Черепашки-ниндзя против Злобного Крага - Автор неизвестен 8 стр.

— Отчего ты плачешь, Клер? Чего хо­чешь? Чем я могу помочь?

Моя грусть увеличивает вашу доброжелательность ко мне, потому что вы доб­ры: вы плачете, когда я плачу. Знайте же. что я страдаю от того, что вспоминаю о Грегори Умбрийском. Я никогда его боль­ше не увижу. А я люблю его. Мне хотелось бы стать его женой.

—                  Почему же ты обманула меня, Клер, когда за пиршественным столом сказала, что никого не любишь?! — воскликнул Лек, отдернув свою руку, которой он креп­ко сжимал руку девушки.

—                  Тогда я еще не была окончательно уве­рена в своих чувствах, — ответила Клер. — А теперь самое мое заветное желание — чтобы он попросил меня в жены. Но он не предложит мне руки и сердца, потому что я не знаю, где он, а он не знает, где меня ис­кать. Вот поэтому я и плачу.

Король глуммов в короне, сверкающей драгоценностями, удалился, не произнеся ни единого слова, и его мантия потянулась за ним, словно пурпурный поток.

Король Лек не обнаружил своей слабости перед девушкой. Бесцельно брел он подзем­ными переходами не одну милю, не заме­чая почтительных поклонов подданных. Но, оставшись один, он сел на землю, об­хватил колени руками и предался горести.

Она любит! И она любит не меня! — по­вторял он себе, ревнуя Клер. — А ведь я король! Я полон мудрости. Я владею сокро­вищами и чудесными тайнами. Я — луч­ший из глуммов, а глуммы лучше людей! И она меня не любит, а любит юношу, кото­рому совершенно недоступна мудрость глуммов, а может быть, недоступна и ника­кая мудрость. Ясно, что Клер не питает никакого уважения к добродетелям и со­вершенно неразумна. Мне следовало бы смеяться над ее безрассудством. Но я люб­лю ее, и ничто на свете мне не мило, пото­му что она меня не любит!»

Долгие дни скитался король Лек один- одинешенек по самым диким ущельям гор, перебирая в уме разные грустные, а порой и недобрые мысли. Он размышлял — не по­пытаться ли ему сломить Клер? Отчего бы ему не заключить девушку в тюрьму и под­вергнуть пытке голодом, чтобы заставить ее стать его женой?

Но едва только эта мысль зародилась, он тут же отогнал ее и стал мечтать о том, как он пойдет к Клер и бросится к ее ногам. Но и этот вариант его не устраивал. Так он и не придумал, что ему делать.

И тогда гнев короля обратился на принца Грегори. Ему страстно захотелось, чтобы этого юношу унес далеко-далеко какой-нибудь волшебник или, по крайней мере, чтобы Грегори пренебрег любовью Клер, если ему когда-нибудь доведется узнать о ней.

«Хотя я и не стар, — говорил себе король глуммов, — но я живу уже очень долго. Мне не раз приходилось страдать. Но все мои страдания, как бы глубоки они не были, никогда не оставляли во мне такого чувства горечи, какое я испытываю теперь. Сочувст­вие или жалость придавали моим чувствам дивную кротость. Сейчас же скорбь моя от­равлена едкой желчью. Она отравлена ядом злого желания. Душа моя иссохла, и очи ис­ходят жгучими слезами.»

Опасаясь, что эти ревнивые размышле­ния сделают его несправедливым и злым, король избегал встречи с молодой девуш­кой. Он боялся, что в порыве страсти заго­ворит с Клер языком человека слабого и неистового.

Однажды, когда мысль о любви Клер и Грегори терзала его сильнее обычного, ко­роль решил посоветоваться с Нутом, самым мудрым из глуммов. Нут жил на дне глубо­чайшего колодца.

Этот колодец был замечателен тем, что в нем всегда было ровное и мягкое тепло. Там не было темно, потому что два малень­ких светила — бледное солнце и красная луна — освещали, чередуясь, все его зако­улки. Спустившись в колодец, Лек застал мудреца в его алхимической лаборатории.

У Нута было доброе лицо кроткого старичка, а на своем колпачке он носил богородицыну травку. Он был чист сердцем и простодушен, как и все глуммы.

