— Не грусти, хозяйка, — мы помолимся, и аллах подарит тебе счастье и богатство.
Они садились посреди двора на ковёр и, раскачиваясь из стороны в сторону, принимались петь.
Так было и на четвёртый и на пятый день.
Наконец Ярты сказал своей матери:
— Апа-джан, отчего ты не прогонишь этих разбойников? Долго ли еще мы будем на них работать, а сами жить впроголодь?
— Что ты, сынок! — зашептала в ответ старуха. — Разве можно выгнать из дому гостей, да еще монахов! Этого никогда не простит нам мулла: ведь они святые!
А святые отъелись, стали ещё более толстыми и румяными и на пятый день сказали хозяевам:
— Радуйтесь, правоверные! Сегодня мы молились всю ночь и узнали волю бога-аллаха: он приказал нам остаться здесь навсегда, а поэтому дом ваш станет теперь благословенным домом, — каждое утро и каждый вечер мы будем читать молитвы за ваше здоровье из священной книги Корана!
И дервиши остались жить в доме родителей Ярты-гулока. Старуха молчала. Старик вздыхал и шепотом говорил своему маленькому сыну:
— Что мы можем сделать, сынок? Такова участь дехканина: что не возьмёт хан, отнимет бай. А что бай не отнимет, — вытянут у тебя святые слуги аллаха. Так жили наши отцы и деды. И мы с матерью так живём.
Ярты чуть не плакал — так жалко было ему старика-отца.
«Если дервиши проживут у нас до зимы, и отец и мать погибнут от голода и холодного ветра!» — так думал малыш и решил во что бы то ни стало прогнать незваных гостей из родного дома. Но не знал еще, как это сделать.
Долго думал Ярты. Он думал в поле, окапывая хлопок под палящими лучами солнца, думал дома, помогая отцу поить ишака и верблюда, думал ночью, ворочаясь на жёсткой подстилке, и, наконец, придумал.
Однажды, тёмной, безлунной ночью, когда дервиши, наевшись до отвала, громко храпели в тёплой кибитке, Ярты выполз из-под телеги и потихоньку подкрался к спящим монахам. «Святые» спали так крепко, что ничего не слыхали. А Ярты взял бечёвку и крепко-накрепко связал ею длинные бороды странствующих монахов.
— Погодите же, лежебоки! — погрозил им мальчик своим кулачком. — Я вас отучу есть чужой хлеб!
Так сказал Ярты и длинною камышинкой стал щекотать в носу у одного из монахов. Толстый дервиш чихнул, повернулся на другой бок и опять захрапел. Тогда Ярты подкрался ко второму дервишу. Второй дервиш отмахнулся от камышинки, как от назойливой мухи, но Ярты настойчиво продолжал щекотать его и щекотал до тех пор, пока монах не проснулся. Дервиш открыл глаза, сел на подушках и стал зевать. Потом он откинул тёплое одеяло и решил выйти из кибитки — взглянуть, не пора ли завтракать. Но стоило встать монаху, как он почувствовал, что кто-то держит его за бороду. Монах рассердился и закричал на своего приятеля:
— Эй, старый верблюд, — пусти! Зачем ты держишь меня за бороду?!
Приятель проснулся и тоже вскочил. И тотчас же, схватившись за бороду, завыл от боли:
— Несчастный! Ты вырвал мне полбороды, на каждом волоске которой качается ангел!
— Разбойник! — кричал первый монах. — Не я, а ты оборвал мне бороду! Я тебе этого никогда не прощу!
С этими словами он так сильно ударил приятеля в жирный бок, что оба повалились на одеяла. Они стали кататься по полу, изо всех сил избивая друг друга.
На шум прибежал старик. В темноте он не понял, что происходит, и подумал, что в кибитку забрались воры и напали на дорогих гостей. Старик схватил палку и принялся бить драчунов по широким спинам. Ярты тоже не остался без дела. Он вскочил на дувал и заорал во всё горло:
— Эй, соседи! Скорее на помощь! В наш дом ворвались разбойники и убивают наших святых гостей! Если вы не придёте, вы прогневаете аллаха!
Он разбудил весь аул. Закричали верблюды, заревели ишаки, собаки подняли неистовый лай, и во двор стариков со всех сторон стали сбегаться соседи, вооружённые чем попало.
