Он слушал и видел, он наслаждался и страдал, он сопереживал певице с такой отдачей, что сердца их бились в едином ритме. Вот смолк чарующий голос, и чья-то рука тронула доктора за плечо.
— Вставай, приятель! Она ждет тебя, — раздался уже иной голос, и он уже принадлежал тому незнакомцу, что явился ему во сне пару дней назад.
— Кто ждет? — едва прошептал Лондрус.
— Русалка!
Тяжелые ватные ноги с немыслимым трудом преодолевали крутые ступени, ведущие в подвал таверны. Там, среди бочек с пивом, мешками с восточными пряностями, чаем и кофе, стоял гигантский аквариум, освещенный горящими свечами. Рыбы, крабы, кальмары медленно кружились среди зеленых извивов водорослей, И вдруг среди них мелькнуло женское тело с рыбьим хвостом. Вот высветилось бледное лицо. Огромные прекрасные глаза влажным огнем плеснули навстречу Лондрусу. Шелковый плащ длинных волос раздвинулся, и точеные руки протянулись вперед. Чувства доктора взорвались еще прежде, чем память открыла ему его прошлое. Он рванулся к ней. Удар о толстое стекло аквариума отбросил его в сторону. Из разбитого носа потекла кровь. Проводник его подхватил Лондруса и отвел к умывальнику. Холодная вода привела доктора в себя. «Все в порядке», — сообщил он, приглаживая мокрые волосы и оборачиваясь к зеркалу. К его ужасу, отражение ответило ему недоброй ухмылкой и вовсе не повторило его мимики и жеста. Лондрус покрылся холодным потом. Мысль, что он сходит с ума, затопила сознание. Но нет, он не помешался. Просто зеркало было с другой стороны. И доктор взглянул в лицо своего спутника. Хозяин таверны, незнакомец из сна, он же двойник Лондруса! Выдержав долгую паузу, хозяин скорчил гримасу и пригласил доктора подняться к нему в комнату:
— Нам есть о чем поговорить, не так ли?
И то, что следовало, не могло улечься в рамки реальности. Бред, фантастика, сновидения… И в то же время…
А то время было в конце XVI — начале XVII века. Штурман Иоганнес Бердт вел датский бриг «Орион» по бурному, осеннему океану. Холодный ветер загнал вахтенных матросов в кубрик, и штурман, стоя у руля, наслаждался одиночеством. Мысли его прервал чудесный женский голос, летящий из мрака. Он пел без слов, но задевал за сердце. На смену удивлению явилась тревога. Штурман решил, что сбился с курса и проходит близко от земли. Нет, компас, звезды, карта успокоили его. Судно шло в открытом океане, и ни одного клочка суши не значилось в радиусе ста миль вокруг. Конечно же, рыбаки не могли забраться в такие глубины — тогда возможно, это потерпевшие крушение. Однако трудно представить, что отчаянное положение пловцов предрасполагало к песням. После недолгих раздумий Иоганнес повернул руль в сторону голоса. Потеряв ветер, паруса хлопнули и повисли. Судно по инерции еще двигалось, и волны продолжали его раскачивать. Бледные лучи месяца осветили крошечный островок, откуда неслось пение. Только безумием следовало назвать дальнейшее. Не предупредив никого, штурман бросил плавучий якорь, спустился в ялик и через несколько минут оказался на берегу. В изогнутой лагуне посреди островка, играя с раковинами, плескалась Русалка. Подобно картинкам из арабских сказок, меж отточенных волнами камней и песка серебряными огоньками тускло мерцали сотни жемчужин. Иоганнес поднял несколько штук, однако пение захватило его больше. Он стоял не шевелясь, любовался Русалкой и мечтал, чтобы время остановилось. Но оно не вняло его мольбам. Русалка наконец смолкла и, заметив моряка, послала ему улыбку. Еще мгновение, и она исчезла во мраке. Крупная волна ударила о берег, и ялик разлетелся на кусочки. Иоганнес прыгнул в воду и поплыл к кораблю. Ветер дул в лицо, а судно относило все дальше от берега. Иоганнес с отчаяньем увидел, что ему не догнать корабля. В это время чья-то рука подхватила его и повлекла вперед. Веревка от якоря задела его, и он схватился за нее. В свете кормового фонаря явилось ему лицо Русалки, губы ее скользнули по его губам. Пенистая волна подняла его и пери перекинула через борт накренившегося судна. Иоганнес кинулся к рулю, выправляя корабль к ветру. Вахтенные матросы уже сами проснулись и бросились на палубу. Раздались свистки. Команда спешно убирала паруса. Через несколько минут налетел шторм, в котором «Орион» едва уцелел.
