Посмотрите, мои дорогие, вон туда! Видите? Мальчик! Это Ваня Шмелев… Он стоит на мосту и с умилением взирает на город, раскинувшийся на берегах неширокой реки. Высокие кирпичные башни-сторожа красного величественного Кремля, стройные колокольни белоснежных храмов, возвышающиеся над низкорослыми деревянными домиками и над каменными, что повыше, побогаче… И словно затопившие все вокруг яблоневые, грушевые, вишневые сады… Летом ярко зеленые да с разными оттенками, а сейчас, в октябре желто-золотисто-красные с зеленоватыми проталинками-мазками. И улицы все в листьях. Шуршат, резвятся, смеются, играют с метлой дворника Никича… Ш-и-их! Ши-их! Сметает метла листья с мостовой, а они поднимаются, кружатся, кружатся и опять аккуратненько приземляются. «Не сметеш-ш-шь… Не сметеш-ш-шь…» — шепчут они. Ваня смеется вместе с листьями, кружится, берет их охапками и рассыпает вокруг. Никитич, высокого роста, коренастый бородатый мужик в огромном белом фартуке по колено, предупреждающе ворчит и грозит пальцем. Ваня понимает, но ничего не может с собою поделать. «Рождение! Рождение!» — радостно напевает он и с восхищением смотрит в сторону рынка на том берегу! О, как там шумно и весело! Съестные ряды, одежки… Игрушки!!! Сердце Вани сжимается от восторга. «С отцом пойдем!» Ваня закрывает глаза… Деревянные гусарчики, ароматно и притягательно пахнущие свежей краской, глиняные свистульки, сладчайшие пряники в белой глазури с цветной опсыпочкой, нестройное пение бродячих музыкантов-скоморохов. «Сегодня не пост, значит будут!»… А как сияют маковки церквей в солнечных лучах! Словно маленькие солнышки на каждой золотистой маковке. Колокольный звон течет медленно и неспешно над радостно просыпающимся городом. «Рождение! Рождение… Сегодня…» Кружится Ваня, скачет на одной ножке, еще ничего не ведая о своей судьбе. Ему пока кажется, что так и будет всегда… И маменька, и отец, и Горкин, духовный опекун, и то же родной-родной… Не ведает маленький Ваня Шмелев, что совсем скоро в такой же вот октябрьский денек умрет его отец. Потеряв отца в семь лет, Ваня никогда не забудет его. Никогда-никогда! И не в одной книге напишет о нем с великой нежностью. Не ведает маленький Ваня и о грядущих опустошающих войнах. Не ведает и о кровавой всеразрушающей революции, глубоко изранившей его Россию, страну, которую любил огромной своей душой, чистым своим сердцем, всем существом своим. Любил так сильно, как умел. Не мог и предполагать о страшной этой силе, сокрушающей храмы, снимающей кресты, расстреливающей хранивший веру свою православный люд и перечеркивающей его, Вани Шмелева, любимые Праздники… Праздники эти — дыхание его, биение сердца его… Да и вся жизнь его, русского писателя Ивана Шмелева, и всего русского народа в праздниках этих.
О, мои дорогие друзья! Праздники наши русские! Что может быть искреннее, светлее, нежнее, радостнее Рождества Христова, скорбных, торжественных дней великого поста, Благовещения, Вербного Воскресенья, Светлой Пасхи Христовой, Пресвятой Троицы, Преображения Господня, Рождества Пресвятой Богородицы!?… Жизнь без них теряет то самое главное, без чего душа черствеет, появляется уныние, пропадает надежда. Ты, словно бы, перестаешь дышать. Это очень страшно… Шмелев сам едва не потеряет себя в революционном водовороте бесконечного горя и ужаса.
Невозможно говорить об этом уникальном русском писателе и не читать одновременно его произведения. Вы будете очарованы, мои дорогие. Вот послушайте. Никто не умеет так передать свое внутреннее состояние словами.
