Когда же царское правительство увидело наконец, что без телеграфа обойтись нельзя, за огромные деньги в 1835 году был куплен оптический телеграф во Франции. Он был установлен сначала между Петербургом и его окрестностями — Шлиссельбургом, Кронштадтом, Царским Селом и Гатчиной, а затем между Петербургом и Варшавой.
За телеграф было уплачено сто двадцать тысяч, и сотруднику французской фирмы, который устанавливал телеграф, правительство назначило пожизненную пенсию в шесть тысяч рублей в год.
А в это время свои русские телеграфные устройства, значительно лучшие по конструкции, лежали в музеях и архивах, забытые всеми.
Глава 13. РУССКАЯ СМЕКАЛКА
В 1796 году умерла императрица Екатерина. На престол вступил её сын, Павел I. Вспыльчивый и раздражительный, давно мечтавший о власти, он ненавидел свою мать и всё, что было связано с нею. Как можно скорее он хотел уничтожить старые порядки и переделать всё по-своему.
Вельмож, близких к Екатерине, он устранил от дел и многих отправил в ссылку.
В армии была введена муштра и палочная дисциплина.
Пышные празднества прекратились.
Теперь Кулибин больше не нужен был и как устроитель придворных забав.
О нем вообще забыли. Он лишился даже той небольшой поддержки и снисходительно- покровительственного отношения к своим изобретениям, которое было до сих пор.
Душевное состояние Кулибина день ото дня становилось хуже. Всё же он продолжал работать над своими изобретениями. Он понимал, что они необходимы народу, хотя царское правительство их и не признавало.
По временам его охватывала тоска и отчаяние. Что будет дальше? Что делать?
Будущее казалось мрачным и полным неизвестности. «Обстоятельства мои покрыты неизвестностью», — писал он в январе 1800 года своей старшей дочери и зятю в Нижний.
«Обстоятельства мои всё же не переменяются», — писал он им в феврале.
«Обстоятельства мои все без известности и поныне, в коих, кажется, и надежды к лучшему не предвидится», — писал он им же в марте.
Однако и при такой обстановке ему иногда удавалось блеснуть своим огромным талантом механика и изобретателя.
В конце июня 1800 года на стапеле[19] Адмиралтейской верфи шли последние приготовления к спуску корабля. Снимали ненужные уже теперь леса, расставляли лебедки, натягивали канаты, смазывали жиром направляющие, по которым должен был скользить корабль при спуске.
Это был стотридцатипушечный военный корабль «Благодать», самый большой из всех построенных до тех пор в России.
Спуск корабля не простое дело. Нужно правильно расставить лебедки и людей, рассчитать, какая сила потребуется, чтобы сдвинуть корабль с места. Только тогда корабль плавно сойдет со стапеля на воду. Иначе он может застрять на месте и даже перевернуться.
Как будто бы всё было верно рассчитано и расставлено. Работами руководили ученые- кораблестроители.
В торжественный день спуска весь Петербург собрался к Адмиралтейской верфи. Оба берега Невы были сплошь запружены народом. Прибыла вся знать. Все кораблестроители и моряки. Среди них много было иностранцев. Ждали приезда императора Павла.
Посмотреть на спуск корабля пришел и Кулибин. Сначала он стоял поодаль, но затем, видимо чем-то заинтересовавшись, подошел поближе. Внимательно поглядел на корабль, опутанный сетью канатов, на расставленные кругом лебедки.
— У вас дело не ладно, — сказал он главному распорядителю, — корабль с места сдвинется, но дальше застопорится и со стапеля не сойдет.
Распорядитель нахмурился. Хотя он знал Кулибина по его самоходному судну, но всё же как он смеет, простой мужик, бородач, не знающий математики и механики, указывать ему и делать замечания!
Он смерил Кулибина с головы до ног презрительным взглядом и процедил сквозь зубы:
— Прошу не в свои дела не вмешиваться.
Кулибин отошел.
