— Это было просто чудесно, — сказала женщина с волосами, но без бороды. — Сначала мы сожгли кухню. Потом столовую. Потом гостиную, центр маскировки, кинозал и конюшни. Затем мы двинулись в гимнастический зал и в тренажёрный центр, в гараж и во все шесть лабораторий. Мы сожгли спальни и учебные классы, комнату отдыха, театр и концертный зал, а ещё музей и стойку с мороженым. Потом мы сожгли репетиционные студии, испытательные центры и бассейн, а это было совсем не просто. Потом мы сожгли все ванные и, наконец, вчера вечером библиотеку Г. П. В. Это понравилось мне больше всего — кругом книги, книги, книги, и все как одна превращаются в пепел, и теперь уж никто не сможет их прочитать.
Жаль, что тебя там не было, Олаф! Мы каждое утро разжигали пожар, а каждый вечер праздновали — откупоривали бутылку вина и играли в настольные игры. Почти месяц не снимали огнеупорных костюмов. Чудное было время!
— А почему вы жгли штаб по частям? — полюбопытствовал Граф Олаф. — Если я что-нибудь жгу, то уж разом всё…
— Мы не могли сжечь штаб разом, — ответил мужчина с волосами, но без бороды. — Нас бы заметили. Не забывай, нет дыма без огня.
— Но ведь если вы жгли штаб, комнату за комнатой, все волонтёры наверняка спаслись! — воскликнула Эсме.
— Их там уже не было, — объяснил мужчина и поскрёб затылок — там, где могли быть волосы. — Штаб был пуст. Словно они откуда-то знали, что мы вот-вот появимся. Ну, всех всё равно не победишь.
— Может, нам удастся поймать кого-то, когда мы сожжём Карнавал, — заметила женщина низким глубоким голосом.
— Карнавал? — нервно переспросил Олаф.
— Да, конечно, — подтвердила женщина и поскребла там, где у неё могла бы быть борода. — Члены Г. П. В. спрятали важную улику в статуэтку, которую продали на Карнавале Калигари, так что нам надо будет его сжечь.
— А я его уже сжёг, — сказал Граф Олаф.
— Целиком? — удивилась женщина.
— Целиком, — нервно улыбнулся Олаф.
— Поздравляю, — промурлыкала женщина. — А ты, Олаф, лучше, чем я думала.
Граф Олаф явно успокоился, как будто не знал, чего ждать от этой женщины — похвалит она его или обругает.
— Это всё ради главной цели, — заметил он.
— У меня есть для тебя награда, Олаф, — сказала женщина.
Солнышко увидела, как она, пошарив в кармане костюма, вынула из него перевязанную толстой верёвкой стопку бумаги. Бумага была совсем истёртая, словно много раз переходила из рук в руки и её без конца перепрятывали, а может быть, даже делили на несколько частей, возили по городу в конных повозках, а потом снова складывали вместе — в полночь, в книжной лавке, замаскированной под кафе, замаскированное под магазин спортивных товаров. Глаза Графа Олафа засверкали и вытаращились, а грязные пальцы потянулись к бумаге, точно это было состояние Бодлеров.
— Дело Сникета! — приглушённым шёпотом проговорил он.
— Целиком, — подтвердила женщина. — Все до единого чертежи, карты и фотографии из единственного дела, которое может привести нас всех за решётку.
— Целиком, кроме, разумеется, тринадцатой страницы, — пояснил мужчина. — Мы же знаем, что Бодлеры украли эту страницу из Кошмарной Клиники.
Гости уставились на Солнышко Бодлер, которая вся съёжилась от ужаса.
— Суршми, — пробормотала она. Ей хотелось сказать нечто вроде «У меня её нет, она у моих брата и сестры», но переводчик оказался ни к чему.
— Бумага была у старших сирот, — сказал Олаф, — но я совершенно уверен, что они погибли.
— Тогда все наши трудности развеялись вместе с дымом, — сказала женщина с волосами, но без бороды.
Граф Олаф схватил дело Сникета и прижал его к груди, словно это был новорождённый младенец, хотя злодей был не из тех, кто стал бы нежно относиться к новорождённым детям.
— Это лучшая награда в мире, — сказал он. — Пойду прочитаю его прямо сейчас.
— Мы прочитаем его вместе, — возразила женщина с волосами, но без бороды. — В нём раскрываются тайны, о которых нужно знать нам всем.
