Я плохо следил за тем, что происходило. Все было как в тумане. Кружилась голова. Тошнило.
— Удар ножом под лопатку. Прямо в сердце! — все время мне слышался приглушенный голос врача.
«Как просто убить человека!» И сразу представил себе: ничего не подозревающий солдат ходит взад-вперед. На посту он уже не впервые. И всегда тихо. За все время ни одного ЧП. Ходит, о чем-то думает. Может быть, мечтает о доме. И вдруг кто-то сзади! Удар! Боль... Темнота...
— Что удалось выяснить? — резко спросил Крылов.
— Очень мало, товарищ майор государственной безопасности. Вот через это отверстие похищены ящики с толом.
Криминалист посветил фонариком, и я увидел разрытую землю, развороченные обломки бревен.
— На почве следы калош, покрытые пленкой нефти. В переулке — отпечатки шин грузовика. Преступники опытные. Собака следы взять не может... — и криминалист беспомощно развел руками.
По дороге в гостиницу я спросил у Крылова, кого подозревают в налете на склад.
— Ничего пока мы не знаем, — озабоченно отвечал майор, — ясно лишь одно — фашисты перешли в наступление. Уголовники на такое не пойдут. — И, помолчав, добавил: — Единственное, что известно, — несколько дней подряд часов в девять вечера напротив склада появлялся дворник в белом переднике и начинал мести улицу... Будем искать. Наше дело с вами, дорогой Володя, такое: искать, находить и вновь приниматься за поиски!
V
В самом начале рабочего дня неожиданно позвонил Крылов:
— Отложите все и спускайтесь вниз. Поедете со мной.
Когда я сбежал по лестнице, Крылов сидел в машине. Проехали через весь город. Машина остановилась возле мрачного здания городской тюрьмы. Прошли длинными коридорами, пока не оказались в кабинете следователя. Два окна, выходящие во двор, закрыты металлическими сетками. В кабинете ничего лишнего. Письменный стол, несколько стульев.
— Будете вести протокол, — обратился Крылов к переводчику, — а вы, Володя, обратите внимание на внешний вид этого человека, постарайтесь хорошенько запомнить его приметы. А лучше всего — запишите их.
— Ваше имя? — спросил Крылов.
Переводчик повторил арестованному по-немецки.
— Ганс Виндлер. Я немец.
— Ганс Виндлер... Вас арестовали при переходе пограничной линии.
— Да...
— У вас были отобраны деньги — пятьдесят тысяч рублей и инструкция к диверсионным действиям. Для кого они были предназначены?
— Не знаю...
— Кому вы должны их передать?
Не поднимая головы, Виндлер ответил:
— Я ничего не знаю.
— Странно. Не для себя же вы несли инструкцию, в которой даются наставления для бандитских действий?
— Нет, не для себя.
— Для кого же?
— Этого я не знаю...
Крылов глубоко затянулся папиросой.
— Такой ответ нас не устраивает. Вы имеете право отказаться от показаний, но отвечать «не знаю»... это смешно. Веда для кого-то инструкция предназначена?
Виндлер молчал.
— Ну, так что же?
Виндлер сидел в той же позе. Плечи опущены. Волосы на лбу взмокли.
Крылов ждал. Немец должен был заговорить. Все улики налицо. Посидит, подумает и выложит все, что надо. Но в том-то и дело, что заговорить он должен не завтра и не послезавтра, а сегодня. Дорога каждая минута. Виндлер имеет прямое отношение к фашистской организации — в этом нет сомнений. Поэтому и нужно как можно скорее вытянуть из него все сведения.
— Значит, не хотите говорить? Тогда не будем терять время и прекратим допрос! — бросил Крылов.
Он встал, всем своим видом показывая, что допрос окончен.
— Объясните ему, что, отказываясь от дачи показаний, он усугубляет свою вину, тогда как откровенное признание будет принято во внимание советским судом и поможет облегчить его участь...
Переводчик объяснил. Глаза Виндлера растерянно заметались. Он смотрел то на Крылова, то на переводчика.
— Вы говорите правду? Я получу снисхождение?
— Я вас не обманываю.
Виндлер снова опустил голову. Еще больше сгорбился. Наступило томительное молчание. Все понимали, что происходит в душе этого человека.