«Сейчас какой-то мистраль дует, и во мне дрожь внутри и тоска, тоска… Быстрей развертывается клубок — сыплется из него день ото дня чернее. Видно, конец подходит. Ни страха, ни жути нет — каменное взирание. Устало сердце, страх со слезами вытек, а жуть забита…»
(«Солнце мертвых»)
Расстрел единственного горячо любимого сына доведет его до полного отчаяния. Иван Сергеевич, всегда бодрый, моложавый, веселый, мгновенно превратится в согбенного седого старика с потухшим взором и нежеланием жить… Но любимая его Россия не забыла дорогого ей писателя Ивана Шмелева. Именно она, родная, спасет… согреет окаменевшее от горя его сердце, не позволит окончательно сломиться… И там, в далеком французском городе Париже, истерзанная, измученная, соберет она в кулачок последние свои силы, улыбнется радостно-радостно и предстанет перед писателем своим любимым во всей красе своей русской. Дохнет на него теплом своим солнечным. И заставит его вновь сесть за печатную машинку и писать, писать, писать! Писать о ней, ненаглядной Родине своей, о «Душе России», о «Богомолье», о «Путях небесных», о «Лете Господнем», о «Няне из Москвы», о «Свете разума», о «Куликовом поле». Писать для себя, писать для близких, писать для обездоленных русских детей и взрослых!..
Слушайте, слушайте, мои дорогие! И вы скоро почувствуете, как обогатятся ваши сердца!
«…как найти Родину и сделать ее своей и светлой… Что значит — найти Родину? Прежде всего: душу ее почувствовать. Иначе — и в ней самой не найти ее. Надо ее познать живую! Не землю только, не символ, не флаг, не строй…. Люблю, а за что — не знаю, не определить словом. Тайна — влекущая за собой душа Родины: живое, вечное, — и ее только…»
(«Душа России»)
Стоит на мосту белокурый мальчик, долго и внимательно смотрит он на дали московские, на улочки, проулочки, закоулочки мудреные, крутые набережные, холмы высокие, на маковки церковные, на крыши старенькие… Словно хочет все это помнить долго-долго. Словно чувствует судьбу свою тяжкую, что придется расстаться однажды и навсегда со всей этой «уюточкой», Москвой родимой.
«Я вижу… Небо внизу кончается, и там, глубоко под ним, под самым его краем, рассыпано пестро, смутно. Москва… Какая же она большая!.. Смутная вдалеке, в туманце. Но вот яснее… — я вижу колоколенки, золотой куполок Храма Христа Спасителя, игрушечного совсем, белые ящички-домики, бурые и зеленые дощечки-крыши, зеленые пятнышки-сады, темные трубы-палочки, пылающие искры-стекла, зеленые огороды-коврики, белую церковку под ними… я вижу всю игрушечную Москву, а над ней золотые крестики…»
(«Лето Господне»)
Улыбается маленький Ваня Шмелев, вслушиваясь в рассказ отца про шмелевский мост через Москву-реку, Крымский, построенный дедом Иваном и переделанный на железный «сквозной, будто из лесенок…» в 1873 году. В самом том году, когда и родился Ваня! Даже цыферки на нем сохранились. «…Хороший, сосновый был, смоли его, дух какой шел, солнышком разогреет. А от железа какой дух!..», — медленно рассказывает отец и тоже улыбается светло так. Никогда не забудет Ваня этой отцовой улыбки… Никогда… Не забудет и Рождественской Москвы, праздничной, нарядной, пахнущей пряниками, морозом, натертыми мастикой с медом полами, белыми розами в больших вазах и елочкой! Елочка… Да как же можно забыть огромную под потолок зеленую лохматую красавицу в гостиной! На каждой зеленой лапке в блестящих оберточках яблочки сладкие, конфетки, игрушечки смешные ватные да свечечки крученые восковые. А под елочкой коробочки заветные, сюрпризные, с подарочками. И тайна везде, во всем… В темной ясной ночи, в звездочках так ярко сияющих, в молитовках особых, рождественских… И ясельки, и пещерка, и овечки вокруг Младенчика, и Ангелочки и пастухи с посохами… Это в душе… Всегда… Рядом… Главное не потерять, не стереть, не забыть…
«…Когда мы шли домой… стали смотреть на звезды, и как поднимается дым над крышами, и снег сверкает от главной звезды, — „Рождественская“ называется… И стали про Божественное слушать…. Про светлую пустыню сказывали, про пастырей и волхвов-мудрецов, которые все звезды сосчитали, и как Ангелы пели пастырям, а Звезда стояла над ними и тоже слушала Ангельскую песнь…»