«Что ж, — с горечью думал он, — они ученые, да ещё чужеземные, им виднее. Что ни сделай они — всё хорошо. Простому же человеку — как ни старайся — всё равно нет дороги. Только потому, что он мужицкого звания».
Не дождавшись спуска корабля, Кулибин ушел домой.
А около Адмиралтейской верфи всё ещё ждали приезда императора.
Наконец показалась царская карета. Народ притих. Наступила самая торжественная минута — сейчас должны были начать спуск корабля.
Павел подал знак. Главный распорядитель отдал приказание. Отняли подпорки. Натянулись канаты, заскрипели лебедки. Корабль тронулся с места — и вдруг, вместо того чтобы плавно пойти по направляющим, застрял.
Попробовали ещё потянуть. Напрасно. Стали переставлять лебедки, подкладывать ваги[20]. Но ничего не помогало. Самые крепкие канаты рвались, как нитки, толстые дубовые бревна ломались, словно прутики. А корабль ни с места.
Кораблестроители не на шутку встревожились. Каждый давал свои советы. Но всё напрасно. Грозила явная катастрофа. Корабль того и гляди мог перевернуться.
Павел рассвирепел. Везде и всюду ему чудились заговоры, измены. Он кричал, топал ногами. Обещал со всеми расправиться. В гневе уехал.
Главный распорядитель был в отчаянии. Ему наверняка грозила ссылка. Что теперь делать? И вдруг он вспомнил о Кулибине. Почему он не выслушал его утром? Надо немедленно послать за ним! Кое-кто из ученых презрительно посмеивался. Ясно, что здесь нужно всё снова продумать, рассчитать. А для этого надо знать механику, математику. Что же тут может поделать простой мужик-бородач? Но главный распорядитель всё же решил послать за Кулибиным.
Кулибин пришел к Адмиралтейской верфи. Он знал, в чем ошибка кораблестроителей. Он видел её ещё утром. Но он мог теперь умолчать об этом. Ведь спускать на воду корабли не входило в его обязанности. Однако он был прежде всего патриотом. Для него были дороги интересы своего отечества. Он не мог допустить, чтобы из-за личной обиды пропадало народное добро.
Кулибин осмотрел всё снова, записал некоторые данные и обещал завтра утром спустить корабль. Единственное, что он ставил в условие, это — чтобы в его распоряжения никто не вмешивался.
Кулибин давно интересовался вопросами кораблестроения и спуска корабля на воду. Делал кое-какие записи и подсчеты, изучал взаимодействие сил при спуске корабля. Поэтому он был достаточно подготовлен к тому, чтобы сейчас разрешить трудную задачу. Всё же весь вечер и всю ночь напролет ему пришлось чертить и рассчитывать.
На другой день ранним утром Кулибин пришел на место. И, хотя спуск должен был начаться ещё через несколько часов, народу уже было не меньше, чем накануне. Не было только знати, потому что приезд царя не ожидался.
Кулибин переставил некоторые лебедки. Одни канаты освободил, другие натянул. Много людей добровольно начало ему помогать. Он расставил по местам народ и матросов.
Каждому рассказал, что тот должен делать. Сам взошел на корабль, махнул белым платком. Люди дружно налегли на веревки, ваги. И, как по мановению волшебного жезла, корабль заскользил по направляющим и при криках «ура!» плавно сошел на воду.
Когда Кулибин появился на берегу, люди тесным кольцом окружили его, подхватили на руки, стали качать. В воздух полетели шапки.
— Ура русскому бородачу! Утер нос заморским ученым! — кричали вокруг.
Народ прославлял своего героя.
В этот день Кулибину нельзя было показаться на улице: сейчас же вокруг него собиралась толпа. Моряки, ремесленники, уличные торговцы, прохожие — все хотели поговорить с Кулибиным, выразить свой восторг перед его умом и талантливостью.
И только от правительства он не получил ни вознаграждения, ни благодарности.
Глава 14. НА ПЕТРОПАВЛОВСКОМ ШПИЛЕ
Несмотря на стесненные обстоятельства, в доме Кулибиных было шумно и весело. Старшие дети уже выросли; самый младший, Сашенька, был ещё совсем мал. Он только начинал говорить и смешно повторял всё за взрослыми. За это отец прозвал его «попугаем».
