Фотограф разложил фотографии.
— Очень хорошо, очень натурально получилось! — похвалил работу похоронных дел мастер. — А что, ежели плотников во время работы заснять? — предложил он фотографу. — Аппарат-то у вас с собой.
— А что! — согласился Иван Михайлович. — Очень даже неплохо будет для витрины.
Приятели проводили фотографа в мастерскую и снова вернулись в магазин.
В дверях показался Валька. Борьку он оставил на улице.
— Тебе чего, мальчик? — спросил гробовщик.
— Здравствуйте! Вы не узнаете меня? Я Ивана Михайловича Кадулина сын. Он меня к вам прислал по делу. Я прямо от него.
— От него? — недоверчиво переспросил Иван Пантелеймонович и переглянулся с Сергеем Михайловичем: — Ну, ну, слушаю…
— Вся работа встала у отца, — продолжал врать Валька. — Снова у нас отклеился фотообъектив от «Гиганта». Рыбьего клейку накапать у вас не найдется ещё? Отец очень просил.
— Сейчас, мальчик, — ответил Иван Пантелеймонович и скрылся в дверях.
Валя подбежал к окну и стукнул в него. Борька обернулся. Сквозь витрину, заставленную гробами и венками, он увидел расплывшееся от счастья лицо друга. Борька прижался носом к стеклу. Вдруг чья-то широкая спина загородила Вальку.
— А он вот утверждает, что вы сейчас находитесь в ателье. Как же так получается? — с невинным видом спросил Иван Пантелеймонович.
— Ну? — повторил Кадулин-старший. — Как же так получается? Почему ты не в школе?
— А зачем ему клей понадобился?
— А зачем тебе клей понадобился? — грозно повторил отец.
— Для опытов. Приборы клеить. Учитель велел. Для опытов с лягушками.
— Что же вы, рыбьим клеем лягушек друг к дружке приклеивать будете? — язвительно спросил Иван Пантелеймонович.
— Лягушек друг к дружке? — как эхо отозвался отец.
— Лягушек… — подтвердил, не моргнув глазом, Валька.
— А может, вы опять со скелетом чего-нибудь вздумали учудить? — подозрительно поглядел на сына фотограф.
— А что, у них в школе настоящий скелет стоит? — заинтересовался Сергей Михайлович.
Фотограф с готовностью во всех подробностях рассказал об истории со скелетом и снова обратился к Вальке:
— Может, и вправду вы скелет трогали? Признавайся лучше!
— Ясное дело, трогали! По глазам вижу! — сказал Иван Пантелеймонович.
— Ничего мы не трогали…
— А вы про скелет проходите? — спросил Сергей Михайлович.
— Нет ещё…
— А кто учит про скелет?
— Аркадий Викентьевич. Вы его знаете. С футбола нас разгонял вместе с вами.
— Знаю, знаю. Как же вам не стыдно скелеты трогать?
— Так зачем вам рыбий клей все-таки? Он на вес золота ценится! — настойчиво расспрашивал Иван Пантелеймонович.
— Говорю, для лягушек…
Допрос продолжался. А Борька, ни о чем не подозревая, пел про себя: «Кап… кап… кап… Капает клей, капает… Уже полпузырька нэпман накапал…»
— Борька, победа! — радостно завопил с крыльца Валька, размахивая в воздухе пузырьком с клеем.
Ребята во весь дух помчались в школу. Фотограф, закончив работу, ушел, а Иван Пантелеймонович с Сергеем Михайловичем снова сели за стол.
На этот раз перед ними высилась большая груда вареных раков.
— Извините меня, Сергей Михайлович, но кушать вы их не умеете, только добро переводите! Сосать рака нужно, высасывать, подлеца, дотла! Вот так, смотрите! — Гробовщик с силой втянул в себя воздух и зачмокал. Сладостно вздохнув, он продолжал: — Рак — животное божье, чистое. Одно слово — насекомое. Кстати, слыхали про раки-то? Про церковные, конечно!
— Нет, а что такое? — насторожился Сергей Михайлович.
— О самом главном позабыл вам рассказать, — понизил голос до шепота Иван Пантелеймонович. — Снова антихристы комиссии создавать собираются, как в девятнадцатом году, вскрывать раки священные хотят, ревизию делать мощам.
— Не допустит господь! — ужаснулся и перекрестился Сергей Михайлович. — И вам доподлинно это известно?
