— Пообедаем дома и снова вернемся в город, — говорила Надя. — Люся, ты таким представляла себе день победы и мира?
Люся задумчиво ответила:
— Не знаю… Но сегодня — совсем необыкновенный день. Мама все утро провела в городе. Она несколько раз прослушала по радио обращение товарища Сталина и говорила, что ее особенно поразили слова: «Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами». Я слышала, как она объясняла колхозникам: «Если товарищ Сталин говорит: наступит мир — так и будет!»
Сегодня мама, да и все колхозники, только и говорят о мирной жизни.
Задумавшись, девушки тихо шли по дороге. Как далеко ушло их детство за эти годы!..
Ясно весеннее небо, солнце светит, а ветер резкий, холодный.
— Ты озябла? — спросила Люся. — До обеда еще есть время. Мама просила вскопать ей огород. Пойдем! Сразу теплее станет!
Подбрасывая на лопатах влажную землю, разбивая комки, подруги согрелись. Они работали вперегонки и быстро вскопали весь маленький участок. Обе устали, зарумянились. Дышали тяжело, но с удовольствием смотрели на подготовленный к посеву огород, на скворцов, рывшихся в мягкой земле, на пробивающуюся у забора зелень.
— Вот мы и начали с тобой мирную жизнь. Смотри, как хорошо, Надя!
Праздничное настроение царило кругом. Но девушкам нельзя было терять ни одного дня. Нужно было готовиться.
Окончен восьмой класс. Теперь им не придется вместе учиться. Бабушка получила, наконец, пропуск. Надя уезжает через три дня.
Рано утром в воскресенье Надя и Люся отправились в детдом проведать Валю и попрощаться с ней. И еще им хотелось провести последний день вдвоем. Они ведь расстаются надолго. Будут жить далеко друг от друга.
Но сегодня они вместе. Выйдя за город, свернули с дороги на узенькую тропинку. Шли полями, недавно вспаханными и засеянными. Еще мало где зеленели всходы и земля казалась фиолетовой… Вот молодой сосновый лесок. Прямые, как свечи, стояли сосенки.
Дальше — низинка. За ней березовая роща сверкала на солнце бело-розовыми стволами и нежными весенними листочками.
Чем дальше шли девочки, тем сильнее они чувствовали захватывающую силу весны. Они шли обнявшись, затихшие, счастливые. Им казалось, что все тяжелое, ворвавшееся с войной в их детскую жизнь, — уже прошло, а впереди будущее — широкое, светлое. Казалось, что это утро и дорожку среди полей они запомнят навсегда.
Вошли в сосновый бор. Вот и детдом. Девушек окружили ребята. Прибежала Валя в голубом платье с локонами, упавшими на плечи. Она обняла Надю, поздоровалась с Люсей и быстро заговорила:
— Посмотрите, какие мы грядки сделали. У меня уже салат большой и редиска!..
Девочка тащила Надю за собой. Она хотела показать все, что ей дорого. И старшая сестра видела, как хорошо жила Валя и как ее здесь любили и берегли. Бабушка уговаривала младшую внучку поехать с ней в родные места. Валя отказывалась и твердила одно: «Бабушка, позволь мне здесь остаться до окончания школы. У нас такие заботливые, ласковые воспитатели. Ребята живут так дружно! И кормят нас здесь хорошо».
Старушка сердилась на девочку, но понимала, что в детском доме ей лучше.
Вернувшись домой, Надя окончательно убедила бабушку оставить Валю в детдоме.
— Когда мы устроимся, выпишем ее к себе.
— А если мы потеряем ее, как Геню? Где он сейчас. Пишем, пишем всюду и никак не можем добиться толку!
— Найдем и его, бабушка! Вспомните, какие годы были. Сейчас — совсем другое. Война кончилась. Разыскивать будет легче. О Вале же мы все знаем. Да и она не маленькая, напишет нам сама.
Бабушка еще немного поворчала, но Надя видела, что она уже спокойно оставляет внучку.
Мать Люси не хотела возвращаться на родину.
«Наверно там камня на камне не осталось!» — думала она и решила поселиться в Ленинграде. «Все равно, Люся после окончания школы собирается поступить в институт имени Герцена. На две семьи жить нет смысла. Лучше подожду здесь, а потом все же устроюсь в Ленинграде».
Люсе тяжело было остаться одной, но она не удерживала Надю.