Дервиши давно уже выбежали из кибитки и продолжали драку посреди двора. Всем аулом дехкане набросились на драчунов и так их отколотили, что монахи, забыв про свою толщину, бросились прочь со двора и без оглядки помчались прямо в пески. А следом за ними бежали все собаки аула.
В этот день и отец, и мать, и Ярты-гулок наелись досыта плову, а когда наступила ночь, пошли спать в свою кибитку.
Ярты сказал отцу:
— Ата-джан, не кажется ли тебе, что теперь все дервиши за сто верст-ташей будут обходить наш дом?
Отец ответил:
— Пусть будут твои слова сказаны в добрый час. Добрый джинн сжалился над нами и избавил нас от напасти.
Ярты-гулок сладко зевнул, натянул на себя тёплое одеяло и шепнул отцу:
— Ты прав, ата. Сегодня твой добрый джинн будет спать на своей кошме и в своей кибитке.
Так ответил Ярты и крепко заснул.
Мать посмотрела на сына и покачала своей головой, а старик засмеялся.
ЯРТЫ-ГУЛОК В ЧАЙХАНЕ
Когда наступила зима и холодные ветры стали носиться над песками, всё чаще и чаще стали заходить дехкане в старую чайхану на краю аула. Смех и шутки раздавались там до позднего вечера. До позднего вечера вели старики беседу, подсев поближе к огню. О чём только не рассказывали эти люди, прошедшие сотни дорог за свою долгую жизнь! Каких только песен не пели юноши под звон сладкозвучной дутары! И чем прекраснее была песня, чем длиннее рассказ, тем дольше пылал в очаге огонь, и тем больше чаю просили гости. И весёлый толстый чайханщик едва успевал разносить чайники с ароматным чаем и подносы, уставленные широкими чашками-пиалами. На дворе злился ветер, а на пиалах пылали маки и розы, нарисованные искусной рукой. Недаром говорит старинная мудрость: взгляни на цветок, и он согреет твоё сердце! А ещё мудрость говорит: согревает руки огонь, а сердце — беседа. И не было никого, кто, проходя мимо чайханы, не зашёл бы погреться у очага и выпить с друзьями по полной пиале душистого зелёного чая.
Заходил в чайхану и старый отец Ярты-гулока и частенько брал с собой своего маленького сыночка. Очень любил Ярты бывать в чайхане: заберётся на высокий телпех — на баранью шапку своего отца — и слушает песни юношей и рассказы стариков. Но больше всего любил Ярты, когда в чайхане собирались прославленные острословы. Они приходили сюда со всех окрестных аулов и состязались в шутках и забавных рассказах. Тут было чего послушать! Зарывшись в тёплый мех телпеха, малыш смеялся до слёз над затеями шутников. А были среди них и такие мастера, что весь вечер могли говорить одними пословицами и поговорками.
Ой, как хотелось Ярты-гулоку испытать и свои силы в этом весёлом споре! Но отец раз навсегда сказал мальчишке:
— Помни, сынок: слово — серебро, а молчание — алмаз! Если ты молод, слушай и не мешай старшим вести беседу. Будь благодарен уже и за то, что слышишь мудрые речи.
Так говорил отец, но не такой был парень Ярты, чтобы долго держать язык на привязи. За это однажды ему пришлось поплатиться.
Как-то раз, спасаясь от снежной бури, заехал в чайхану богатый купец со своими слугами. Он сел у самого очага, разгладил свою рыжую, крашенную хной бороду и, усмехаясь в надушенные усы, стал слушать беседу дехкан. К своему удивлению, он скоро заметил, что в чайхане собрались люди, знающие цену хорошей шутке. Острые слова, словно птички, перелетали по чайхане, попадая не в бровь, а в глаз собеседнику. Скоро стали они задевать и купца с его крашеной бородой. Тогда купец решил показать себя, да так, чтобы надолго запомнили его в ауле. Он встал и сказал:
— Эй, дехкане! Клянусь, вы остры на язык и за словом в карман не лезете. Скажу без лести — такой острой беседой остался бы доволен даже Алдар-Кесе — прославленный шутник и выдумщик. Но я бьюсь об заклад и ставлю десять золотых против одной медной теньга, что никто из вас не переспорит моего слугу Амана Весёлого!