— Хорошо. Я верю. Деньги и инструкцию я должен вручить руководителю организации Мергелису.
— Где вы должны вручить?
— У него на квартире.
— Адрес?
— Улица Франко, девять.
— Имеет ли условное название операция?
— Да, имеет. Операция называется «Фейерверк».
— Почему она получила такое название?
— Я точно не знаю. За границей стало известно, что организация раздобыла оружие. Она будет действовать.
— Так, — Крылов нахмурился. Подошел к столу, о чем-то размышляя. Положил недокуренную папиросу на край пепельницы и, подойдя почти вплотную к арестованному, спросил:
— Как вы встретитесь с Мергелисом? Знаете ли его в лицо?
— Нет.
— А он вас?
— Тоже не знает.
Крылов почему-то посмотрел в мою сторону. Чуть-чуть усмехнулся.
— Значит, должен быть пароль?
— У меня нет пароля.
— Послушайте, мы с вами условились говорить начистоту. Пароль должен быть.
Виндлер растерянно моргал. Пот катился по его лицу.
— Они меня уничтожат...
— Вот оно что! — рассмеялся Крылов... — Пока вы у нас, бояться вам нечего.
Виндлер усмехнулся.
— Был пароль?
— Да...
— Назовите!
— «Вам привет из Мюнхена».
— Что должен ответить Мергелис?
— «В Мюнхене я знаю только Вернера».
— Где вы должны жить?
— Это решит Мергелис.
— Сколько дней здесь пробудете?
— Девять или десять. С 29 апреля меня будут ждать на границе.
— Что вы должны доставить туда от Мергелиса?
— Пакет с образцами советских документов.
— Когда вам его вручат?
— В день моего ухода...
Крылов бегло просмотрел протокол допроса.
— Я думаю, на сегодня достаточно. — И обратился к Виндлеру: — Как вас кормят?
Немец сначала не понял. Потом вдруг расцвел в смущенной улыбке, забормотал слова благодарности, закивал головой:
— Гут, гут...
— Ну гут, так гут. Кстати, есть в этом городе у вас знакомые?
— Я здесь впервые. Никого не знаю.
— Хорошо.
Крылов вызвал конвоиров. Увидев их, Виндлер вдруг торопливо заговорил. Крылов дал знак конвоирам выйти.
— Он говорит, что имеет для вас еще некоторые ценные сведения, — сказал переводчик, — только это большой секрет. Очень большой секрет. Он хочет говорить с вами наедине.
— Скажите ему, пусть не опасается.
— Скоро будет война... — сказал Виндлер.
— Война?
— Гитлер стягивает войска. У нас в штабе говорят, что летом начнется война...
— Вы военный?
— Да, я окончил специальную школу.
— Рано оборвалась ваша карьера, — усмехнулся Крылов.
Виндлер в знак согласия уныло покачал головой.
Когда Виндлера увели, Крылов долго ходил по кабинету. По временам стягивал к переносице брови. Так он делал всегда, когда обдумывал решающий шаг... Я начал смутно догадываться о его планах, когда он попросил пригласить коменданта тюрьмы.
— Где одежда Виндлера? — спросил он коменданта.
— На складе. Мы оприходовали все его вещи.
— Распорядитесь, чтобы ее хорошенько продезинфицировали и почистили. Завтра все должно быть готово.
— Будет сделано, — Комендант откозырял и вышел.
Крылов остановился рядом со мной. Прикурил от зажигалки потухшую папиросу.
— Значит, операция «Фейерверк»? Отлично. А мы назовем ее по-своему. Как, Володя, подойдет название «Операция «Янтарь»?
— Пошлем к Мергелису «курьера»... Посмотрим, как он примет гостя...
VI
Я проснулся, как от толчка. Взглянул на часы и разозлился. Спал, оказывается, всего три часа. Закрыл глаза. Принялся ровно дышать по системе йогов, но все напрасно — заснуть больше не мог.
Вчерашний день прошел в мучительных поисках. Вместе с «курьером» перебрали десятки вариантов. Отбрасывали один, придумывали другой, снова отбрасывали.