К детям собиралось много молодежи. Часто приезжали гости из Нижнего. Иван Петрович, живя в столице, не забывал о своих нижегородских друзьях. Он живо интересовался их делами, вёл с ними переписку. Своему другу Пятерикову, который был теперь одним из лучших часовщиков Нижнего Новгорода, он посылал разные необходимые инструменты и части для часового дела, даже послал однажды токарный станок.
Как бы тяжело ни было на душе у Кулибина, он всегда был наружно спокоен. Радушно принимал гостей. Его любили взрослые и дети. Что-то было располагающее в этом невысоком человеке с большой белой бородой — в его неторопливой умной речи, приветливом обращении, спокойных жестах.
Отец он был строгий и, хотя никогда не повышал голоса, дети его слушались. Кулибин сам не курил, не пил вина, не играл в карты и детям запрещал это делать. В кругу семьи и друзей Иван Петрович любил посмеяться, пошутить, рассказать какую-нибудь интересную историю. Возле него всегда собиралась в кружок молодежь.
Для младших детей Кулибин часто устраивал веселые и забавные развлечения: то бездымный несгораемый фейерверк с золотыми солнцами и дождем разноцветных искр, то огнедышащую гору, из которой вдруг начинало вырываться пламя и текла огненная масса, похожая на настоящую лаву. Или покупал разные фигуры рыб, зверей, цветов из золоченой бумаги и обвешивал ими особую электрическую машину, им же самим сконструированную. В комнате гасили свет. Кулибин дотрагивался до одной из фигурок проводом от большого полого металлического шара-кондуктора, заряженного электричеством от машины, и все фигурки вспыхивали ярким светом. К этой же машине он приспосабливал звонки, играющие колокольчики.
Иногда же Кулибин брал в руки гусли или садился за клавесины. Он недурно умел играть. Под его аккомпанемент взрослые и дети пели волжские песни, плясали.
В этот вечер, 28 декабря 1800 года, как всегда, было много народа. Читали письмо, полученное из Нижнего. Говорили о вчерашней буре, которая пронеслась над Петербургом. Такой сильный ветер был разве только при последнем наводнении, свыше двадцати лет назад. Сорвало крыши с нескольких домов, повалило заборы, вырвало с корнем многие деревья.
Только что сели ужинать. Вдруг раздался резкий стук в дверь. Кулибин пошел открывать. На пороге стоял фельдъегерь — посланец Павла.
Император приказывал Кулибину немедленно явиться к нему. Все встревожились: что бы это могло значить? Все знали неуравновешенный нрав императора. Он был способен на самые неожиданные поступки. То возвышал людей совсем не стоящих только потому, что у него было хорошее настроение, то ссылал в Сибирь из-за одного невпопад сказанного слова. Он знал, что им недовольны, и в каждом человеке подозревал заговорщика и врага.
Кулибин быстро оделся и пошел во дворец.
— Комендант Петропавловской крепости, — сказал Павел, — донес мне, что шпиль Петропавловского собора из-за вчерашней бури покривился. Приказываю вам вместе с архитектором Кваренги немедленно его исправить.
Павел милостиво кивнул Кулибину.
Свидание было окончено.
Легко сказать — шпиль собора покривился, нужно немедленно его исправить. Но не так- то легко это сделать. Придется лезть наверх. Но Кулибин знал, что лестница идет только до верхнего яруса колокольни. А как же взбираться дальше? Без устройства лесов это было почти невозможно. Однако прежде всего нужно было самому убедиться, насколько искривлен шпиль.
Как всегда, Кулибин просто и остроумно подошел к разрешению задачи.
Он решил прямо с земли, не взбираясь наверх, проверить Петропавловский шпиль.
Взял отвес — гирьку на шнурке — и пошел к Петропавловской крепости.
Подошел с одной стороны крепости. Глядя на отвес и на шпиль, совместил шнурок отвеса со шпилем — ни малейшего отклонения.