Все замолчали, потому что имя Амана Весёлого было известно по всему Туркменистану — от садов Мерва до прозрачных вод Аральского моря. Это был такой говорун, что никто не мог его переговорить! Поэтому каждый боялся открыть рот и неосторожным словом уронить честь родного аула.
Увидев, что все молчат, рыжебородый купец стал насмехаться над дехканами:
— Что же вы попрятались, как цыплята от коршуна? Или мои слова прижгли вам языки?
Но и на эту дерзкую шутку никто не ответил. Тут уж Ярты не выдержал и решил выручить всех. Он подумал:
«Если я упущу этот случай, то мне долго придётся ждать другого. А сегодня я могу прославиться на всю округу».
Он поднялся во весь рост на отцовской шапке и закричал во всё горло:
— Если среди вас есть Аман Весёлый, то и в нашем ауле есть молодцы не скучнее вашего Амана! Если в вашем саду распустилась роза, то и в нашем саду цветут гвоздики!
Тогда высокий чернобородый Аман вышел вперёд, упёр руки в бока и с усмешкой бросил мальчишке:
— Колючки тоже считают себя садом! — И все засмеялись его шутке.
— Солнце пригреет, и на колючках распустятся цветы! — крикнул в ответ Ярты, принимая бой.
— К солнцу для муравья дорога длинна! — отрезал Аман, намекая на маленький рост своего соперника.
Но Ярты в долгу не остался:
— К длинному ум приходит позже! — запищал малыш, и все собравшиеся разом захлопали в ладоши и так громко засмеялись, что Аман покраснел.
Но он не сдался:
— Эй, малыш! Побольше знай, поменьше болтай! — со злостью крикнул он мальчику.
Но Ярты в ответ так и посыпал пословицами:
— Слово не камень, а голову пробивает! Камыш тонок, а колет больно!
Аман не знал, куда ему деться, и только отмахивался от маленького острослова:
— Коза кричит, а вода — знай себе — бежит!
Но Ярты решил во что бы то ни стало добить своего противника:
— Ого! — запищал он на всю чайхану. — Змея не любит мяты, а мята растёт у её хаты!
Но Аман уже пришёл в себя и рассмеялся в ответ мальчишке:
— Глупец никогда не оценит чужой мудрости!
Это было уже слишком! Ярты не хотел оставаться в глупцах: последнее слово должно было быть за ним.
«Продавец лука знает цену чеснока!» — хотел он крикнуть в ответ, но вместо крика из его горла раздался лишь жалкий писк, похожий на писк маленького цыплёнка: голос его иссяк, как вода в колодце. Он только открывал рот, но не мог произнести ни слова. Ярты понял, что он слишком много кричал и охрип от крика.
Аман рассмеялся:
— Плохи твои дела, малыш: я вижу, что мои шутки занозили твоё горло!
И рыжий купец громко захохотал, и вслед за ним захохотали его слуги. Бедный Ярты от стыда и горя схватился за свои чёрные косички и горько заплакал. Он был побеждён.
Но в это время из далёкого угла чайханы раздался голос одного из стариков:
— Кто рано торжествует победу, — проигрывает бой!
Сейчас же другой подхватил:
— Не хвали себя сам, пусть другие похвалят!
А третий поддержал:
— Не видя воды, не снимай сапоги!
Не смолчал и отец Ярты-гулока:
— Не смейся, когда сосед в беде, — придёт очередь и тебе!
А толстый чайханщик, давясь от смеха, закончил:
— Чем считать блох на чужой собаке, посчитай дыры на своём халате!
Дехкане так разошлись, что и рта не давали открыть прославленному говоруну. Аман молчал. Купец пришёл в ярость и на чём свет стоит стал бранить своего слугу, посрамившего его при всём народе. Но что случилось, — того не вернёшь; осмеянный острослов закрыл своё лицо шапкой и выбежал из чайханы. Купец бросился было за ним, но дехкане схватили его за полы бархатного халата:
— Стой, богач! — закричали они. — У обманщика борода вспыхнет! Не так ли говорит пословица? Отдай нам сперва обещанные десять монет, а потом можешь бежать на мороз, если тебе жарко у нашего очага.
Купец бросил на глиняный пол чайханы кошелёк с деньгами и убежал вслед за слугой.