(«Лето Господне»)
Долго смотрит Ваня, до боли всматривается в себя, ищет в душе своей драгоценные камни самоцветные, что Любовью, Верой и Надеждой зовутся. Вспоминает дни Великопостные суровые, но светлые и радостные, празднично-ожидательные, что ли… Как душа очищается, как свет в разуме теплится, разгорается и до то радостно становится, что и рассказать нельзя… А Шмелев рассказывает, поет Пасху Христову с куличами ее рассыпчатыми, со свечками красными, мерцающими в темной глубине храма желтыми огоньками, с яичками чудесными, как только не изукрашенными! Поет, ловко перебирая струнами-переливчиками будто соловушка майский, поет зеленую Троицу, украшенную березками молоденькими и Яблочный Спас поет с яблочками наливными, румяными да с водичкой Святой и холодными ее целительными капельками …
«А где же… весенний плеск?… Золото голубое — где?.. Надо закрыть глаза — и через узенько-узенькую щелку, через деревья, глядеть на небо. Лучше пройти за решетку сада, сесть где-нибудь потише, на солнышке, и так вот смотреть и слушать… Этот весенний плеск остался в моих глазах — с праздничными рубахами, сапогами, лошадиным ржанием, с запахами весеннего холодка, теплом и солнцем. Остался живым в душе, с тысячами Михайлов и Иванов, со всем мудреным, до простоты-красоты душевной, миром русского мужика, с его лукаво-веселыми глазами… со смехом и бойким словом, с лаской и дикой грубостью. Знаю, связан я с ним — до века. Ничто не в силах выплеснуть из меня этот весенний плеск, светлую весну жизни… Вошло — и вместе со мной уйдет.»
(«Весенний плеск»)
Никто-никто так не умел и не умеет писать так, как Шмелев. И не сумеет! Никогда и никто!.. Он поэт, нежнейшим слогом воспевший Россию… Его проза будто песнь… былина… сказание… Красивая до восторга, до слез. И правдивая до черточки, до щелочки, до крошечки… Откуда это?.. И слова-то все известные наши русские! Но сплетены они между собой каким-то особым чудесным образом. И получились кружева диковинные небывалой красоты! Откуда это?..
Стоит на мосту белокурый мальчик… Смотрит… смотрит… улыбается… Вдруг раскидывает ручонки свои махонькие в стороны, словно взлететь собирается и радостно кричит…. Кричит… Дай тебе Бог, Ванечка… Рожденье у тебя…
Из жизни замечательных животных
Но, все же я хотел бы рассказать сейчас не о лохматых хвостатых наших друзьях. Я хотел бы рассказать о книге про них, о замечательной книге писателя Леонида Сергеева «Железный Дым», которая завоевала первую премию на Всероссийском конкурсе на лучшую детскую книгу о животных.
Чтобы вас не путать всякими возникающими образами паровозов, пароходов или дымоходов, сразу объясню — Дым или, как его ласково называли дома, Дымок — это «взрослый пес в расцвете сил». Причем, пес совершенно удивительный! Если вы решитесь прочитать эту книгу, то не пожалеете, потому что вас ожидает чудесное путешествие по реке, да не на простой какой-нибудь прогулочной лодке, а на байдарке, да еще с самым замечательным капитаном в мире! Да-да, вы угадали! Именно Дым, этот «взрослый пес в расцвете сил» дымчатого окраса, средней пушистости и необычайной смелости и есть капитан этой немногочисленной, то есть совсем малочисленной команды, состоящей всего из двух человек — хозяина, точнее Главного Друга, временно занимающего пост матроса, и самого четвероногого Капитана. И что самое удивительное, эти два существа настолько преданы друг другу, что готовы в случае чего друг за друга и в огонь и в воду! А случаев в этом путешествии было предостаточно. И лодка переворачивалась, и тонули, и всю провизию теряли, и друг друга искали до потери сил, в кровь содранных ног, израненных лап и разодранных ушей. Но… не волнуйтесь, все кончилось очень хорошо! А еще Дым старый военный самолет на дне реки нашел! И родственники этого летчика, который со времен войны считался без вести пропавшим, узнали как он погиб и где. А это ведь очень важно. Кстати, «железным» Дыма стали называть именно за это необычайное качество — разыскивать железо.