—                  Я пришел к тебе, мудрейший Нут, потому что тебе известны многие вещи, - сказал король, обнимая его. — Мне нужен твой совет.

—                  Я мог бы знать множество разных ве­щей, ваше величество, — ответил Нут, — и в то же время оставаться глупцом. Но мне известен способ постичь некоторые из тех бесчисленных фактов, которые мне неведо­мы. Вот поэтому я справедливо пользуюсь славой мудреца.

— Не знаешь ли ты, где в настоящее вре­мя находится некий юноша по имени Гре­гори? — спросил король.

—                  Не знаю и никогда в жизни не стре­мился узнать, — ответил мудрец. — По­скольку люди глупы, невежественны и злы, меня мало интересует, что они думают и что делают. Храбрость мужчин, красота женщин и невинность детей — вот и все, что есть достойного у этой высокомерной и ничтожной породы. Без этих качеств все человечество в целом было бы просто жалко и смешно.

Целиком с тобой согласен, — кивнул король. — Но именно сейчас мой покой нарушен некоторыми из этих человеческих

качеств.

—                  Чтобы ЖИТЬ, ЛЮДИ ДОЛЖНЫ трудиться, как глуммы, но они восстают против этого божественного закона, — вздохнул мудрец. Они не только не находят счастья в труде, как мы, но и предпочитают воевать вместо того, чтобы работать. Им больше нравится убивать друг друга, чех помогать один дру­гому.

—                  Но будем справедливыми, — прервал король, — и признаем, что краткость жизни людей — главная причина их невежест­ва и свирепости.

—                  Верно. — согласился мудрец. — Люди живут так недолго, что не успевают научиться жить. Народ глуммов, обитающий под землей, лучше и счастливее их. Если мы и не бессмертны, то каждый из нас существует столько же времени, сколько су­ществует земля, которая дает нам приют в своих недрах и согревает своим животвор­ным теплом. А на долю людей, которые рождаются на жесткой земной коре, доста­ется только ее дыхание: то обжигающее, то леденящее, и оно несет в себе смерть вмес­те с жизнью.

И все-таки люди довольны средой сво­его обитания! — с горечью произнес Лек.

—                  Я тоже заметил, что люди обладают одной добродетелью, которая делает душу некоторых из них более прекрасной, чем души глуммов. Эта добродетель — чувство жалости. А познается оно в страданиях.

—                  Чувство жалости? — удивленно пере­спросил король.

—                  Глуммам это чувство мало знакомо, — пояснил Нут. — Мы мудрее людей, и у нас меньше горестей. Поэтому глуммы выхо­дят иногда из своих глубоких пещер на не­милостивую кору земную и живут рядом с людьми, чтобы любить и страдать заодно с ними, и, таким образом, познать чувтсво жалости, которое освежает душу, как не­бесная роса. Сохранились древние преда­ния о некоторых из таких глуммов. Такова правда о людях, ваше величество. Но ведь вы спрашивали меня о судьбе лишь одного из них?

—                  Да, о Грегори Умбрийском, — повто­рил Лек.

Старый глумм стал смотреть в одно из зрительных стекол, которых было множе­ство в комнате. Глуммы не имели книг, а те, которые к ним попадали случайно от людей, служили игрушками. Чтобы чему-нибудь научиться, глуммы не читали, как люди — глуммы смотрели в зрительное стекло и видели предмет, который их инте­ресовал. Однако трудность заключалось в том, чтобы выбрать подходящее стекло и уметь с ним обращаться. Некоторые стекла были сделаны из хрусталя, другие — из то­паза и опала.

Но те, которые представляли собой большой отполированный алмаз, обладали наи­большим могуществом. При их помощи можно было видеть самые отдаленные предметы.

У глуммов имелись также лупы из незна­комой людям прозрачной породы. С их по­мощью они могли проникать взором сквозь стены и скалы, словно те были из стекла. Другие лупы обладали способностью точь-в-точь, как зеркало, отражать все, что уно­сило в своем быстром течении время.

Глуммы умели вызывать в свои пещеры из бесконечной глубины эфира свет давнего прошлого со всеми формами и красками минувших дней. Они созерцали прошедшее в тех потоках света, которые, раздробив­шись некогда о тела людей и животных, растения и камни, снова воссоединялись через многие тысячелетия в бездонном эфире.