Дехкане пересчитали деньги и решили на десять золотых, полученных от купца, прорыть новый арык в ауле, чтобы каждый дехканин мог посадить два-три дерева у своего дувала. Все были очень довольны этим решением и вскоре разошлись по домам.
Пошёл домой и Ярты-гулок со своим старым отцом. В холодном небе сияла полная луна, и от её синего света ещё холоднее становилось на сердце Ярты-гулока. Отец молчал, и Ярты молчал. Он понимал, что отец разгневан.
Так молчали они до самого дома. А придя в кибитку, снял старик своего сына с мохнатой шапки, посадил к себе на ладонь, покачал головой и сказал:
— Ой, Ярты, Ярты! Много ты вспомнил сегодня пословиц и поговорок, а самую главную позабыл: старика украшает мудрость, а юношу — скромность. Завтра же ты пойдёшь и поблагодаришь наших добрых соседей за то, что они выручили тебя из беды и не дали уронить чести аула в глазах надменного гостя.
Так сказал отец, а Ярты ничего не сказал: сказать ему было нечего.
ГОВОРЯЩИЙ ВЕРБЛЮД
«Где вода, там и жизнь», — так говорит народ. Но если вода бьёт тебя по плечам, стекает за ворот халата и, сбивая с ног, несётся навстречу бурным потоком, — не рад будешь и воде.
Ярты был еще далеко в поле, когда небо закрыла большая чёрная туча. Мальчик заторопился к дому. Он изо всех сил погонял своего старого верблюда, но старый верблюд не умел скакать, и ливень застал малыша на дороге. Ударил гром, а степь превратилась в бурное море. Такого дождя Ярты никогда еще не видел. Он сразу промок до нитки и, вцепившись в спину верблюда, со страхом думал: «Если дождь сбросит меня на землю, я утону в бурных потоках и никогда больше не увижу ни матери, ни отца».
Надо было спасаться. Ярты собрал все свои силы и пополз по длинной шее верблюда. Он знал, что делал: добравшись до головы животного, он спрятался на своём любимом месте — под мягким верблюжьим ухом. Тут ему было тепло, как в отцовской кибитке. Так доехал Ярты до аула. Дождь прошёл, но малышу не хотелось вылезать из своей норки: отсюда, как с башни высокого минарета, он видел всё.
Навстречу бежал мальчишка. Это был незнакомый мальчишка из другого аула, и поэтому Ярты его не окликнул. Мальчик увидел, что верблюд идёт один, без хозяина, и подумал: «Этот верблюд заблудился. Если я его поймаю и приведу к себе во двор, я приведу домой целое богатство».
Он подбежал к животному и ухватился за повод, но тотчас же из головы верблюда раздался таинственный голос:
— Эй, ты, не тронь чужую скотину!
Мальчик так испугался говорящего верблюда, что поскользнулся и с размаху упал в жидкую грязь. Потом он вскочил и бросился бежать без оглядки.
Он бежал и кричал:
— Помогите! В верблюда вселились духи-джинны!
Эти крики услышал старый звездочёт. Он слышал и голос Ярты-гулока и тоже подумал, что старый верблюд наделён волшебной силой. Он очень обрадовался, потому что давно уже искал какое-нибудь чудо, чтобы удивить им своего владыку — грозного хана. Звездочёт схватил верблюда за повод и потащил прочь из аула.
Ярты испугался и закричал:
— Эй, дядя, оставь скотину! Не тронь того, что тебе не принадлежит!
Но он кричал напрасно: звездочёт не слушал его, он даже радовался, что чудесный верблюд умеет не только разговаривать, но умеет и сердиться.
Последние годы звездочёт не был в почёте у хана. Был он лекарем и толкователем снов во дворце владыки, но от его лекарств хану становилось только хуже, а все его предсказания никогда не сбывались. В конце концов хан рассердился на звездочёта и прогнал его из своего дворца. Он топнул ногой и сказал:
— Глупый колдун, уходи и не смей возвращаться, пока не покажешь мне настоящее чудо!
С тех пор прошло много лет, но сколько старик ни искал чуда, нигде не находил. Он исхудал, халат его износился, а чалма стала похожа на старое решето. Вот почему так обрадовался ханский колдун, встретив говорящего верблюда. Он так обрадовался, что даже не шёл, а бежал, шлёпая по грязи босыми ногами, чтобы скорее порадовать своего владыку и снова войти к нему в милость.