— Не доподлинно, а слушок такой появился. В новом клубе вечер дьявольский прошел. Так интересовались безбожники, была ли ревизия мощам Симеонушки. Вот и пошел разговор.
— Не допустит господь! — снова повторил староста.
— Ну, а ежели допустит? И в гробнице, упаси господи, что не так окажется, что тогда?
Сергей Михайлович почесал мизинцем кончик острого носа.
— Все в порядке у нас в раке. Когда архиепископ проездом был, пожелал он обозреть тело нетленное. По открытии гроба весь храм наполнился благоуханием от святых мощей преподобного. Все косточки целы, слава всевышнему. А что до вечера дьявольского, так про него и нам известно. Никакого решения о вскрытии там не было. Поболтали, и всё. А захотят — пусть вскрывают. Нам таить нечего.
— Ну и хорошо… — Хозяин перекрестился.
— Ванечка, заказчики пришли, — позвала жена.
— Айда со мной, Сергей Михайлович! На великана поглядишь.
В мастерской действительно стояли дядя Проня и Глеб Андреевич. Плотники заканчивали крышку.
— Ну как работа, нравится? — спросил хозяин.
— Добрая работа, — похвалил Глеб Андреевич, вынул из кармана пропуск и программку и протянул Ивану Пантелеймоновичу. — Вам вот обещанное. В ложу дирекции.
— Спасибо. Придем обязательно. Борьба-то будет?
— Нет.
— Экая досада. Больше всего в цирке я борьбу уважаю.
Гробовщик пригласил заказчиков в комнату, пока будут доделывать крышку гроба:
— Садитесь, в ногах правды нет. Не желаете ли пивка?
— Спасибо, — отказался дядя Проня, — не могу. Выступаю сегодня.
— Неужели от одного стаканчика что случится?
— И случиться может, и вообще нельзя. В цирке такой закон.
— Ему очень сложный номер работать сегодня предстоит, — сказал Глеб Андреевич. — А я не откажусь.
— Вы оба из борцов будете? По фигурам сразу видать.
— Из борцов.
— А почему вам все-таки можно, а ему нельзя?
— Вот увидите вечером его номер — сами поймете почему.
— А я-то, грешный человек, подумал, что борцам вообще возбраняется баловаться пивком.
— Что вы! Наоборот! Если нужно вес нагнать, то лучше пива средства не найти. На полкружки пива стакан сметаны размешать — и все в порядке.
— Мне-то, сами видите, ни к чему полнеть. А вот что до Сергея Михайловича, то не грех ему использовать ваше средство.
— Спасибо, обойдусь! — сухо сказал староста.
Ему не нравились заказчики и весь этот пустой разговор. Сергей Михайлович нервничал. Он решил уже уходить, но, мельком взглянув на лежащую перед ним программку, передумал.
— Вот здесь написано «доктор черной и белой магии». Что же это за доктор такой? — вдруг заинтересовался он.
— Из докторов доктор, — ответил Глеб Андреевич. — Специальную академию магических наук закончил за границей.
— Что за науки такие?
— А такие науки, что постиг все тайны чудес. Любые фокусы может устраивать. Шпагу проглотить, огонь извергать изо рта, воду превратить в вино, человека пополам пилой распилить и снова составить… Многое он может.
— Ну, а в простой медицине разбирается? Лечить умеет? Как человек устроен, понимает?
— Безусловно. В нашем паноптикуме есть целый медицинский отдел. Разные болезни показаны на восковых фигурах: ожоги, раны и прочее. Да так натурально сделаны, что и не отличишь от настоящих.
— А вы, простите, сами кто будете?
— Замещаю его по всем статьям. И по директорской, и по магической, и по научной.
— И по фигурам?
— И по фигурам, конечно.
— Значит, тоже в медицине понимаете?
— А в чем дело?
— Нет, ни в чем. Я спрашиваю просто из любопытства.
Иван Пантелеймонович насторожился.
— И надолго вы в наш город пожаловали? — продолжал староста.
— Дней на двадцать, на месяц. Как сборы будут.
— А когда снова к нам приедете?
— Через несколько лет, не раньше.
— Очень приятно было познакомиться, — сказал Сергей Михайлович. — А что, если я вас как-нибудь в цирке посещу? Интересно поглядеть программу все же… Да и на фигуры глянуть…
Иван Пантелеймонович вытаращил глаза.