Все события этой ночи показались Иоганнесу сном, если бы в карманах его не лежала горсть жемчужин. Они могли бы его сделать богатым, набери он их побольше. Но штурман Бердт предпочел песни Русалки.
Как-то за кружкой пива штурман помянул жемчужный остров. Компания моряков с удовольствием подхватила тему. Оказалось, что среди сотен морских небылиц и истинных приключений история о Русалке и острове была уже не новой. Рассказывали, что все встречи с Русалкой кончались плохо. Моряки, естественно, увлекались не пением морского чуда, а сокровищами острова. Они набивали карманы и не могли остановиться. Шторм, которым обычно заканчивалось пение Русалки, отбирал назад жемчужную добычу, а незадачливых охотников отправлял на морское дно. Верно, эта история подтверждала известные приметы, что слышать голос Русалки — значит ждать приближения шторма. Иоганнес с грустью вспомнил прощание с Русалкой, которая спасла жизнь и ему, и его кораблю. Встретит ли он когда-нибудь ее еще раз?
Да, он встретил ее снова и снова. Она находила его, даже если он плыл на других кораблях и в иных широтах. Когда он оказывался на вахте, Русалка пела ему, и шторм обходил стороной его судно. Несколько раз они встречались и на острове, и зачарованный штурман забывал о сокровищах, валявшихся у него под ногами. Зато Русалка пробудила в нем музыкальное дарование. Иоганнес приобрел скрипку, и вскоре песни Русалки, повторенные морским музыкантом, могли подчинять себе стихии. Штурман с удивлением видел, как усмиряются волны, внимая его игре, а при иной теме он мог вызвать ветер. Впрочем, самым большим талантом штурмана было его воображение. Не раз оно подводило его, когда он принимал выдумку за правду, но куда чаще оно выручало Иоганнеса. Так, в отчаянные дни скитаний, когда на корабле кончались запасы воды и провизии, среди голодающей команды, готовой к людоедству, он один сохранял присутствие духа. И выдержке его способствовала сила его воображения. В любой момент он мог представить себе самые изысканные яства и самую прохладную и чистую воду из горных источников. Видно, его стойкость в лишениях делала его избранником среди товарищей. Вскоре он стал капитаном, и не было второго, кому матросы могли бы спокойно вверить свою судьбу. Впрочем, не столь уж идеален был Иоганнес Бердт. Пылкость его чувств нередко заставляла его забывать границы. Бродяжий дух, приводивший его к монашеской аскезе на море, давал себе волю на берегу. Иоганнес просиживал ночи за картами, не считая осушал бутылки с крепкими винами, влюблялся в женщин в каждом порту, дрался на дуэлях и порой не сторонился пиратских компаний. Пожалуй, из всех перипетий Бердта выносила его фантазия. В принципе он ни к чему не привязывался, так как не нуждался в реальности. Так же как с пищей, он мог преодолевать все препятствия: изнывать от жары в морозные дни, пьянеть от солнечных закатов и, находясь в пустыне, создавать целый мир, которым правил, подобно Гаруну аль Рашиду. До встречи с Русалкой он был абсолютно свободен, но также и одинок. После ее появления стал испытывать нужду в действительности. Он тосковал по ней и мечтал о каждой новой встрече, за которую был готов пожертвовать собой.