Для начала предположили, что «курьер» останется жить у Мергелиса. Как должен он вести себя в такой обстановке? Во-первых, его могут изолировать. Тогда придется искать сложные пути связи. Это был наихудший вариант, и его обсудили во всех подробностях. Расчет, однако, строился на том, что «курьер» будет чувствовать себя свободным и сможет совершать кратковременные прогулки по городу. Значит, с ним можно встретиться. Лучшее место встречи — магазин. Съездили в район проживания Мергелиса, не выходя из автомобиля, облюбовали две бакалейные лавки. Договорились о месте нескольких тайников.
Дом Мергелиса взяли под наблюдение, чтобы в случае перевода «курьера» на ночлег в другое место, наши работники знали, где он находится.
— Дальше ждать нельзя, — сказал Крылов, осматривая «курьера» со всех сторон. — Сегодня ночью отправитесь к Мергелису. Ну-ка, покажитесь!.. Да-а... Усы все же придется немного покрасить...
К двум часам ночи все было готово. «Курьер» получил толстую пачку денег и инструкцию. Крылов давал последние указания:
— Встречаться будете накоротке, три-четыре минуты. Много рассказать не сможете, поэтому информацию передавайте в письменном виде. Вот вам блокнот и ручка. Они заграничной фирмы... Если заметите хоть малейшее недоверие — бросайте все и приходите сюда.
Крылов стиснул руку «курьера»:
— Желаю удачи!
И вот рассвет! Что с «курьером»? Сегодня в 11.00 с ним встреча. Состоится ли? А вдруг провал? Вдруг нет его в живых?
В десять утра поступило первое сообщение: «курьер» ночевал у Мергелиса. В половине девятого он выходил на улицу. Несколько минут сидел на лавочке в саду. Был спокоен. Папиросу курил медленно...
У меня отлегло на душе. Все идет нормально. По договоренности «курьер» должен был выйти в сад, закурить папиросу. Если дела обстоят плохо — тут же ее бросить.
Без двадцати одиннадцать я сел в машину. Прибыть на место надо точно в условленное время. Ехать минут семь-восемь. Значит, еще рано. Но сидеть в бездействии не было сил. Попросил шофера доехать до набережной. Когда приехали, все еще оставалось десять минут. Я вышел из машины, пошел вдоль берега.
Покачивались травинки. На берегу сидел одинокий рыбак и сонно смотрел на поплавок. Рыба не клевала.
Все казалось странным: и неяркое, в облачном тумане, солнце, и сонный рыбак, и даже вялая рыба, не желающая брать наживку. Все было спокойно. И только я не мог найти себе места. И оттого, что никто вместе со мной не волновался, никто не знал, что творится у меня на душе, — было обидно.
Не доезжая одного квартала до бакалейной лавки, машина свернула в переулок, за углом притормозила, и я выпрыгнул. Машина тут же скрылась.
Было ровно одиннадцать. С другой стороны к магазину неторопливо шел высокий человек со щегольскими усиками. Он замедлил шаг, пропуская меня вперед.
Бакалейно-гастрономический магазин невелик. Застекленные полки наполнены снедью: крупа, колбаса, сахар.
Молодая продавщица взвешивала какие-то продукты двум женщинам. Они оживленно болтали. Я подошел к прилавку. Возле большого окна, служившего витриной, лежали папиросы и спички. Через окно просматривалась вся улица. Я взглянул, не следит ли кто за «курьером». Улица безлюдна.
Человек с усиками подошел ко мне и тихо, вполголоса, проговорил:
— Здравствуйте!
Я крепко пожал протянутую мне руку и тотчас же ощутил в своей руке свернутую бумагу.
— Живу у Мергелиса, — продолжал «курьер», — принял, как своего. О приходе курьера был предупрежден условным письмом... Узнал пока немного. Но Мергелис мне доверяет. Завтра увидимся снова здесь. Теперь я должен спешить.
Повернулся и вышел из магазина. А через несколько минут Дуйтис читал вслух сообщение «курьера»:
«Позвонил Мергелису. Долго ждал. Он спросил: «Кто?» Я сказал: «От Вернера». Он ответил: «Ждите». Открыл дверь. Стоял, держа руку в кармане. Спросил: «Что нужно?» — «Вам привет из Мюнхена», — сказал я. Подвел меня к свету, посмотрел в лицо. «В Мюнхене я знаю только Вернера». Затем ушел. Позвал меня. В комнате горел свет. Окно было завешено. «Как добрались?» Я сказал, что сидел несколько дней на границе. Русские усилили охрану. Мергелис взял деньги. Инструкцию долго читал. Оставил жить у себя».
