Митя тогда вскипел и пошел требовать защиты у Совета лицеистов. Но только что выбранный председатель Боря Ломакин мудро посоветовал:
– Усохни, мальчик, и не возникай. Никто не будет связываться с этой дурой. Она своими воплями разгонит всех…
И он был прав. Хорошо, что хотя бы сейчас горластой Эдуардовны нет на педсовете.
3
…– Ну, а позволено будет узнать, каким именно требованиям перестал соответствовать мой сын Митя? – сдержанно поинтересовалась мама.
– Дисциплинарным и нравственным… – Кира Евгеньевна, чуткая натура, уловила тон Маргариты Сергеевны и отвечала тем же. – С вашего позволения, сейчас введу вас в курс дела.
И стала вводить. Сжатыми интеллигентными фразами.
Сначала мама смотрела на нее. Потом стала смотреть на Митю. А Митя – на маму. Он не отводил взгляда, только прикусил нижнюю губу.
Кира Евгеньевна кончила.
Мама сказала ровно и негромко:
– Митя, я не понимаю. Зачем ты устроил этот цирк?
– Да! – вскинулась Галина Валерьевна, а остальные (кроме князя Даниила и директрисы) закивали.
Кира Евгеньевна со сдержанной горечью возразила:
– Боюсь, что теперь уже это не цирк, а драма. И возможен грустный конец.
Мама поправила очки. Смотрела она по-прежнему на Митю.
– Это все-таки цирк. Клоунада. Хотя и непонятная… Дело в том, что наш сын в субботу вообще не был в городе. В пятницу после обеда мы уехали в деревню Мокрушино, к нашим друзьям, и вернулись в воскресенье. Это, если угодно, могут подтвердить десятки людей.
Наступил миг тихого Митиного торжества. Он почти не видел лиц, но п о н и м а л, какое на них выражение.
Да и у Жаннет! Ведь она тоже впервые слышала, что в субботу его не было дома! Потому что сама куда-то уезжала с матерью.
– Но почему… – выговорила наконец директор лицея. – Почему мы этого не знали?
– Я еще в четверг договорилась с Лидией Константиновной, она не возражала.
– Но она уехала на свадьбу! – весьма неразумно сообщила "младшая" завуч.
– Извините, но это ваши внутришкольные проблемы, – сказала мама.
– Нет, прежде всего ваши, уважаемая Маргарита Сергеевна! – Завуч Галина Валерьевна чуть не наградила блестящий стол новым хлопком. – Пусть ваш сын объяснит, почему он три часа морочил нам головы и не сказал о своем отсутствии сразу! Почему шесть взрослых людей, педагогов, сидели перед ним столько времени, а он делал из нас дурачков?!
– В самом деле, – мама опять повернулась к нему. – Митя, почему?
И тогда он сказал со звоном, которого слегка испугался сам:
– А если бы я не уехал? Если бы просто сидел дома? С простудой или с больной головой? Один! Тогда был бы виноват, да? Потому что ничего не доказать?
– Ну, ты и фрукт, – заметил Максим Даниилович. Кажется, даже с ноткой одобрения.
– Не укладываюсь в систему?
– Ни в малейшей степени.
Кира Евгеньевна осудила географа долгим взглядом.
– Маргарита Сергеевна. Даже если вашего сына не было в субботу в городе, не кажется ли вам, что у нас достаточно оснований для претензий к нему?
– Пока не кажется… Пока мне кажется наоборот: его позиция достаточно убедительна. А если бы он в с а м о м д е л е был в субботу дома? Тогда что? Без вины виноватый?
– Теперь все ясно, – выдохнула завуч Галина Валерьевна. И стала за столом ниже ростом, сравнялась с остальными.
– Простите, что именно вам ясно? – осведомилась мама.
– Ясно, в кого он, семиклассник Дмитрий Зайцев. Вот они, плоды раскрепощенных семейных отношений.
Митю дернуло как ознобом.
– Не смейте! Не смейте про маму!..
– Не надо, Митя, – сказала она. И встала. – Мне кажется, господа, вопрос об участии… вернее, неучастии моего сына в операции "Ртутная бомба" выяснен. Видимо, есть смысл сразу коснуться и другого вопроса. Вы не откажете в любезности сейчас же отдать мне Митино личное дело?
– Но позвольте… – завуч Галина Валерьевна стала снова подрастать за столом.