Подошел с другой стороны крепости — то же самое.
По льду и глубокому снегу Кулибин с отвесом в руке обошел несколько раз вокруг Петропавловской крепости.
В чем дело? Шпиль не показывал никакого отклонения. Он нигде не был искривлен. Здесь произошла какая-то ошибка.
Кулибин пошел к коменданту Петропавловской крепости.
— Шпиль в полной исправности. Я нигде не нашел никаких искривлений, — сказал он коменданту.
— Не может быть! Посмотрите на него из нашей двери, — возразил комендант.
— Так это, видимо, двери покосились, — ответил Кулибин.
И сейчас же он доказал отвесом, что дверная коробка покосилась, а не шпиль.
— Прошу вас, не выдавайте меня, — взмолился комендант, — не говорите ничего императору. Это грозит мне увольнением, а может быть, даже ссылкой.
Кулибин согласился. Он не сказал даже Кваренги о том, что шпиль не искривлен. Решил лезть наверх. Осмотреть всё там, поправить, если есть какие-нибудь неисправности, а они могли быть просто от времени.
Понимая, что он рискует жизнью, Кулибин попрощался с семьей, сделал последние распоряжения, как перед смертью.
И вот они взбираются наверх — шестидесятипятилетний старик с белой окладистой бородой и тучный архитектор.
Лестница крутая, ступенек много.
Кваренги то и дело останавливается отдыхать. Вместе с ним останавливается и Кулибин. Он вдруг вспомнил детство, Строгановскую колокольню. Тогда ему было легче шагать по крутым ступенькам. Сколько ему было тогда лет? Десять? Нет, больше. Пятнадцать? Да, наверное, около этого.
Как много прошло времени с тех пор, как много пережито! И вот уже старость, скоро конец… А что он успел сделать?
— Нет, мы ещё повоюем, — вслух говорит Кулибин.
— Что вы сказали? — спрашивает Кваренги.
— Выше надо подыматься, — отвечает Кулибин.
— Нет, меня увольте, — говорит, запыхавшись, Кваренги, — я и сюда еле дошел. Дальше и лестниц ведь нет.
Дальше действительно лестниц не было. Это был верхний ярус колокольни.
— Что ж, придется мне лезть одному, — сказал Кулибин и, цепляясь за проволоки, выступы, курантные молотки, полез наверх. Одно неверное движение, один плохо рассчитанный шаг — и это могло стоить ему жизни. Но он добрался до самого верха. Ещё раз убедился, что шпиль не был искривлен. Однако многие брусья рассохлись, гайки отвинтились. Он решил всё привести в порядок.
Сразу это сделать нельзя было. Ему пришлось несколько раз подниматься на шпиль. Мужеству и трудолюбию этого человека не было границ. Он был из тех сынов русского народа, которые способны на подвиг.
История немало сохранила таких имен. Но ещё больше их осталось неизвестными.
В 1830 году, тоже на Петропавловский шпиль, взобрался крестьянин Архангельской губернии Пётр Телушкин. Ему нужно было попасть на самый верх шпиля, чтобы починить находившуюся там фигуру. И он влез туда без всяких лесов, с помощью только одной веревки. Добравшись до верха, Телушкин укрепил там веревку и на обратном конце её стал вязать петли, постепенно спускаясь вниз. По этому подобию веревочной лестницы он в течение шести недель поднимался на шпиль, пока не закончил всю работу.
Кулибин доложил Павлу, что шпиль Петропавловской колокольни приведен в порядок. Павел остался доволен. Однако никакого вознаграждения Кулибин не получил.
Лишь позже, когда Павлу доложили, что Кулибин в течение многих лет следит за дворцовыми часами, ежедневно поднимается на верхний этаж дворца заводить их, исправляет их, он прибавил ему жалования.
Но это мало что изменило в положении Кулибина. Он чувствовал себя выброшенным из жизни, никому не нужным так же, как не нужны его изобретения.
В письмах по-прежнему проскальзывают жалобы на «обстоятельства»: