* * *
Меня разбудил яркий солнечный свет, лившийся в мое окно. Я заморгала, приходя в себя. Попробовала сесть и застонала. Все тело по-прежнему словно налилось свинцом. И я совсем не отдохнула за эту ночь.
Что меня так тревожило все последние дни?
Я оглядела свою спальню, щурясь от яркого света.
Вчера меня тоже что-то огорчило. Но что?
Что это было? Что меня так тревожило?
Я никак не могла припомнить.
Глава XXII
БЕЗДНА ЗАБВЕНИЯ
Я опустила ноги на пол и встала с кровати. Я по-прежнему напрягалась изо всех сил, стараясь припомнить, отчего же я вчера так волновалась.
— Питер, — прошептала я наконец. Это имя прилетело ко мне словно издалека. — Питер.
Да. Питер. Конечно. Питер.
— Ах, нет, — пробормотала я. — Нет, нет…
Я едва не забыла своего брата. Едва не забыла навсегда.
Питер почти потерян. Почти потерян навсегда. А потом ко мне пришла догадка…
— Я буду следующей.
— Питер… Питер… — Напевая его имя, чтобы не забыть, я поспешила в ванную комнату принять душ. Потом натянула на себя просторный голубой свитер и черные леггинсы.
Спускаясь вниз по лестнице, я репетировала, что мне нужно будет сказать своим родителям. Во-первых, я объясню, как странно себя вел мой брат. И как поначалу я решила, что во всем виноват мой гипноз.
Затем я расскажу им про репортера, пришедшего в наш дом. И как он сообщил мне странные, пугающие слухи про этот дом. Я расскажу им, почему этот дом называют «Забудь Меня».
Я буду абсолютно спокойна, решила я. Буду говорить медленно и доброжелательно. Они убедятся, что я не сумасшедшая. И тогда они мне поверят.
— Успокойся… успокойся… — уговаривала я сама себя, направляясь на кухню. И все-таки мое сердце учащенно забилось, а руки стали холодными как лед.
— Успокойся… успокойся… Я вошла в кухню.
И ахнула от неожиданности.
— Мама? Папа?
Я с трудом сдерживала слезы, оглядывая темную и пустую кухню.
— Эй! Где вы?
Я включила верхний свет и на дрожащих ногах обошла всю кухню.
Никаких признаков того, что они сюда заходили.
Ни тарелок на столе или в раковине. Ни кофейных чашек. Ни коробок с кашей.
— Мама? Папа? Вы уехали? — крикнула я, но мой голос был слабым и тонким.
— Это невозможно, — пробормотала я с недоумением.
Я бросилась к кухонному окну и выглянула наружу. Автомобиля на месте не оказалось.
Может, они уехали на работу? Или куда-нибудь еще?
Они должны были оставить мне записку, решила я. Они всегда оставляют мне на холодильнике длинные послания. Я повернулась. Ударилась коленкой о табурет.
— Ухх! — Я запрыгала на одной ноге по кухне. Нет ничего. Никакой записки на холодильнике.
— Странно…
Потирая разболевшуюся коленку, я бросилась наверх в их спальню.
— Эй, вы что, еще спите?
Я вошла в их комнату. Мамина ночная рубашка валялась скомканная на полу рядом с неубранной постелью. Чемодан, который они брали с собой в поездку, стоял у стены с открытой крышкой. Уже пустой. В их ванной комнате горел свет.
— Где же вы? — Как могли они уехать на работу, даже не разбудив меня? И как же обещанные оладьи с черникой? И наш серьезный разговор?
Как быть с Питером?
— Они ведь обещали, — повторяла я, возвращаясь в свою комнату, чтобы собраться в школу. Внезапно я страшно рассердилась. И обиделась. — Они ведь обещали…
* * *
Утро медленно тянулось мимо меня каким-то расплывчатым пятном. О чем говорили учителя? Что мне говорили друзья и вообще беседовали они со мной или нет? Я ничего не могу сказать.
Сегодня мне вообще не следовало приходить в школу, говорила я себе, таскаясь из класса в класс со свинцовыми мозгами, словно зомби. Мне надо было остаться дома. Позвонить родителям. Позвонить в полицию. Да кому угодно, лишь бы мне помогли спасти моего брата.
— Питер, я не забыла тебя, — шептала я с грустью. — Не беспокойся. Я не забыла.
Но я постоянно твердила его имя. И написала его двадцать раз в своей записной книжке. Притом красными чернилами. На всякий случай. Чтобы создать лишнюю гарантию, что оно не выскользнет из моей памяти.
В полдень я отправилась в столовую. Мелькание лиц… подносы… смеющиеся, болтающие между собой ребята.
А вот пятно… такое темное пятно… Темное… еще темней…
— А? Что? — Кто-то тряс меня за плечи.
Кто-то сильно сдавил мои плечи, сдавил так, что они заболели, и трясет. Трясет меня.
Я открыла глаза и заморгала. Напрягла зрение.
— Эдди?..
Она схватила меня за плечи. Ее лицо стало пунцово-красным от напряжения. Она тяжело дышит.
— Даниэлла… Даниэлла… Я… я никак не могу тебя разбудить.
Я прищурилась и взглянула на нее. Голова кружилась. Стены столовой бешено вращались передо мной.
— Я долго трясла тебя. Ты никак не могла открыть глаза. Я так испугалась.
Она рухнула на стул напротив меня. Ее лицо взмокло от пота.
— Я так перепугалась, — сказала она и содрогнулась. — Ты… ты была в обмороке? Или что?
— Со мной все в порядке, — прошептала я. Потом прокашлялась. — Правда. Я чувствую себя абсолютно нормально. Вероятно, я просто… на минуту заснула.
Эдди посмотрела на стол.
— Ты… правда нормально себя чувствуешь? А где… где твой завтрак?
— Что? — Я тоже посмотрела на стол. — Ой. Хмм… По-моему, я что-то с собой принесла. Я… я не помню, куда я его положила.
Эдди пристально взглянула на меня своими прищуренными зелеными глазами.
— И ты сидишь тут без завтрака? Я пожала плечами.
Эдди потянула за прядь волос. Намотала ее на палец.
— Ну, ты хочешь есть? Я могу поделиться с тобой. — И она подвинула ко мне свой бумажный пакет.
— Спасибо… мне что-то не хочется.
— А ты разве не видела, как я махала тебе утром на этом скучном собрании? — спросила она. — Почему ты не подошла ко мне?
— Я тебя не видела. Я… я сегодня что-то не в себе, Эдди.
Она закатила глаза и пожала плечами, словно призывая небеса в свидетели.
— Как будто я не вижу! Что с тобой, Даниэлла? Когда миссис Мелтон попросила тебя раздать листочки для контрольной, ты посмотрела на нее так, словно не понимала, что это такое. Я заморгала.
— Правда? Неужели? А я и не помню. Эдди стиснула мою руку.
— Ты точно в порядке?
— Нет, у меня все плохо, — призналась я дрожащим от жалости к себе голосом. — Все просто ужасно. Я так боюсь, Эдди. За Питера. Он… он исчез в подвале. А когда мои родители вернулись, они мне не поверили. Они сказали мне, что…
— Постой, постой. — Эдди выставила перед собой ладонь. — Кто исчез в подвале? Кто он такой?
— Питер, — сказала я. — Он спустился в люк, потом люк захлопнулся, и тогда…
— Кто? — Эдди заглянула мне в глаза. — Даниэлла, кто такой Питер?
* * *
Что случилось дальше?
Пыталась ли я что-то объяснить Эдди? Или я просто вскочила и выбежала из столовой?
Оставалась ли я в школе и была ли на уроках после перемены? Или бродила вокруг школы, дожидаясь, когда прозвенит последний звонок? Или я выскочила из школы прямо тогда, а Эдди бежала за мной и звала?
Я не знаю. Моя память совершенно не запечатлела этого.
Когда Эдди не смогла вспомнить Питера, внутри меня что-то оборвалось. Вероятно, страх охватил всю меня целиком.
И я не помню, что произошло дальше. События реальной жизни растворились в ледяном ужасе.
Каким-то образом я обнаружила себя стоящей у парадной двери нашего нового дома. Солнце уже скрывалось за деревьями. Я видела белку, ловко скачущую по серой черепице крыши.