Старый Нут отличался великим умением отыскивать формы древних времен и даже те непостижимые формы, которые сущест­вовали задолго до того, как облик земли стал таким, каким является ныне. Так что для него было сущим пустяком разыскать принца Грегори.

Поглядев с минуту в одно совсем про­стенькое стеклышко, он сказал королю:

—                  Ваше величество, тот, кого вы ищите, находится в плену в хрустальном дворце озерных фей. Оттуда еще никто не возвра­щался. Стены дворца находятся у границ твоего королевства.

—                  Он там? Ну, так пусть там и остается! — вскричал Лек, довольно потирая руки. — Желаю ему всего хорошего!

И, обняв старого мудреца, король ушел из колодца, хохоча во все горло.

Всю дорогу он держался за живот и да­вился от смеха. Его голова тряслась, а бо­рода подскакивала на животе. Глуммы, ко­торые ему встречались на пути, радовались при виде короля, который в кои-то веки развеселился, и тоже начинали хохотать. Глядя на них, и другие обитатели подзем­ного царства покатывались с хохоту. Так, хохот передавался от одних к другим, и, наконец, вся внутренность земли затряс­лась в этой ликующей икоте: «Ах-ха-ха! Ох-хо-хо! Ха-ха-ха!»

Однако, король недолго хохотал. Наобо­рот, скоро повелитель глуммов улегся на свое ложе и накрылся с головой, спрятав под одеялом огорченное лицо. Размышляя о Грегори, он всю ночь так и не уснул, в тревожном полузабытьи ворочаясь с боку на бок.

На рассвете, в тот час, когда глуммы. ко­торые дружат со служанками на ферме, идут доить за них коров, пока сами слу­жанки еще спят крепким сном в своих оп­рятных постелях, король снова отправился к мудрому Нуту в его глубокий колодец.

—                  Нут! — окликнул он. — А ведь ты мне не сказал, что он там делает у озерных фей?

Мудрец подумал было, что Лек помешал­ся. Но это не очень испугало Нута, так как он знал, что если бы даже король и впал в безумие, он, несомненно, был бы очень любезным, остроумным, обаятельным и доб­рым безумцем. Безумие у глуммов столь же кротко, как и их разум. Но Лек вовсе не был безумным, во всяком случае, не больше, чем обычно бывают влюбленные.

—                  Я говорю об умбрийском принце Грегори, — напомнил король старику, который уже начисто забыл об этом юноше.

Тогда мудрый Нут расположил в строгом порядке, но таком замысловатом, что это, скорее, было похоже на беспорядок, чече­вицеобразные стекла и зеркала. В одном из них он показал королю Грегори в тот мо­мент, когда его похитили озерные феи.

Искусно подбирая и чередуя стекла, Нут показал влюбленному королю последова­тельную картину всех приключений сына умбрийского короля, у которого Краг убил родителей и отнял корону.

Глава 5

Когда Грегори обхватили ледяные pyки дочерей озера, он почувствовал, как вода сдавила ему глаза и грудь. Он с горечью по­думал, что умирает, так и не отомстив Кра­гу за убийство родителей. Однако смерть все не наступала.

Он слышал ласковые песни. Его всего пронизывала какая-то восхитительная свежесть. Когда он открыл глаза, то увидел себя в гроте, хрустальные колонны которо­го сияли нежными отблесками. В глубине этого грота громадная перламутровая рако­вина, переливающаяся различными оттен­ками, красовалась в качестве балдахина над троном из кораллов и водорослей — троном королевы фей.

Но лицо властительницы озера сияло еще более нежными красками, чем перламутр и кристаллы. Она улыбнулась принцу, кото­рого подвели к ней феи, и остановила на нем долгий взгляд своих зеленых глаз.

Друг мой, — сказала она, — будьте желанным гостем в нашем мире, где вы не узнаете никаких горестей. Здесь вас не бу­дут донимать ни чтением, ни суровыми упражнениями, ничем грубым, что напоминало бы землю и труд. Здесь только песни, пляски и дружба ундин.

—                  Ваше величество, — поклонился Гре­гори, — я хотел бы, чтобы вы соизволили разрешить мне распрощаться с вами. Я возвращаюсь в Каледийский замок. Я должен немедленно разыскать мою спут­ницу — Клер Каледийскую. Мы вместе отправились в путешествие.