— Но сначала я хочу подарить кое-что и твоей подруге, Олаф, — сказал мужчина с бородой, но без волос.
— Мне? — спросила Эсме.
— Я нашёл это в одной из комнат штаба, — объяснил мужчина. — Никогда ничего подобного не видел, но с тех пор, как я был волонтёром, много воды утекло. — И он с хитрой улыбкой вытащил из кармана небольшую пурпурную трубочку.
— Это что? — спросила Эсме.
— Думаю, сигарета, — ответил мужчина.
— Сигарета! — обрадовалась Эсме, улыбнувшись даже шире, чем Олаф. — Как это модно!
— Надеюсь, тебе понравится, — сказал мужчина. — Попробуй. У меня тут достаточно спичек.
Мужчина с бородой, но без волос поджёг кончик пурпурной трубочки и протянул её подруге Олафа, а та схватила её и сунула в рот. В воздухе разлился резкий запах, словно от пригорелых овощей, и Эсме Скволор закашлялась.
— В чём дело? — низким голосом спросила женщина. — Я думала, тебе нравится то, что сейчас в моде.
— Нравится, — кивнула Эсме и закашлялась ещё сильнее.
Солнышко вспомнила о мистере По, который вечно кашлял в свой платок, а Эсме всё кашляла и кашляла и наконец уронила пурпурную трубочку на землю, где из неё повалил густой пурпурный дым.
— Я люблю сигареты, — объяснила она мужчине с бородой, но без волос, — но предпочитаю длинные мундштуки, потому что мне совсем не нравится вкус и запах, и к тому же курить очень вредно.
— Сейчас речь не об этом, — нетерпеливо сказал Граф Олаф. — Пошли ко мне в палатку, прочитаем дело. — И он направился к палатке, но остановился и свирепо глянул на сотоварищей, которые потянулись за ним. — А вы тут ни при чём, — заявил он. — В этом деле раскрываются тайны, о которых вам знать не положено.
Зловещие гости засмеялись, забрались в палатку вслед за Эсме и Графом Олафом и опустили полог. Солнышко стояла вместе с Хьюго, Колетт, Кевином и двумя женщинами с напудренными лицами и молча глядела им вслед, выжидая, когда развеется зловещая аура.
— Что это за люди? — спросил крюкастый, и все обернулись и увидели, что он вернулся с рыбалки. С его крюков свисало по четыре лосося, с которых капала вода Порченого Потока.
— Не знаю, — ответила одна из женщин с напудренным лицом. — Но я от них начинаю ужасно нервничать.
— Если они друзья Графа Олафа, — спросил Кевин, — то они такие же скверные, как он, или ещё хуже?!
Труппа переглянулась, но отвечать на вопрос человека с равнодействующими руками никто не стал.
— А что имел в виду тот человек, когда говорил «Нет дыма без огня»? — спросил Хьюго.
— Не знаю, — сказала Колетт.
Подул холодный ветер, и Солнышко увидела, как Колетт изогнулась настолько причудливо, что стала почти словно дым пурпурной трубочки, которую курила Эсме.
— Забудьте о подобных вопросах, — сказал крюкастый. — У меня другой вопрос: как ты, сиротка, собираешься приготовить лососину?
Крюкастый выжидательно глядел на Солнышко, однако младшая Бодлер ответила ему не сразу. Солнышко задумалась, и то, над чем она задумалась, преисполнило бы Вайолет и Клауса гордостью за неё. Клаус гордился бы ею, потому что она задумалась над выражением «Нет дыма без огня» и о том, что бы оно могло означать. А Вайолет гордилась бы Солнышком, потому что младшая Бодлер думала ещё и о лососях, которых принёс человек с крюками, и о том, что бы такое изобрести, чтобы выпутаться из беды. Солнышко смотрела на крюкастого и думала изо всех сил, и у неё было такое чувство, словно её брат и сестра здесь, рядом, — Клаус помогает ей понять, что значит это выражение, а Вайолет — кое-что изобрести.
— А ну, девчонка, отвечай, младенец! — зарычал человек с крюками. — Что ты собираешься нам приготовить из этой рыбы?
— Гриль! — ответила Солнышко — как будто бы на вопрос ответили сразу трое Бодлеров.