— Поезжай, — говорила она. — Тебе дома лучше будет. А на дружбу нашу расстояние не повлияет. Мне всегда будет казаться, что ты совсем близко, здесь… Мы обещали друг другу встретиться в Ленинграде и сдержим слово!
Мечтать о Ленинграде девочки любили, и последний вечер прошел необыкновенно хорошо. Потом — суета сборов. Машина пришла раньше условленного времени. Последний поцелуй. Крики:
— Пи-и-ши-и-и-и!..
И грузовик уже на шоссе.
«Кругом поля… Неужели я возвращаюсь домой?» — думала Надя.
Чем дальше шла машина, тем заметнее становились следы войны. Новгород… Одни развалины, они уже заросли бурьяном. Люди возвращаются в свой родной город. Где-то приютились, раскапывают, восстанавливают. На огородах даже зреют овощи. На лугу стадо коров. Их далеко не пускают: еще не разминированы поля. Чем ближе к родному дому, тем знакомее все, и тем мучительнее…
Вот и поселок. Проезжая по улицам, Надя узнавала знакомые места, хотя часть домов была разрушена. Школа сгорела.
«Где же я учиться буду?» — подумала Надя.
Такой же вопрос задала ей бабушка и прибавила:
— Хорошо, что Валю оставили там!
— Куда ехать? — спросил шофер. Бабушка дала адрес своей знакомой.
Машина остановилась у маленького домика на окраине города. Надя постучала в калитку. Ответа не было. Она дергала дверь, стучала ногами, кричала, пока кто-то не вышел. Когда Надя узнала открывшую дверь старушку, она бросилась к ней и крепко обняла ее. Та сперва даже испугалась. Бабушка подошла и расцеловалась со своей старой приятельницей. Прасковья Гавриловна очень обрадовалась гостям.
Утомленная дорогой, бабушка заснула сразу после обеда. Надя, отдохнув немного, решила пешком идти в свою деревню. Не терпелось узнать, что стало с их домом.
— Солнце еще высоко. Я успею вернуться, а если очень устану, — заночую там. Пусть бабушка не тревожится! — сказала, уходя, Надя.
Она легко нашла дорогу, с детства хорошо знакомую. Кругом — те же поля. Только теперь они заросли сорняком. Вспаханной и засеянной земли немного.
«А как прежде было! Во все стороны тянулись сплошные поля. Хлеба высокие тихо колышутся… И жаворонки над ними…»
И чем дальше шла девушка, тем ярче вставали перед ней картины детства, тем острее она чувствовала боль непоправимой утраты. Все это время ее успокаивали, говорили, что отец не погиб, он, наверное, вернется. Надя плохо верила этому. Не зря же тогда раненые в госпитале перестали искать отца. А сначала они так горячо принялись помогать ей… Горе все сильнее сжимало сердце, и дорога казалась длинной, очень длинной.
Надя, наверно, прошла бы мимо своего дома, если б ее не остановил знакомый поворот дороги и цветы, такие, какие сажала мать.
— Да это же они и есть! А где же дом?.. Осталась одна труба. А может она ошиблась и не туда попала?..
Надя медленно, по мелочам, убеждалась, что она дома. Это их сад. Вот и многолетние цветы. Они очень выросли. Особенно люпины — поднялись высокой синей стеной, закрыв безобразные развалины. Яблоня — без верхушки. Это тогда, когда бомбили, вершинку снесло. Деревья не погибли. Они только что отцвели. Наверно, яблоки будут… Вот и куст крыжовника… Как она рвала тогда и топтала ягоды!..
Все вспомнила девушка. Она стояла в буйно разросшемся саду. Не умолкая, пели птицы. Высоко поднялись молодые топольки — она сама их посадила.
Все говорило о жизни. А разве сама она, Надя, не выросла, как этот тополек, не победила страшную тяжесть, придавившую ее детские плечи?
— Я все гляжу на тебя… Ровно Надя?..
Девушка вздрогнула: человеческий голос среди развалин!
— Смотришь, что от дома осталось?..
Надя с трудом узнала в постаревшей женщине тетю Феню. А та продолжала:
— Не признаешь? Мы-то в землю идем. Вы растете. Видишь, какие цветы здесь расцвели!.. Ты не тужи! Дом новый поставишь лучше прежнего… Строить приехала? Жива ли мать? А отец где?
Соседка расспрашивала и сама рассказывала.