—                  Мой юный друг, — улыбнулась коро­лева, — я не могу позволить вам распро­щаться с нами, как вы просите. Я хочу сде­лать вас моим возлюбленным.

—                  Я чувствую себя недостойным столь великой чести, — возразил Грегори.

—                  Ваша учтивость похвальна. Все насто­ящие рыцари думают, что им никогда не заслужить любви дамы. К тому же, вы еще слишком молоды и не можете оценить все ваши достоинства. Знайте, юный друг, вам здесь желают добра. А от вас требуется только повиноваться вашей даме.

—                  Ваше величество, я люблю Клер Кале­дийскую и не хочу никакой другой дамы.

Королева сильно побледнела, отчего стала еще прекраснее, и воскликнула:

Эта Клер — смертная девушка, гру­бая дочь человеческая! Как вы можете любить ее?

—                  Не знаю, — развел руками Грегори, — только знаю, что я ее люблю.

—                  Ну что ж! Это пройдет, — заверила ко­ролева и ушла.

Целыми днями Грегори печально бродил вдоль стен громадного дворца, выискивая какую-нибудь щелку, чтобы бежать. Но со всех сторон он видел только великолепное и немое царство волн, замыкавшее его сия­ющую тюрьму.

Он смотрел сквозь прозрачные стены и видел, как распускаются морские анемо­ны, как расцветают кораллы и стаи пур­пурных, лазурных и золотых рыб про­плывают над нежными мадрепорами и переливающимися раковинами. Каждая рыба одним движением хвоста взметала тысячи икр.

Все эти чудеса нисколько не трогали его. Но, убаюкиваемый сладкими песнями фей, юноша чувствовал, как воля его мало-по-малу ослабевает и душа погружается в сон. Он уже впал в полное безразличие и лени­вую истому, когда случайно в одной из га­лерей дворца ему попалась старая книга, пожелтевшая от времени, в переплете из свиной кожи с большими медными застеж­ками.

Эта книга, подобранная в глубине моря после кораблекрушения, рассказывала о рыцарях и дамах. В ней подробно описыва­лись подвиги героев, которые из любви к справедливости и во имя красоты отправ­лялись бродить по белому свету, сражались с великанами, карали обидчиков, защища­ли вдов, давали приют сиротам.

Грегори, то вспыхивая от восторга, то сгорая от стыда, то бледнея от ярости, чи­тал рассказы об этих дивных приключени­ях. Он не мог удержаться и воскликнул:

—                  Я тоже буду настоящим рыцарем! Я тоже поеду по белому свету карать злых и помогать несчастным для блага людей и во имя дамы моего сердца, Клер!

Душа его преисполнилась отваги, и он. обнажив меч, бросился через покои хрус­тального дворца. Бледные женщины в ис­пуге разбегались от него в разные стороны и исчезали, как серебряные волны озера. Только королева, которая в тот час была в тронном зале, осталась невозмутимой. Ког­да он приблизился, она устремила на него холодный взгляд.

Грегори подбежал к ней и вскричал:

Разбей чары, которые оковали меня! Открой мне дорогу на землю! Я хочу сра­жаться под солнцем, как доблестный ры­царь! Я хочу вернуться туда, где любят, страдают, борются. Верни мне настоящую жизнь и настоящий свет! Верни мне муже­ство, иначе я убью тебя, злая женщина!

В ответ она, улыбаясь, покачала головой. Грегори ударил ее изо всех сил своим ме­чом, но меч сломался о сверкающую грудь королевы фей.

—                  Дитя! — нахмурившись, сказала она.

Она приказала бросить Грегори в темни­цу, устроенную под ее дворцом. Вокруг стеклянной тюрьмы, напоминавшей хрус­тальную воронку, сновали гигантские ры­бы, разевая свои страшные пасти, усеян­ные тремя рядами острых зубов. Казалось, они вот-вот разобьют тонкую стеклянную стену, поэтому в этой необыкновенной тюрьме невозможно было ни на минуту ус­нуть. Основание подводной воронки упира­лось в каменный пласт, который представ­лял собой свод пещеры. Это была одна из самых отдаленных и заброшенных пещер в царстве глуммов.