Глава седьмая
Один мой знакомый написал роман под названием «За кулисами власти». В нём разные люди задаются вопросом, почему мир полон скверны и опасностей, и спрашивают друг друга, есть ли ещё на свете те, у кого хватит достоинства и прямоты, чтобы не дать планете скатиться в бездну отчаяния. Я несколько лет не брал в руки этого романа, поскольку с меня было довольно всех этих разговоров о том, что мир полон скверны и опасностей, и о том, есть ли ещё на свете те, у кого довольно достоинства и прямоты, чтобы не дать планете скатиться в бездну отчаяния, и мне вовсе не хотелось тратить часы досуга на подобное чтение, но тем не менее выражение «за кулисами власти» стало обозначать негласные и даже тайные места, где обсуждаются материи судьбоносной важности. Неважно, есть ли в подобных местах кулисы или нет, — принято считать, что там тихо и таинственно. Если вам приходилось бывать в каком-нибудь важном месте, например в главном корпусе библиотеки или в приёмной стоматолога, то вам знакомо чувство, которое охватывает тех, кто забрёл за кулисы власти. Вайолет и Клаус Бодлер тоже ощутили его, взобравшись по Главной Противопожарной Вертикали и вслед за загадочным скаутом в свитере выбравшись в тайный проход. Брат и сестра даже сквозь маски чувствовали, что находятся в важном месте, хотя на вид это был всего лишь сумрачный извилистый коридор с небольшим зарешеченным окошком в потолке, сквозь которое лился утренний свет.
— Сюда выходит дым от костра Снежных Скаутов, — прошептал загадочный скаут, указав на потолок. — Эта решётка ведёт в самую середину Главного Перекрёстка Ветров, так что все ветра сразу развеивают дым. Г. П. В. не хочет, чтобы кто-нибудь заметил этот дым.
— Нет дыма без огня, — сказала Вайолет.
— Это правда, — кивнул скаут. — Стоит кому-нибудь увидеть дым, поднимающийся над самыми вершинами гор, и он сразу заподозрит неладное и решит разведать, в чём дело. Я даже обнаружил одно устройство, которое работает именно по этому принципу. — Он порылся в рюкзаке и вытащил небольшую прямоугольную коробочку, набитую небольшими пурпурными трубочками, — в точности такой мужчина с бородой, но без волос угостил Эсме Скволор.
— Спасибо, я не курю, — сказала Вайолет.
— Я тоже, — ответил скаут. — Только это не сигареты. Это Горючие Пурпурные Поджигатели.
Стоит зажечь такую трубочку, и поднимется тёмно-пурпурный дым, так что другие волонтёры поймут, где ты находишься.
Клаус взял у скаута коробочку и, прищурясь в полумраке, оглядел её.
— Я уже видел такую коробочку — в ящике папиного стола, — сказал Клаус. — Я искал там ножик для открывания писем. Я ещё подумал, что это очень странно: ведь папа не курил.
— Наверное, он их прятал, — предположила Вайолет. — Но почему надо было держать это в тайне?
— Но ведь и общество тоже тайное, — заметил скаут. — Мне было очень трудно разузнать, где находится его штаб.
— И нам тоже, — подтвердил Клаус. — Мы разыскали его на зашифрованной карте.
— Мне пришлось нарисовать собственную карту, — сказал скаут и сунул руку в карман свитера. Он зажёг фонарик, и Бодлеры увидели записную книжку в тёмно-лиловом переплёте.
— Что это? — спросила Вайолет.
— Записная книжка, — ответил скаут. — Когда я обнаруживаю что-то интересное или важное, то сразу же записываю. Получается, что все важные сведения хранятся в одном месте.
— Надо мне тоже завести такую книжку, — сказал Клаус. — А то бумажки уже в карманы не помещаются.
— Опираясь на сведения, почерпнутые из книги доктора Монтгомери и некоторых других сочинений, мне удалось нарисовать карту, по которой можно отсюда выйти. — Скаут открыл лиловую записную книжку, пролистал несколько страничек и нашёл небольшой, но изящный план пещеры, Главной Противопожарной Вертикали и коридора, в котором находились старшие Бодлеры и их загадочный друг. — Вот поглядите, — сказал он, проводя пальцем вдоль коридора. — Здесь проход разделяется надвое.
— Какая прекрасная карта, — сказала Вайолет.