Я попробовала открыть парадную дверь. Заперта. А я забыла взять с собой ключ.
Мама, вероятно, уже дома. Она обычно возвращается домой часа в четыре. Я нажала было на звонок. Молчание. Нажала посильней. Еще раз нажала. Потом вспомнила, что он не подключен.
И я принялась стучать в массивную деревянную дверь.
— Пожалуйста, будь дома, — думала я. — Мама, пожалуйста, будь дома. Мы должны спасти Питера. Мы должны его спасти, пока его окончательно не забудут!
Я стучала и стучала. Барабанила изо всех сил, пока не отшибла все кулаки.
Наконец дверь открылась. Мама высунула голову. Прищурилась и подозрительно посмотрела на меня.
— Кого тебе? — спросила она.
— Это же я! Я! — крикнула я изо всех сил. Мама покачала головой.
— Ты, девочка, наверное, ошиблась…
Глава XXIII
ВСПОМНИ МЕНЯ!!!
— Это я! Это же. я! — с визгом вырывались из меня слова. — Я твоя дочь! — Я схватилась за ручку и дернула на себя дверь. Мама ахнула. Ее лицо напряглось от страха.
— Дочь?! Я ничего не понимаю. Какая дочь?..
— Пусти меня в дом! — закричала я. — Ты не можешь меня забыть! Ты не можешь! И ты не можешь забыть Питера! Нет!
Я наклонилась и с силой толкнула ее плечом, чтобы убрать с дороги.
Она вскрикнула и сделала шаг назад, в холл.
Я ворвалась в дом. Дверь захлопнулась за моей спиной.
— Убирайся! — закричала мама. — Что тебе тут надо? Убирайся из моего дома!
— Нет, ты пойдешь со мной! — воскликнула я из последних сил, схватила ее за талию и грубо потащила к двери подвала.
— Отпусти меня! — стенала мама и извивалась, пытаясь вырваться. Вдруг она схватила меня за руки и попыталась их разжать. — Кто ты такая? Что ты хочешь?
Мое сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.
— Ты пойдешь со мной в подвал, — процедила я сквозь сжатые зубы и снова толкнула ее. — Я докажу тебе, что…
— Тебе нужны деньги? — спросила она. — Да? Ты хочешь получить деньги? Ладно. Много у меня нет. Но я отдам тебе все, что найду в доме. Только… не делай мне больно. Пожалуйста — не делай мне больно.
У нее был такой испуганный вид, что у меня опустились руки.
— Мама!
Она попятилась от меня. С дико вытаращенными глазами.
— Деньги? — шептала она. — Этого ты хочешь? Если я дам тебе денег, ты уйдешь?
— Не нужны мне деньги! — закричала я. — Я хочу, чтобы ты меня вспомнила! И Питера тоже!
— Ладно, ладно. — Она дрожала от страха. — Я вспомнила тебя. Да. Вспомнила. Ты довольна?
Она боится меня, своей родной дочери, поняла я.
Слезы навернулись на мои глаза. Но я знала, что мне нельзя терять времени.
Я видела, что она все равно мне не поверит. И не узнает меня. Она слишком напугана, чтобы меня слушать, чтобы я могла ей хоть что-то доказать.
Что я могла сделать? Что?
Я повернулась и пошла прочь от нее. И прошла через холл к двери подвала.
— Питер — я иду! — крикнула я вниз. Потом пригнулась и побежала, перескакивая сразу через две ступеньки.
— Питер, я не забыла тебя. Я иду!
Над головой раздавались шаги. Мать куда-то бежала. А затем я поняла, что она говорит по телефону дрожащим, пронзительным от испуга голосом. Моя родная мать в отчаянии вызывает полицию.
— Да. Какая-то странная девочка. Она ворвалась в дом. Ведет себя как сумасшедшая. Я… я думаю, что она опасная. Да. Пришлите кого-нибудь. Немедленно.
Глава XXIV
«ТЕБЯ ТОЖЕ ЗАБЫЛИ»
Я не странная девочка, — произнесла я вслух. Мне захотелось побежать наверх и поспорить с ней. Умолять ее мне поверить. Молить ее вспомнить меня, свою дочь.