Как-то на шумном базаре в Бомбее Иоганнес встретил старого дервиша. Скорчившись в углу караван-сарая, бедняга умирал. Никто не подходил к нему, чтобы дать глоток воды. Старик был без гроша, а во-вторых — покрыт струпьями. Страх заразы отпугивал от него, и хозяева хотели выбросить его на улицу. Иоганнес пожалел дервиша и облегчил его последние часы заботой и уходом. Перед смертью старик поблагодарил моряка: «Ты похож на меня, только скитаешься по морям. Мне нетрудно прочесть твою нужду, поскольку я сам испытал ее. Одиночество томит тебя среди твоего богатства. Покидая этот мир, я подарю тебе зеркало Сулеймана бен-Дауда. Отныне ты никогда не будешь одинок. Твое воображение поможет тебе извлечь любого друга из волшебной глубины этого стекла. Однако берегись потерять в нем самого себя!» С этими словами дервиш протянул Иоганнесу старинное зеркало в серебряной раме и испустил дух. Бережно принял моряк бесценный дар святого нищего и никогда не расставался с ним. Вскоре зеркало стало являть свою силу. Судьба Иоганнеса была переменчива, и удача не так уж часто стучалась в двери. Как-то он увлекся игрой и попал на крючок к шулерам. Они обобрали его до нитки, и он еще остался должен крупную сумму. Пригрозив кровавой расправой в случае неуплаты, пираты заперли его в трюме пустого старого корабля и поставили охранять его двух здоровых негров. Через час в дверь постучали. Сторожа, решив, что Иоганнес придумал, где достать деньги, отперли. К их изумлению, они увидели незнакомого араба в восточном халате с чалмой на голове. Воздев руки к небесам, мусульманин благословил их, спустился по трапу на землю и скрылся. Негры заглянули в трюм, чтобы проверить пленника, но он, естественно, исчез. Этот случай, позволивший поменяться местами с образом, возникшим в зеркале, заставил Иоганнеса задуматься над своей дальнейшей судьбой. Капитанское место не давало ему достаточно средств, так как он плавал на чужих кораблях. Своего у него не было, да и имей он его, все равно Иоганнесу чужда была торговля. Следовало искать иных путей, чтобы вести безбедную жизнь. Тут он вспомнил сокровища на острове Русалки. Как странно, зеркало помогало ему и в то же время отнимало самое ценное. Иоганнес давно уже не был в плаванье и, конечно, не встречался с Русалкой. Однако возможность видеть ее в волшебном стекле заменяла реальные встречи и утишала тоску. Теперь же он думал еще и о жемчуге Русалки. Как бы он пригодился в его бедности. В довершение всех неприятностей Иоганнес заболел. Лихорадка и дикие головные боли мучили его днем, а ночью виделись кошмары. Он не мог повелевать своими снами, и вот однажды в зеркале появился его двойник Он взялся ухаживать за больным, но попутно внушал ему свои взгляды. Пожалуй, именно от него шли мысли о возможности использовать сокровища Русалки для своих целей. Иоганнес видел в этом предательство своей любви и стыдился. Но он был слаб, а двойник силен и здоров. Долгие ночи он был хозяином Иоганнеса.
— Отдай мне те жемчужины, что ты взял на острове, я попробую исцелить тебя! — предлагал он больному. И однажды получил согласие.
— В эту ночь мы вместе войдем в зеркало, и твои боли утихнут! — объявил хозяин.
Иоганнес повиновался. Да, все случилось так, как обещал двойник. Однако вместе с болезнью моряк потерял и свои чувства, а затем самого себя. Теперь он вернулся к жизни, но перестал принадлежать себе. Двойник стал его хозяином и искажал его душу. То, что раньше восхищало Иоганнеса, стало вызывать у него отвращение или равнодушие, То же, что казалось безобразным, — находило отклик и оправдание. Эта раздвоенность убивала моряка, и вскоре он отправился в плаванье, из которого возвращаются лишь в иной жизни.
