы. У взрослых каникул не бывает. Только отпуск, и то один раз в году.
Толик обрадовался, что никого нет. Значит папа прогнал Болотную Кочку. Сам догадался, что она пло-хая.
Ему сильно захотелось есть. В холодильнике были яйца и масло. Он поставил на плиту чайник и зашел в комнату, где вчера сидели гости. На столе много посуды; на тарелках несколько долек потемневшей за ночь колбасы; выгнутые лодочкой куски хлеба и картошка. Толик перехватил что-то и начал наводить порядок. Долго мыл посуду, стоя возле раковины на стуле; составлял тарелки в сушилку и протирал вил-ки и ложки, как мама делала. Старательно собрал пылесосом с паласа вчерашний мусор и пепел; чистил диван и кресла; передвигал стулья. И весело насвистывал. Папа придет — вся работа сделана и они будут елку наряжать! Сегодня последний день старого года. Елка стоит на балконе, перевязанная веревкой как гирляндой. Снег ветки припорошил. Толик хотел занести ее в комнату, отогреть. Но дверь балкона не от-крыть — тугой шпингалет не поддавался. Игрушки на антресолях — тоже не достать без папы. Ну ничего, скоро он придет. День сегодня предпраздничный, короткий, и они отлично успеют все сделать. Только бы еще суп сварить, но он ни разу не варил. Вдруг не получится? Папа рассердится, что продукты испортил. Лучше и не пытаться.
Побродил по квартире: где ботинок поправил, где книжку на полку убрал — делать было нечего. Вклю-чил телевизор, убавил звук — услышать папины шаги, — и смотрел какие-то неинтересные передачи: гово-рили, спорили, негры под барабаны танцевали.
— Сейчас папа придет, — посмотрел он на часы и пошел на кухню. Там из окна весь двор видно. Толик сдвинул горшки с цветами, сел на подоконник. — Елку на моторчик поставим. Огоньки будут мигать и кру-житься. Свет в комнате включишь — как сказка! Всех зверушек рядом посажу: и Мишку, и Зайца, и голубо-го Гномика в красном берете — пусть на мою елку смотрят. А потом подарки Дед Мороз принесет. Конечно, это не Дед Мороз приносит, Толик знает, — это мама всегда под елку подарки прячет. Но когда она их пря-чет, Толик не может понять. Он же через каждую минуту после одиннадцати ходит проверяет — все нет и нет. А в полночь обязательно лежит под елкой. Хитрая мама. Интересно, у папы получится так незаметно? Мама даже три подарка успевает спрятать — всем по одному. Сегодня Дед Мороз маме не принесет. Она елку нашу не увидит. Нет, мы ее до маминого прихода не будем убирать. Пусть и лялечка посмотрит, ка-кая у нас красивая елка. А, она еще ничего не поймет. Я ей после расскажу, как она на елку смотрела. Ох, наверное, и плакать будет! Маленькие всегда плачут. Или спят. Плохо. Принесла бы мама сразу боль-шого братика, я бы с ним в хоккей играл. А так жди, пока вырастет. Я уже в десятый класс пойду, а он только в первый. Чего с ним играть? Надо бы маме раньше в больницу идти, когда я маленький был. Хо-рошо Ирке. У нее и брат и сестра. Брат старше на один класс, а ростом с Ирку. А сестра первоклассница. Везет же некоторым.
Толик разговаривал сам с собой и не забывал поглядывать во двор.
— Вот сейчас, до двадцати сосчитаю и папа придет. Вон, за тем дядькой.
Ранний предновогодний вечер заполнил двор. Прожектор освещал площадку и ребят с клюшками. По-шел мелкий-мелкий снег, как перхоть из папиной головы. По двору туда-сюда бегали взрослые. В окнах зажигались цветные огоньки; приходили к кому-то гости — с кульками, сумками, тортами. А папы все не было. Подъезд их угловой, и Толик видел в окне чужой квартиры длинный стол. На столе чего только нет! И газировка, и яблоки, и все-все! Девчонка помогала накрывать — носила вазочки, тарелки, и каждый раз стаскивала со стола конфету. У, сладкоежка! Потерпеть не может. Еще снегурочкой нарядилась! Возле зеркала вертится, думает — никто ее не видит.
Толику тоже захотелось конфет. Он знал где у мамы заветный мешочек. Но лезть самому… Папа при-дет, достанет. А яблоки можно, яблоки в холодильнике. Толик взял одно, вымыл, съел. И почувствовал приступ голода — резануло и заурчало в животе. Он боялся надолго отойти от окна — проследить папу, — отрезал хлеба, налил стакан холодного чая, пожевал. — До папы потерплю, вместе за стол сядем. Что он так долго? Елку не успеем нарядить.
В угловой квартире садились за стол. Прохожих почти не было, а снег все крошился и крошился. Уже и лед на площадке весь укрыл — она белая-белая, как кофта мамина. Только на кофте еще васильки есть. Мама ее на Новый год всегда надевает. Раза два уже надевала. И сегодня бы надела…
В угловой квартире все поднялись и тыкали друг в друга бокалами. Девчонка прыгала и визжала. То-лик не слышал, но ему так казалось. Девчонки всегда визжат, особенно в Новый год. Они так радуются. Это не мальчишки.
Толик заглянул на ходики. Маятник повис. — Ну вот, встали. — Надо идти в комнату к будильнику. А вдруг папа придет? — Еще до двадцати сосчитаю и быстренько сбегаю. — Он сосчитал, но остался на подо-коннике. — Еще до пятидесяти, — уговаривал себя, снова считал, замедляя, вставлял после каждого числа "и", чтобы получилось пятьдесят секунд — папа так учил.
От окна тянуло холодом; замерз бок. Толик спрыгнул на пол и, выглядывая в окно, попятился. Когда исчезла арка, он побежал в комнату и включил свет. — Ого! Уже Новый год наступил! Интересно, Дед Мо-роз есть, а мамы нет дома. Будет подарок? — Он обшарил все углы, заглянул под диван и кресла. Ничего не было. — Теперь-то я маме скажу, кто подарки приносит. Больше не будет меня перехитрять. Я все равно увижу, как она подкладывает под елку.
Он взял одеяло, положил его на подоконник и, прикрыв плечи, сел.
— Во, тепло! Сколько хочешь сидеть можно. — Он смотрел то на дорожку, то на соседнее окно и ждал праздника — возвращения папы. Девчонка больше не появлялась. Наверное уснула. — Мелкота, — усмех-нулся Толик, но усмехнулся со слезами в горле. Ему было завидно. Ко всем Новый год пришел, а к нему нет.
Взрослые смотрели телевизор и копошились вокруг стола. Их стало плохо видно. Толик всматривался и не мог понять — почему? Снег не мешал — кончился, шторы не закрывали. А-а, он плачет… Ну и ладно, никто же не видит.
Ему стало легче. Как будто в теплую воду погрузился, — как приятно! Навалился головой на раму и уснул.
Не помнил, как перебрался на диван. Или папа его перенес?
Толик откинул одеяло и пошел проверить. Свет в коридоре горел всю ночь.