— Милости просим. Пожалуйста. Только не сегодня. Все продано. Одно слово — премьера.
— Не сегодня, не сегодня! — успокоил Сергей Михайлович. — А сейчас откланяюсь. Пора мне. Жена ждет, волнуется.
Сергей Михайлович поспешно поднялся из-за стола и, поклонившись присутствующим, удалился. Выйдя на улицу, он направился не к дому, а в противоположную сторону — к отцу Никодиму.
Вскоре заказчики погрузили гроб на телегу и уехали. Вошла Манечка.
— Не иначе, как объехать меня на кривой хочет, подлец. Без комиссионных оставить, — со злостью произнес Иван Пантелеймонович и, глянув на груду рачьих тел, добавил: — Сколько добра без толку перевел. Подлец, одно слово — подлец!
У самых дверей школы Борьке и Вале попался Аркадий Викентьевич. От него пахло аптекой. У ребят пересохло во рту: «От стоматолога идет… Опоздали!»
— Почему вы не на уроке? Я же запретил уходить!
— Мы только на минуточку вышли, за клеем. Стенгазету выпускать…
— А, стенгазету… Ну ладно.
Вместе с учителем они вошли в школу. Мальчики плелись по коридору, понурив голову и заранее представляя, какой скандал их ожидает впереди… Им встретилась нянечка Ариша. Ребята переглянулись: «Сейчас нажалуется!» Но нянечка сказала:
— Ждут вас ребята, Аркадий Викентьевич, не расходятся. А я, Аркадий Викентьевич, тоже на прием к доктору пошла…
Мальчикам показалось, что нянечка посмотрела на них как-то странно…
Учитель, велев подождать его, зашел в учительскую.
— Смотри-ка, не нажаловалась.
— Представляешь, что сейчас будет? — вздохнул Борька.
— Представляю. Даже твой бог не поможет. Зря клей достали… А меня после школы такая взбучка ждет, что тебе и не снилось даже. Отец в цирк теперь не возьмет…
Мальчики вздохнули.
— А все из-за меня! — вырвалось у Борьки. — Надо же было мне скелет этот перекувырнуть! Тюлень я, тюлень!
— Или морж! — согласился Валька.
Из учительской появился Аркадий Викентьевич. Пройдя по коридору, все остановились у знакомой двери. Учитель резко распахнул её…
За столом сидел Павлик и рассказывал про круговорот воды в природе. Ребята слушали. А в углу стоял совершенно целый скелет. На невредимом адамовом ребре, как и прежде, болтался номерок с роковым числом «333».
Глава одиннадцатая
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ
— Скорее! Опоздаем! — торопил отца Павлик Асиновский.
Они прибавили шаг. Павлик спросил:
— А почему ты до этого никогда в цирке не дежурил?
— Новое постановление губздравотдела только что вышло. В театрах, в цирках, на стадионах отныне обязан дежурить врач. На всякий случай.
— И правильно. Мало ли что может случиться с артистом или со зрителем. Особенно в цирке. Значит, мы теперь с тобой каждый день можем в цирк ходить?
Доктор рассмеялся:
— Нет. В клинике установлен график. Все врачи будут дежурить по очереди. Да ты и не стоишь того, чтобы каждый день в цирке бывать.
— Почему?
— Не все отцу рассказываешь. Раньше у тебя от меня тайн не было.
— Каких тайн?
— Например, связанных с рыбьим клеем.
— Ты что, про скелет знаешь? Откуда? — удивился Павлик.
— Тоже тайна.
— Нет, правда, откуда?
— От человека, который всех вас из беды выручил.
— От нянечки Ариши?
— Не от нянечки Ариши, а от моей постоянной пациентки Арины Петровны Иванкиной, — усмехнулся доктор. — По секрету, правда, но доложила… Сразу же после происшествия ко мне на прием пожаловала.
— Я просто не успел рассказать ещё, — немного смутился Павлик. — Она нас всех спасла. У неё в комоде «Синдетикон» оказался.
— Ребят ваших много в цирке будет?
— Даже не знаю. После уроков мы все побежали в цирк. А билеты проданы. Кое-кому удалось с рук купить. А Борьке не досталось. У Борьки пропуск с Ниной на двоих был, но он свое место уступил Власу. И вожатый билет не достал. Многие не достали.