– Понимаю, – кивнула мама. – Личное дело в сейфе. Ключ у секретаря, секретарь ушла в декретный отпуск и будет только после Нового года. Как всегда в таких случаях…
– Дело не в секретаре, – веско произнесла Кира Евгеньевна. – Просто такие вопросы решаются в отдельном и обстоятельном разговоре. И, как минимум, необходимо ваше письменное заявление. Давайте, вернемся к этой теме позже.
– Хорошо. До свиданья. Митя, идем.
– До свиданья, – отчетливо сказал Митя педсовету. И мысленно возблагодарил судьбу, что не разревелся. Глянул на Жаннет: "Увидимся"
На улице с полквартала шли молча.
– Ну, давай… – не выдержал наконец Митя.
– Что "давай"?
– Говори, какой я чудовищный тип и что из меня получится в будущем.
– Не буду… Что из тебя получится, не знаю, а сегодня, кажется, ты был прав. Если смотреть в самую суть…
Митя глянул искоса, заулыбался.
– Мама, ты у меня – во! – И показал большой палец.
– Прекрати сейчас же! – Мама стала обычной мамой. Сняла очки. – Все же надо сказать отцу, чтобы взялся за тебя как следует.
– Обязательно!
– Не валяй дурака! Ты хоть понимаешь, что по всей вероятности с лицеем придется расстаться? Потому что житья тебе там не дадут!
Митя понимал. И опять сказал, что фиг с ним. И слегка получил по загривку. Это было как окончательное отпущение грехов. Жизнь продолжалась, и вспомнились другие заботы.
– Мама, а Елька не прибегал к нам?
– Откуда я знаю? Я пришла в школу не из дома, а с работы! Папа поднял меня как по пожарной тревоге!.. Я еще разберусь с вами обоими вечером… Говорит: "Я не могу вырваться, беги скорее в лицей, спасай ненаглядное чадо!"
– Вот балда!
– Что-о?! Это ты про отца?!
– Да про Ельку я! Обещал придти вечером за журналами и пропал! А я их выгребал с антресолей, старался, кашлял от пыли!
Мама сказала, что никуда не денется "этот твой Елька".
– Марш домой и садись за уроки. Пока ты еще лицеист…
– Ага.
Он проводил маму до автобуса. А когда автобус, шурша по листьям, укатил, к Мите подбежала запыхавшаяся Жаннет.
Рыжая точка на двух линиях
1
Они пошли вдоль газона, где яростно цвели настурции.
Жаннет часто дышала.
– Еле догнала…
– Остынь. Будь снова такая же н е з ы б л е м а я, как на педсовете.
– А какой я должна была там быть? Кидаться на защиту диверсанта Зайцева? По-моему, ты не нуждался!
– Нисколечко…
– Митька, я тобой восхищаюсь. Ты был весь… как железный принцип.
Слова эти были приятны, и в ответ Митя бесстрашно признался:
– Уж какой железный! Раза три чуть не заревел.
– "Чуть" не считается… Слушай, будет потрясный репортаж! "Дело о ртутной бомбе". О том, как выжимают признание из невиноватого!
– Ты что, вела стенограмму?
– Зачем? Вот! – Жаннет расстегнула футляр "Зенита". В нем вместо аппарата лежал плоский черный диктофон. – Мамочкин подарок к первому сентября. Пишет за сто метров. Все интонации и вздохи… Ты чего?
– Жаннет, – печально сказал Митя. – По-моему это пахнет шпионством.
– Ненормальный! Ты в какое время живешь? Это обычная журналистская практика.
– Обычная, если эту штуку включают у всех на глазах.
– Включают, как угодно. Каждый, кто выступает на всяких собраниях, должен знать: его слова могут быть зафиксированы.
– Объясни это Кире Евгеньевне. И Галине…
– Ничего я не стану объяснять. Выпущу репортаж, а там будь что будет.
– По школьному радио его не пустят, все передачи проверяет Галина.
– А я не по радио, я его в "Гусиное перо".
– Там тоже Галина…
– Можно сделать спецвыпуск. Сверстать дома на компьютере, тиснуть на принтере один экземпляр, потом – сотню на ксероксе, у мамы на работе!
– И после этого можешь менять свой штамп: "Корреспондент "Гусиного пера". Попрут с треском.