— Нас уже много вернулось. Одни в своих домах живут, а погорельцы — в землянках. Поля засеяли. Понятно, не везде сразу. А строиться, конечно, будем. Материалы собираем. Встанет колхоз. Ты не горюй. Отец вернется. Опять председателем будет. Пойдем ко мне в землянку, чайком напою.
Надя только теперь заметила, что уже поздно. Ночные сумерки скрыли одиноко торчащие трубы. Едва слышно шумели деревья, и острее стал запах цветов.
«Уйти бы отсюда, и подальше!..»
Надя сделала несколько шагов, споткнулась и чуть не упала. Колхозница помогла ей идти, ласково говоря:
— Вишь, как истомилась! Пойдем, переночуй у меня.
— Нет, я обещала сегодня вернуться.
Но соседка и слушать не хотела. Она чувствовала, как Наде тяжело. Взяв за руку, она привела ее к себе.
Утром, выйдя из землянки, Надя даже зажмурилась, так ярок был солнечный свет.
Кто-то засмеялся рядом. Кто-то назвал ее по имени.
Немного привыкнув к свету, она увидела женщин и детей. Колхозники пришли повидаться с ней. Ее расспрашивали об отце. Говорили о нем с большим уважением. Надя поняла, как любили Павла Ивановича и как ждали его возвращения. Ее тоже уговаривали остаться здесь. Обещали помочь выстроить дом.
— Я сама еще не решила, где буду жить. Надо бабушку устроить. Не знаю, сохранился ли ее дом в колхозе?
— Как же, изба стоит нетронутая. Я недавно там была. С бабкой твоей мы подругами были, — заговорила старая женщина с ребенком на руках. Она укачивала его, а сама все рассказывала, называла имена бабушкиных соседей…
Надя уже не слушала. Ей не терпелось самой проверить, правду ли говорит женщина. Распрощавшись с колхозницами, Надя пошла в соседнюю деревню.
Она шла лесом, а потом берегом реки, такой тихой. Как прежде, была прозрачна вода, как прежде, горяч песок на берегу… Все здесь привлекало и казалось таким дорогим, близким. Она поняла тоску бабушки по родным местам. Сколько речек и лесов она сама повидала! Наверно, были и лучше здешних. Но эти ей казались милее всех.
Издалека она увидела дом бабушки. Он стоял на пригорке, залитый солнцем. Надя помчалась туда. Так бросаются к близкому существу, которое считали погибшим. Оказывается, дом стоит, дожидается их, и такой же, как и прежде.
«Да нет! он стал еще лучше!» — казалось ей. Она не заметила покосившегося крылечка и разобранной крыши сарая.
«А сад-то какой большой! И все цело, даже скворечник!..»
Девушка зашла к председателю колхоза. Сказала ему, что бабушка вернулась и на этих днях приедет сюда.
— Милости просим! Давно ждем своих обратно, — весело ответил председатель.
Довольная возвращалась Надя в поселок. Ее больше не угнетали поля, покрытые сорняками. Она видела, как всюду, за обгорелыми домами, заброшенными нивами, возрождалась новая жизнь. Ее захватила эта сила жизни, и так захотелось быть участником новой стройки, отдать ей все, все силы!
По-другому представляла себе Надя возвращение домой. У нее и прежде бывали сомнения, цел ли их дом, но что нет школы — она и мысли никогда не допускала. Все казалось таким ясным и простым: кончит школу в поселке и поступит в ленинградский вуз.
В жизни оказалось иначе. Надо было решать и очень быстро, как теперь поступить.
— Если останусь с бабушкой, о школе уж не придется думать. А учиться так хочется! Значит, надо уехать. Куда? — спросила она себя. — Понятно в Ленинград! Может быть, скоро и Люся будет там… Надо посоветоваться с Анной Николаевной!
По знакомым улицам Надя пошла к райкому. Здания райкома не было. На его месте что-то строили. Кругом леса, кирпичи.
— Где же теперь райком помещается? — спросила она у рабочих.
Те указали. Нерешительно открыла Надя дверь. Спросила Анну Николаевну. В приемной несколько человек тихо разговаривали между собой. Кто-то сказал:
— Анна Николаевна работает теперь в соседнем районе. И также первым секретарем райкома.