Но тут до меня донесся треск. Из дальней части подвала.
Я повернула от лестницы и стала пробираться к маленькой комнатке, что находилась за печью. На этот раз я могла хоть что-то видеть вокруг себя, потому что лучи солнца хоть немного, но пробивались сквозь грязные подвальные окошки, отбрасывая на пыльный цементный пол длинные оранжевые полосы.
— Я иду, Питер! — кричала я, и мой голос гулко отдавался от каменных стен. — Я здесь.
Возле дверей задней комнатки я остановилась.
Люк открывался сам собой. Очень медленно. Слышался скрежет камней о камни.
Под ним не было ничего, кроме черноты. Черная дыра, которая уходила вниз, в бесконечность времени и пространства.
Медленно, очень медленно поднималась крышка люка. А когда он открылся, чернота начала выползать из него, словно осенний туман, и, клубясь, растекаться по цементному полу, гася оранжевые полосы солнечных лучей, гася любой свет.
А потом из этой черноты появилась тонкая серебристая фигурка.
Она приобретала очертания прямо на моих глазах, влажно мерцая на фоне открытого люка.
Я вскрикнула, когда узнала в ней своего брата. Он неподвижно стоял, заключенный под толстым слоем слизи. Его волосы, лицо и все тело были туго обернуты в эту влажную и прозрачную оболочку.
Он неуклюже зашагал ко мне на негнущихся ногах, а потом поднял одну руку и протянул ее ко мне. Под толстым слоем желатина я различила его очки, а за ними его глаза, глядевшие на меня абсолютно бесстрастно.
— Питер!.. — выдавила я из себя.
Он стал почти бесцветным. Почти серым. И совсем прозрачным.
Он махнул мне рукой. Его рот слегка приоткрылся, потом закрылся, и на слое слизи, туго обтянувшей его лицо, образовался пузырек.
И тогда я услышала единственное слово:
— Даниэлла!
Я шагнула к нему. Но мои колени дрожали так сильно, что я едва не упала.
— Даниэлла… — повторил брат, и мое имя словно вздувалось пузырями перед его ртом. — Пойдем, Даниэлла. — Он протянул ко мне свою серую руку.
Я застыла.
— Что?
Его рука прикоснулась к моей, липкая и влажная и очень холодная, как сама смерть.
— Пойдем, — произнес он, и его голос глухо прозвучал под пузырящейся слизью.
— Н-нет!.. — воскликнула я и отпрянула назад.
— Тебя тоже забыли, — сказал брат и протянул мне руку, покрытую мерзким желе. — Даниэлла, теперь ты тоже ЗАБЫТАЯ. Ты должна пойти с нами. Пойдем.
Питер тяжело шагнул в сторону от люка. А за ним я увидела еще одну фигуру. Девочку, такую же бледную, как и мой брат; тоже закутанную во влажную слизь. Она молча выбиралась из люка, и ее безжизненные глаза неотрывно смотрели на меня.
За ней виднелся еще один серый ребенок. И еще один.
Забытые дети.
Они вылезали один за другим, медленно выходили из черной ямы и окружали меня.
Я старалась вырваться. Но они взялись за руки и сомкнулись вокруг меня плотным кольцом.
— Пойдем с нами… — стонали они. И этот стон перерастал в какой-то безобразный напев. — Пойдем с нами… Пойдем с нами… Пойдем с нами…
— Тебя тоже забыли, — повторил Питер. — Ты одна из нас.
— Пойдем с нами! Пойдем с нами! Пойдем с нами! Питер схватил меня своими ледяными, липкими руками.
— Пойдем с нами, Даниэлла.
Кольцо призраков смыкалось вокруг меня все тесней.
Питер тянул меня, тянул изо всех сил к черной яме. Я уже чувствовала, как оттуда, снизу, веет ледяным дыханием смерти. Как поднимается кисловатый запах тления.
Внутри у меня все сжалось.
Все ближе и ближе черная яма. Вниз, вниз, вниз, в гнилостную тьму…
— Пойдем с нами… Пойдем с нами… Пойдем с нами… А когда тьма сомкнулась вокруг меня, я открыла рот
и в ужасе закричала:
— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!