– Ну и пусть! Меня давно уже зовут в юнкоровскую редакцию газеты "Школьная дверь". Это городская…
– Можешь полететь из лицея.
– Ах как страшно!.. Если человека выгонят за правдивый репортаж, знаешь, какой будет скандал!
– Ну, не выгонят, а замаринуют в двойках.
– Ты что? Хочешь меня испугать? Или ты против репортажа?
"А в самом деле…" – подумал Митя.
– Слушай, Жанна д'Арк, ты, конечно, рыцарь в латах справедливости. Но ведь надо сперва все-таки узнать, какой идиот звякнул насчет бомбы. Иначе что за репортаж?
Жаннет решительно качнула серьгами.
– А я знаю!
Мите было известно: когда Жаннет говорит т а к и м тоном, она не врет. "Вот это да!" – подумал Митя. И сказал:
– Вот это да! А кто?
– Помнишь того длинного мальчишку с рыжей прической, в трамвае? В тот четверг! Мы ехали из лицея, а он торчал рядом и прислушивался к твоему рассказу.
– Я помню лопоухого третьеклассника. Разве он рыжий? Он же в шапке был!
Было холодно, все школьники ехали в куртках и шапках. И этот мальчишка лет девяти (Митя сразу решил, что третьеклассник) был в клетчатой фуражке с клапанами и большим козырьком. А из под фуражки торчали круглые, розовые, очень чистые уши. А еще у мальчика были большие очки – почти как у Митиной мамы. Ну, такой весь из себя воспитанный отличник! Когда вошла женщина с тяжелой сумкой, "очкарик" тут встал:
– Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, мой славный… Есть еще на свете добрые дети.
"Доброе дитя" сохранило невозмутимость.
Митя сказал Жаннет (они сидели рядом):
– Вот этого образцового третьеклассника я сделаю главным героем рассказа.
Дело в том, что уже несколько дней подряд Жаннет наседала, чтобы он написал для "Гусиного пера" смешной рассказ. Митя, естественно, отбивался, как мог. "Во-первых, я по складу характера не юморист, а лирик. Во-вторых, у меня вообще творческий застой". Обещание Жаннет "вделать по загривку, тогда застой перейдет в разбег" возымело действие. Через день Митя сообщил, что у него придумался сюжет. И вот сейчас, в трамвае, он, поглядывая на лопоухого третьеклассника, начал этот сюжет излагать. Сперва шепотом, затем громче. Потому что увлекся.
– Понимаешь, вот такой интеллигентный ребенок однажды утром не сразу отправляется в школу, а сперва идет на пустырь. Там цветут сорняки и порхают бабочки. Такая благодать, бабье лето… И среди этого бабьего лета стоит по пояс в репейниках телефонная будка.
– Как там, у Ельки?
– Ну да. Бесплатная… А перед будкой – очередь из всякого школьного народа. Вообще-то терпеливо стоят, но кое-кто просит: "Пустите без очереди, а? У нас уроки с восьми часов и первый урок – контрольная по алгебре…" Ну, добрые люди таких пропускают вперед. Человек хватает жестяную кружку, чтобы изменить голос, и поскорее вопит в телефонную трубку:
"Школа номер три? Имейте ввиду, у вас под учительской заложен фугас! Никто не хулиганит, правду вам говорят!.. Ну, дело ваше, потом пожалеете!"
И так далее, один за другим. У каждого какие-то причины, чтобы не было занятий. Один уроки не выучил, другому просто погулять охота. А метод-то испытанный. Поверят в бомбу или не поверят, а проверять все равно придется…
И наконец доходит очередь до нашего героя… вот до такого. Этот милый мальчик, весь такой причесанный, с отмытыми ушами, в клетчатом жилетике (вроде формы наших младших лицеистов) заходит в будку, притворяет за собой дверь (хотя в ней давно выбиты стекла), набирает номер…
"Простите, пожалуйста, это школа номер десять? Могу я поговорить с директором?.. Очень приятно. Извините, что вынужден вас огорчить, но есть достоверная информация, что на школьном чердаке лежит тротиловый заряд с часовым механизмом… Нет-нет, к сожалению, это не шутка. Извините…"
Вешает трубку, выходит… А у двери – милиционер! Молодой такой и красивый младший лейтенант Булочкин. Он делает страшные глаза:
"Ах ты террорист! А ну, пошли в отделение!"