Вот это да! — скажете вы. Вот это пес! Вот это дружба! Такое только в книжках бывает! Не только, скажу я вам. И собаки такие умные бывают, все зависит от хозяев. А Дым действительно жил у писателя и прожил счастливую, достойную и долгую по собачьим меркам жизнь! Леонид Сергеев хоть и писатель, то есть сочинитель, но сочиняет мало. Свои повести и рассказы пишет на основе реальных событий и воспоминаний из собственного детства. Вы просто не сможете остаться равнодушными к удивительным рассказам, наполненные любовью ко всему живому, начиная с собак, кошек, кроликов и куриц и даже лосей и медведей, и заканчивая бабочками, лягушками, змеями, жуками и червяками! Любовь… Да, именно, Любовь пронизывает эти рассказы. И еще боль… Боль, порожденная жестокостью, грубостью и равнодушием. Если бы все так относились к животным, как Леонид Сергеев и его добрые герои, то не появлялись бы страшные рассказы о несчастных собаках, сидящих в подвале и ожидающих казни… О зоопарках, где томятся в клетках звери, не знающие свободы, но бесконечно мечтающие о ней… Откуда нам знать, о чем думает белый медведь в знойную погоду запертый в клетке в центре душного города, когда ему самое место где-то на Севере среди льдов и снегов… Или слон, зимой живущий в теплом, но жутко тесном вольере… Кругом только каменные стены и не уйти никуда! Кто знает, может ему снятся африканские саванны, которых ему не дано увидеть… И вы, мои дорогие юные читатели, прежде чем завести какого-нибудь зверька, тысячу раз подумайте, много ли в душе вашей Любви. Любви, которой должно хватить вашей животинке, чтобы жить хорошо, и так хорошо, как она, эта животинка привыкла. Ведь чем экзотичнее животное, тем труднее создать условия для ее счастливого проживания в вашем доме. Только Любовь к животным может подсказать вам правильный ответ на вопрос — «Завести или не завести?». Пусть это будет отрицательный ответ, но именно он окажется верным. Помните, в сказке Антуана де Сент-Экзюпери Лис говорит Маленькому Принцу: «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил…» И в большинстве случаев пусть они, братья наши меньшие, живут на воле и наслаждаются ей. Но бывают случаи, когда им необходима наша человеческая помощь. Человек, в котором живет Любовь, никогда не пройдет мимо израненного воронами бельчонка, выпавшего из дупла. Или попавшего в болото лосенка. Или потерявшегося щенка… Да сколько их на страницах книги Леонида Сергеева! А сколько рядом с нами голодных, обиженных нами, преданных нами и просто мечтающих о хозяине, о доме… Наверно, нужно иногда останавливаться в бесконечной жизненной круговерти, оглядываться вокруг себя и прислушиваться… Совсем как героиня книги босоногая девчонка Ленка. Эта Ленка обладала волшебным Даром — видеть в привычном, в том, что тебя окружает каждый день — красивое и чудесное… Действительно, разве не чудо — галка, которая подружилась с курицей! Да не с простой курицей, а с бесстрашной! С курицей, которая, не испугавшись коршуна, защищала своих цыплят! Или кот, который как услышит плач, стремглав бежит на помощь! Или лось, вдруг появившейся из леса, чтобы напиться воды из реки… Всем бы нам обрести этот Дар — вокруг себя смотреть и видеть, слушать и слышать. К счастью, этому можно научиться! И тогда можно считать себя настоящими волшебниками! Потому что все вдруг в жизни станет волшебным. Так-то вот, мои дорогие друзья…
Лучший друг Старого Сверчка
— А-а! Вот вы опять пришли ко мне в гости! — Сверчок с трудом вылез из-за камина и уселся на специальной крохотной полочке. Старенькую потертую скрипочку свою он бережно положил рядом с собой. Смычок же оставался в его тонкой лапке.
— Проходите, проходите, присаживайтесь, пожалуйста. Вот сюда, поближе к огню. Сегодня сильный мороз. А у камина так тепло…
Поленья в камине весело потрескивали, а Сверчок говорил так тихо, что едва можно было разобрать его речь. Приходилось двигаться почти неслышно и полностью превращаться вслух, чтобы не пропустить ни единого его слова. А Сверчок говорил, размахивая смычком, словно дирижерской палочкой.