Отец и сын свернули на улицу, ведущую к цирку. У них начали спрашивать «лишнего билетика». Издалека слышалась музыка. Духовой оркестр один за другим играл военные марши и вальсы. Вход в сад и сам цирк были украшены разноцветными лампочками. На цирке развевался цветной флаг.
У касс стояла толпа. Со всех сторон неслось:
— У кого лишний билет есть? Павлика нагнал Влас.
— Ну как? — спросил Павлик.
— Нет билетов. Борька ужас как расстроился. А Коля Плодухин только один достал. С рук.
— А где Борька?
— У входа.
— Ну, пока! Меня отец ждет. В антракте увидимся. А как Сандро? Будет выступать?
— Неизвестно. Мы его не видели!
Раздался второй звонок. В цирк со всех дорожек и аллей устремилась толпа. Власу пришлось отойти в сторону. Лишнего билета ни у кого не было.
От ворот медленно приближались Нина и Борька.
— Вот что, Борька, — уговаривала Нина. — Вы с Власом идите, а я в другой раз схожу.
— Что ты! Что ты!
— Или давай так: я первое отделение посмотрю, ты — второе, а третье — пополам.
Друзья подошли к Власу.
— У Чумы с Ноздрей есть билеты. Много. Они ими втридорога спекулируют. Если мы даже сложимся, не наскребем и на один!
— Идемте! — решил Влас, и друзья направились назад, ко входу в сад.
Чума заломил такую цену, что Борька крякнул:
— Может, уступите?
— В убыток будет. А сколько у вас денег? Друзья подсчитали бумажки и мелочь.
— Пятачка не хватает! — сказал Ноздря и присвистнул.
— Пятак потом отдадим. Честное пионерское!
— Нет, — сказал Чума.
— Ну и жилы вы! — выругался Влас — Пошли, ребята!
Борька залез в карман и хотел уже предложить за билет свои сокровища — стеклышко-лупу и пищик, но появился Лешка Косилов.
— У тебя пятака нет? — с надеждой спросил Борька.
— Ни копейки… Но мы вчетвером на три места всегда прорвемся. Пойдем через боковые двери. Там народу больше. Я верный способ знаю. Называется «на протырку». Главное, нахально идите. А билеты у последнего. У меня, значит!
Но через боковые двери прорваться не удалось.
— Куда, куда прете? — крикнула толстая билетерша и оттолкнула Борьку.
Борька подождал немного. Ребята не появлялись. Борька понурился и отошел. Оркестр грянул новый марш. Из цирка выскочил Влас.
— Пойдем к главным дверям. Попробуем другой способ — «психологический». Если ты мне как артист артисту подыграешь, пройдет наверняка!
Оба появились у главных дверей с разных сторон.
— Здорово, Борька! Ты куда?
— А тебе что? В цирк.
Влас и Борька говорили нарочно громко, чтобы разговор слышали билетерша и Глеб Андреевич, стоящие на контроле.
— А билет у тебя есть?
— Есть.
— Врешь!
— Не вру!
На громкий разговор ребят все обратили внимание. Борька попятился поближе к Глебу Андреевичу.
— Покажи билет!
— Отнимешь…
— Не отниму!
Борька протянул Власу синюю бумажку. Издали её вполне можно было принять за билет в цирк. Влас вырвал бумажку из Борькиных рук и пустился наутек. Борька завопил:
— А-а-а! Дяденьки! Тетеньки! Помогите! У меня мальчишка билет отнял! Вон по дорожке бежит…
Глеб Андреевич сжалился и приказал пропустить Борьку.
Ошеломленный успехом, не веря своим глазам, мальчик вошел в переполненный, гудящий цирк.
Лешка Косилов сидел как граф во втором ряду на одном месте с Ниной. Борька с Власом устроились на ступеньках в проходе. Они старательно искали глазами своих.
— Ты в ложу глянь, — сказал Борька.
В первом ряду ложи сидела большая компания. Семья Смыкуновых с какими-то друзьями. Там же поместился гробовщик с супругой.
С самого последнего ряда галерки ребятам махал рукой Кадулин. Они заметили его и тоже помахали руками.
Отец Вальки улыбнулся и приветливо кивнул.
— Почти все ребята устроились, — сказал Борька. — И Коля Плодухин, и Римма Болонкина…