Наш лопоухий герой не теряет достоинства. Отбегает на десять шагов и говорит издали:
"Странно вы себя ведете, товарищ милиционер. Я только выполнил свой долг". – И удаляется. Понимает, что милиционер не погонится по буеракам…
А тот и не хочет догонять мальчишку! Ему не до того. Ему хочется встретиться с девушкой, которая каждое утро в это время идет в Институт швейной промышленности. А сейчас как назло в клубе УВД назначено генеральное совещание всех милицейских чинов. И младший лейтенант снимает трубку, берет жестяную кружку:
– Алло! Это начальник клуба? Здравия желаю, товарищ подполковник! Докладываю: под паркетом актового зала заложена мина с дистанционным управлением… Не важно, кто говорит. Честь имею…" – И спешит к институту, радостный такой: теперь, в суете, его отсутствие в клубе никто не заметит…
А через полчаса грустный милиционер Булочкин сидит на скамейке в садике недалеко от школы номер десять. Девушку он только что видел, но она не захотела с ним разговаривать. Ее ухватил под руку какой-то "штатский" студент. И вот смотрит Булочкин на радостное бабье лето грустными глазами и вдруг замечает на соседней скамейке старого знакомого – третьеклассника в клетчатой жилетке. И говорит уже не грозно, а просто так, устало:
"А ты чего не идешь в школу, прогульщик?"
А третьеклассник вежливо отвечает:
"Но вы же слышали, товарищ младший лейтенант: в школе взрывной заряд".
"Ты что же, хочешь сказать, что это правда?"
"Простите, я всегда говорю правду", – отвечает воспитанный третьеклассник.
И тут над школьной крышей, которая виднеется за деревьями, встает взрыв! В классах-то ничего, только сотрясение и звон стекол, а вверху – что-то похожее на громадный разноцветный веник. Такой салют в честь неожиданных каникул!.. Младший лейтенант Булочкин падает в обморок…
2
Митя к концу рассказа тогда так вдохновился, что говорил уже в полный голос. И, конечно, те, кто был неподалеку, развесили уши. А Жаннет его не останавливала, чтобы не спугнуть вдохновение.
Митя вздохнул и сказал:
– Ну, вот и все. Но это короткий пересказ, а вообще-то мне хочется побольше деталей: и какая погода замечательная, и какие люди там в очереди у телефона – описать каждого. Одну девчонку сделаю похожей на тебя.
– Ладно. Только сочиняй скорее.
Сочинить он не успел. Зато "накаркал" на свою голову. Сам сделался героем похожего рассказа.
…А теперь, на улице, Жаннет напомнила:
– Я не про лопоухого говорю, а про большого, вроде нас, без шапки. Помнишь, такой с гладкими рыжими волосами, с пробором? Он наискосок от нас сидел. Слушал и улыбался так, будто с насмешкой. Я еще сказала потом: "Какой он вылизанный. Будто из английского колледжа".
– А-а… Ну и что?
– Ну и то…
– Ты решила, что это он? Подслушал сюжет и позвонил? Да там же еще сколько народу было!
– Митенька, всякий журналист – немного сыщик!
– И ты?
– И я…
– И что же ты "сыскала"?
– А вот что. Ты-то вскоре после этого сошел, а я поехала дальше, к маме на работу. И народ в трамвае поменялся, и лопоухий твой сошел, а этот "англичанин" все сидит. И тут появились опять несколько мальчишек, тоже класса из третьего, как твой герой. Сели кучей на одну скамейку впереди рыжего и давай разглядывать одну игрушку. Такая круглая стеклянная баночка. А в ней блестящий шарик бегает. Это я заметила, когда пригляделась.
– Ты всюду проникаешь своим корреспондентским носом…
– Это комплимент? Или…
– Не "или", не "или". Комплимент.
– Тогда мерси. Слушай дальше. Этот "англичанин" тоже залюбопытствовал. Встал, нагнулся над теми ребятами и спрашивает:
"Это что у вас за штучка?"
А те объясняют, что это, мол, самодельная игрушка. Надо каплю ртути загнать в одну из ямок с цифрой. Чья цифра больше, тот и выиграл. Но загнать трудно, потому что ртуть гораздо капризнее обычного твердого шарика.
Англичанин и говорит:
"Она не только капризная, но и опасная. У нее очень ядовитые пары".