— Устно ничего не добавил? — спросил Крылов.
— Он очень торопился.
— Что ж, будем ждать до завтра...
На другой день «курьер» докладывал:
«Мергелис сказал, что в банде 100 человек. На вооружении винтовки, гранаты, взрывчатка. Уверяет, что скоро будет война. Спрашивал у меня. Я подтвердил. Где находится оружие — не выяснил. Спрашивать опасно».
Сообщение от 26 апреля:
«Каждый день приходят свои. Прячет меня в соседнюю комнату. Оттуда все слышно. Решили сорвать первомайскую демонстрацию. Операция «Фейерверк». В разных частях города будут взрывы. Бросят гранаты в демонстрантов. Взорвут электростанцию. Ночью нападут на горсовет».
Наконец утром 28 апреля «курьер» передал самое ценное и самое тревожное сообщение:
«Завтра у Мергелиса совещание. Составят план, уточнят задания. Начало сбора в 20 часов. Семь человек придут с интервалом 15 — 20 минут.
Сегодня ночью ухожу за границу. Документы готовы. Будут сопровождать до границы два проводника. Оба вооружены. Переход границы в том же месте. Жду указаний. Назначаю дополнительное свидание с 15 до 17».
VII
Последнее сообщение «курьера» всех взбудоражило. Как быть? Уйти сегодня же от Мергелиса. Но это — срыв совещания главарей.
А что произойдет, если «курьера» не удастся вырвать из рук проводников?
Крылов и Дуйтис, запершись в кабинете, срочно вырабатывали план действий.
В три часа я уже дежурил в знакомом переулке, неподалеку от бакалейной лавки. Время идет, а «курьера» нет. Вот прошел час. Стрелка медленно ползет дальше и дальше. Ходить по переулку неудобно. Кажется, что все прохожие обращают внимание. Что же делать? Неужели что-то случилось?
Наконец в половине пятого «курьер» показался.
— Ровно в полночь выходим, — заговорил он, поравнявшись со мной. — Сопровождают двое, я их видел. Ребята крепкие, мне с ними не справиться... Завтра собрание. Это точно. Разойдутся поздно ночью. Будет помогать дворник Тампель.
Он закончил и вопросительно посмотрел на меня. Я передал, как было приказано:
— Получите у Мергелиса документы и следуйте с проводниками. Никакого волнения. Никаких вопросов. Постарайтесь идти между ними в середине. Неподалеку от границы будете освобождены. Если возникнет перестрелка, старайтесь себя не выдать, ни малейшего повода для подозрений. Это необходимо для дела.
«Курьер» выслушал. Губы его чуть подрагивали.
— Все понял, — сказал он твердо. — Выполню, как приказано.
Вечером Крылов и Дуйтис куда-то уехали.
Около двенадцати ночи я хотел было идти в гостиницу, но неожиданно позвонил дежурный и сказал, что внизу меня ждет машина, за мной прислал Крылов.
Миновали центральную часть города, освещенную иллюминацией. Замелькали загородные дачи. Поля. Лес. Лучи фар осторожно обшаривали заросшую травой грунтовую дорогу.
Часа через полтора путь преградил человек в форме пограничника. Потребовал документы, потом попросил следовать за ним. В полной темноте мы шли несколько минут по тропинке. Только что прошел дождь, с деревьев капало. Тропинка была скользкой.
Наконец засветился огонек, и вскоре мы оказались в низкой бревенчатой избушке. На столе ярко горела керосиновая лампа, рядом стоял телефонный аппарат. Над картой склонились Крылов, Дуйтис и комбат в пограничной форме. Накурено и сильно пахнет керосином.
По сосредоточенному, хмурому лицу Крылова я вижу, что дела идут неважно. Дуйтис что-то объясняет ему, доказывает. Крылов молча слушает и бросает в банку с водой недокуренные папиросы. Комбат-пограничник внимательно следит за их разговором, изредка вставляет свои замечания.