Такого ответа она не ждала. Спускаясь с крыльца, растерянно подумала:
«Хуже всего, что Анны Николаевны нет здесь. Некому рассказать, не с кем посоветоваться…»
Проходя мимо соседнего дома, она услышала шум голосов. Увидела молодежь, выходившую из широко распахнутых дверей. На небольшой дощечке — надпись:
«РАЙКОМ ВЛКСМ»
Она вошла в дом. Видимо, только что кончилось собрание. Девушка в военной гимнастерке что-то объясняла молодежи.
«Да это Лена! Неужели она секретарь? Мы же учились с ней вместе и у Анны Николаевны встречались! Она старше меня: тогда была в восьмом классе».
Лена подошла к Наде. Она тоже с первого взгляда узнала ее. До поздней ночи проговорили они. Сколько они испытали!
Лена с первых дней войны ушла на фронт медсестрой. Три раза была ранена. Последняя рана оказалась серьезной. Пришлось полгода в госпитале пролежать. Потом ее отправили домой. Приехала сюда — еще пожары догорали, трупы везде валялись…
И чем больше рассказывала Лена, тем незначительнее казалась Наде ее собственная жизнь.
Лена, а когда ты видела последний раз Анну
Николаевну?
— Перед уходом на фронт. В самые тревожные дни, когда отсюда все увозили, прятали, Анна Николаевна мобилизовала молодежь. Работа шла без суеты. Анна Николаевна по-прежнему требовала от нас тщательного выполнения заданий. Помнишь ее любимые слова: «На маленьком проверяется большое»? А ты знаешь, она здесь подпольную работу вела, связь держала с партизанами. Она орден получила за это и сейчас в большом соседнем районе секретарем… Заговорилась я с тобой, а мне еще заниматься надо. Днем-то совсем нет времени, а по ночам тихо, хорошо работать… А ты, как прежде, живешь в колхозе, Надя? Зачем в город приехала?
— Разве я не сказала тебе, что наш дом сгорел? И я теперь не знаю, как мне поступить… Правда, я могу жить с бабушкой, но учиться…
— Как тебе поступить? — задумавшись, переспросила Лена. — А ты оставайся здесь. Работы у нас много, людей не хватает.
— Я бы охотно осталась, но только до осени. Я твердо решила поехать в Ленинград учиться.
И, заметив, что Лена хочет ее перебить, Надя быстро заговорила:
— Нет, нет, Лена, не отговаривай меня! Это мое твердое решение. Я уж не говорю о том, что отец и мать просили меня учиться, я сама хочу. Я хочу быть педагогом. Понимаешь, воспитывать человека! Это так важно. Это самое важное теперь!
Надя не заметила, что она заговорила словами Люси. Они стали ее словами.
— И ты не думай, Лена, что я там останусь. Нет, я вернусь сюда же, но вернусь учительницей!
Горячность, с какой она говорила, передалась Лене. Она отлично понимала подругу. Сама собиралась учиться.
— Тогда мы сделаем гак, — сказала она. — До осени оставайся здесь. У меня и работа подходящая есть для тебя. Сегодня просили дать человека в библиотеку парткабинета. Это тебя устраивает?
— В библиотеку? Да лучше я себе и представить ничего не могу!
— Ну, значит, иди туда. Вот тебе записка к заведующей парткабинетом. А какую работу хочешь вести в комсомоле?
— Тебе это виднее. Завтра я свезу бабушку в колхоз, — ее-то дом сохранился. Сама вернусь сюда и пойду в парткабинет. А ты, Лена, можешь располагать всем моим свободным временем.
Устроив бабушку, Надя поселилась у Прасковьи Гавриловны. Спала на сеновале.
Коротки летние ночи. Солнце заглянуло на сеновал сквозь дыру в крыше. Запели петухи. Надя выкупалась в речке и пошла разыскивать библиотеку.
Случайно оставшаяся целой стена разрушенного здания совсем загородила небольшой домик, где помещался парткабинет. Надя явилась слишком рано. Она села на крылечко.
Как хорошо кругом! Фруктовый сад почти не пострадал. Птицы поют, как в детстве! Все такое родное, милое.
Незаметно прошло время.
— Вы кого дожидаетесь? — спросила молодая женщина, поднимаясь на крыльцо.
Надя протянула записку секретаря. Женщина открыла дверь и пригласила ее войти.
— Помогать мне станете. В этой комнате библиотеку устроим. Вас темнота смущает? Не бойтесь. Здесь должно быть очень светло. Это проклятые развалины мешают. Вы организуйте молодежь, разберите их по вечерам, в свободное время.