Двойник же его прибыл на остров, Мало сокровищ показалось ему, когда он загрузил их на свой корабль, и он решил завладеть Русалкой. Любовь к Иоганнесу жгла и ее сердце, но она же ослепила глаза. Жестоко было ее прозрение, когда она поняла, что доверилась двойнику. Однако было поздно, он стал ее хозяином. Алчность его требовала от нее умножения сокровищ. Он хотел снова плыть к ее острову или с ее помощью доставать жемчуг со дни моря, но она отказалась служить ему. Вообще говоря, много раз Русалка могла воспользоваться случаем и погубить самозванца. Но во-первых, обман претил ей, во-вторых, ее сердце давало ей надежду на встречу с любимым, если она сохранит жизнь его двойнику, в-третьих, Хозяин все же носил облик Иоганнеса, и это утишало ее тоску. Итак, Русалка стала ждать Иоганнеса. Хозяин, привязанный к ней неведомыми узами, не смел избавиться от нее. На свои богатства он выстроил таверну и заставлял Русалку петь, дабы привлекать гостей. Она влачила жизнь пленницы и пела, надеясь быть услышанной когда-нибудь Иоганнесом. Так текло их существование, казавшееся, а может, и бывшее мучительнейшей пыткой. Русалка, дав себе слово дождаться возлюбленного, не могла умереть, не увидев его. Ее призрачный хозяин имел свою зависимость от Иоганнеса.
И вот прошли не годы, а столетия, когда наконец доктор Лондрус пришел в таверну и вспомнил все, что когда-то случилось с Иоганнесом Бердтом. Теперь ему предстояло отвезти Русалку на ее остров и вернуть ее морю. Так и произошло… Старинное судно с просоленными парусами вышло однажды ночью из Любека, покинув кладбище кораблей. Долог был путь к острову, но ветры донесли до цели странных пловцов. Там на крошечном островке, впервые взяв в руки скрипку, доктор Лондрус заиграл те мелодии, что наполняли песни Русалки. Душа ее унеслась в морские просторы вместе с последними звуками, и тут же лопнуло волшебное зеркало дервиша. Исчез навсегда двойник Иоганнеса по прозвищу Хозяин. Что же касается доктора, то он принял эту встречу с прошлым как залог свидания с Русалкой в будущем.
Часы дона Бальтазара
Высоко в горах стоял старый, полуразрушенный замок. Давно заросла травой и кустарником вьющаяся по склонам дорога к тяжелым дубовым воротам, и лишь крутая каменистая тропинка еще петляла меж скал, помогая пастухам в поисках новых пастбищ.
Однажды на гору взобрался любопытный идальго по имени дон Бальтазар. Была весна, стены замка сплошь оплетали расцветшие дикие розы, и снизу казалось, что на вершине расположился чудесный розовый сад. Ветерок, веющий в долину, был наполнен благоухающим ароматом цветов. Среди опаленных солнцем гор этот незатухающий костер на фоне голубого неба напоминал пылающее жерло вулкана, а облако над ним — клубы дыма. Эта причудливая картина разбудила в путнике желание разглядеть ее поближе.
Первое, что поразило дона Бальтазара, это удивительная тишина. Внизу, до самого горизонта, тянулись цепи скалистых гор, то покрытых лесом, то обнаженных, неровные поля в долинах, извивающиеся русла рек. Небо и земля словно сошлись среди этих каменных руин и замерли в немом объятии.
Путник долго бродил по пустым залам замка, любовался резными капителями колонн, и только эхо шагов сопровождало его.
В центре замка располагался заросший двор с пересохшим фонтаном, увенчанным мраморной фигурой прелестной женщины с опущенной головой. Дон Бальтазар застыл в восторге. Ему так хотелось увидеть глаза женщины, но что- то пугало и останавливало его.
Солнце незаметно коснулось горизонта. Внезапно раздался глубокий чистый звук башенного колокола. Вода всхлипнула в фонтане и тонкой струйкой метнулась вверх. Фигура женщины вздохнула и распрямилась.
— О боже, уже закат, я опять всюду опоздала. И все эти несносные часы, которые живут, как люди, только для себя. То им никак не догнать времени, то они летят, опережая его. И вот теперь куда-то делись. Что же — я буду искать их или ждать, когда они соблаговолят вернуться?
Она собралась идти, но вдруг увидела путника:
— Кто вы, синьор, и что здесь делаете?
Странно, она обращалась к нему, но смотрела в сторону, словно пряча от него свой взгляд.
— Я дон Бальтазар, — ответил он. — И когда я увидел вашу красоту, мне кажется, я понял, что искал вас!
Бледная улыбка скользнула по ее лицу.
— Насколько я помню, наша встреча должна произойти много позднее. Вы явились слишком рано. Ваше время еще не наступило.
— Вы меня знаете? — изумился идальго. — Но я, простите, не могу вспомнить вас. Вот если бы вы поглядели мне в глаза, возможно, я узнал бы вас…
— Да, разумеется, синьор, вы тотчас бы прозрели, но это стоило бы вам жизни. Я — Смерть!
Дон Бальтазар вздрогнул:
— Вы Смерть? Такая молодая и прекрасная?
— Я прихожу к каждому в том образе, который живет в его душе. Не скрою, мне лестно ваше поэтическое представление обо мне. Пока же — прощайте, надеюсь, что время нашей разлуки продлится для вас подольше, а встреча будет столь же приятной.
Она поднялась в воздух и растворилась в нем. Путник невольно шагнул за ней. Что-то звякнуло у него под ногами, он наклонился и поднял замысловатые серебряные часы. Стук их вторил биению его сердца. Он откинул заднюю крышку — в зеркальной зеленоватой поверхности истаивала женская фигура в длинном струящемся плаще. Обернувшись, она махнула ему рукой:
— Не забудьте заводить их каждый день, на закате! Я люблю ночные часы для свиданий!
Через пару дней дон Бальтазар явился ко двору герцогини Эстреллы де лас Мургос, которой принадлежали гора и замок.
Известная своей красотой, богатством и неприступностью, она переживала не самые лучшие дни. Разборчивая и честолюбивая, привередливая и надменная, герцогиня однажды обнаружила, что блестящая вереница претендентов на ее руку истаяла, как случайный снег, и она осталась одна в своих просторных владениях. Отвергнутые женихи ушли, а вместе с ними кончились пышные пиры, шумные охоты, веселые праздники, которые так любила Эстрелла.
Приход дона Бальтазара возродил надежды герцогини. Она прихорошилась и велела вести его в самый роскошный зал дворца. Но гость и не думал заводить разговор о своих чувствах, он заговорил о возможности купить замок на вершине. Герцогиня решила, что это всего лишь предлог для дальнейших действий.
— Этот замок мне не нужен, и я готова его просто подарить вам.
Дон Бальтазар, конечно же, отказался от такой щедрости и настаивал на сделке. Тогда донья Эстрелла назначила смехотворно низкую цену и спросила, что он собирается делать с замком.
— Жить, — просто ответил гость.
— Тогда беру с вас слово, что вы будете посещать мой двор так часто, как я буду приглашать вас.
Дон Бальтазар, исполненный благодарности, обещал.
Потекли дни, недели, месяцы. Новый хозяин замка регулярно навещал герцогиню, развлекал рассказами о своих скитаниях, читал стихи, играл на музыкальных инструментах, но о признаниях в любви не было и речи.
Меж тем донья Эстрелла сама попала в свои сети: желая увлечь странного гостя, она привязалась к нему, и видеть его постоянно стало ее потребностью. Этому способствовало еще одно обстоятельство. Разрушенный замок, с тех пор как в нем поселился дон Бальтазар, стал восстанавливаться. Никто не работал на его стенах и башнях, но каждое утро он представал все более обновленным. Опять грозные башни вознеслись в высоту, подъемный мост, гремя цепями, поднимался и опускался, дубовые ворота ржаво скрипели, бил колокол, стражник трубил в рог, возвещая прибытие гостей. Все эти чудеса дон Бальтазар и сам не мог толком объяснить, хотя пытался связать их с жизнью часов, оставленных Смертью. Они могли возвращать прошлое или притягивать будущее, разрушать, но и созидать. И хозяин их оказывался вместе с ними то впереди своего настоящего, то позади, в далеком прошлом. В одно из таких превращений дон Бальтазар узнал место пещеры, в которой прежние хозяева спрятали часть своих богатств. Вернувшись из прошлого, он воспользовался ими. Для окружающих это было каким-то чудом, и его сочли волшебником. В первую очередь это пришло в голову донье Эстрелле и возбудило восторженный интерес к своему новому соседу. Он же, с наивностью чудака, не мог понять, чего от него хотят.