— Спасибо, — отозвался скаут. — Я увлекаюсь картографией уже довольно давно. Смотрите: если мы пойдём налево, то попадём в небольшое помещение, в котором хранят сани и спортивное снаряжение, — по крайней мере, так говорится в газетной заметке, которая попала мне в руки. А если мы пойдём направо, то упрёмся в Глагольно Перекрытый Вход, который должен вести в штабную кухню. Можем попасть туда, как раз когда вся организация будет завтракать.
Бодлеры переглянулись сквозь маски, и Вайолет положила руку на плечо брату. Они не осмелились высказать вслух надежду на то, что один из родителей может оказаться прямо за углом.
— Идём, — шепнула Вайолет.
Скаут молча кивнул и повёл Бодлеров по коридору, где с каждым шагом, казалось, всё сильнее и сильнее холодало. От Брюса и Снежных Скаутов они ушли уже настолько далеко, что можно было не шептаться, однако все трое, шагая по сумрачному кривому коридору, молчали, ощущая закулисье власти. Наконец они упёрлись в металлическую дверь со странным устройством вместо ручки. Устройство это несколько напоминало громадного паука, от которого во все стороны разбегались извитые провода, только вместо головы у паука была клавиатура от пишущей машинки. Несмотря на то что Вайолет не терпелось попасть в штаб, её изобретательский ум заинтересовался загадочным устройством, и она наклонилась поглядеть, что это такое.
— Подожди, — сказал скаут в свитере, останавливая её протянутой рукой. — Это кодовый замок. Если мы не сможем подобрать код, то не сумеем попасть в штаб.
— А как он работает? — спросила Вайолет, поёживаясь от холода.
— Точно не знаю, — признался скаут и снова вытащил записную книжку. — Но эта дверь называется Глагольно Перекрытый Вход, так что…
— Так что замок открывается словами, — закончил Клаус. — Ведь глагол — не только часть речи, которая обозначает действие или состояние, но и слово вообще.
— Конечно, — кивнула Вайолет. — Видите, эти витые провода уходят под дверные петли? Петли не повернутся, пока не напечатаешь на клавиатуре нужную последовательность букв. Букв больше, чем цифр, поэтому подобрать буквенный код труднее.
— Об этом я читал, — подтвердил скаут, глядя на страничку в записной книжке. — Нужно напечатать три условных словосочетания подряд. Каждый сезон словосочетания меняются, так что волонтёры вынуждены держать в голове уйму информации. Первое, что надо напечатать, — это имя учёного, который широко известен как первооткрыватель силы тяжести…
— Это просто, — сказала Вайолет и отстучала «С-э-р-и-с-а-а-к-н-ь-ю-т-о-н» — имя учёного-физика, которым она восхищалась с раннего детства. Едва она напечатала последнюю букву, как внутри клавиатуры раздалось приглушённое позвякивание, словно бы устройство разогревалось.
— Второе — латинское название Пантер-Волонтёров, — продолжал скаут. — Ответ я нашёл в «Любопытных явлениях в Мёртвых Горах». Они называются Panthera Leo. — Он склонился над клавиатурой и напечатал «P-a-n-t-h-e-r-a-L-e-o». Раздалось тихое жужжание, и дети увидели, что провода у петель еле заметно задрожали.
— Начинает открываться, — сказала Вайолет. — Надеюсь, у меня будет возможность изучить это изобретение.
— Давайте сначала попадём в штаб, — возразил Клаус. — Какое третье словосочетание?
Скаут со вздохом перевернул страничку в записной книжке.
— Точно не знаю, — признался он. — Один волонтёр сказал мне, что это главная тема романа Льва Толстого «Анна Каренина», но у меня ещё не было случая прочесть эту книгу.
Вайолет знала, что её брат улыбнулся, хотя его лица не было видно под маской. Она вспомнила события одного лета — это было давным-давно, когда Клаус был совсем маленький, а Солнышко ещё даже не родилась. Каждое лето их мама читала какую-нибудь длинную-предлинную книгу и шутила, что в жару ей нравится только одно физическое упражнение — поднимать тяжёлые книги. В то лето, о котором думала Вайолет, миссис Бодлер решила прочитать «Анну Каренину», а Клаус просиживал у мамы на коленях все долгие часы, когда она читала. Средний Бодлер тогда ещё не очень хорошо умел читать, но мама помогала ему разобраться с длинными словами и время от времени объясняла повороты сюжета. И таким образом, Клаус вместе с мамой прочёл историю госпожи Карениной, чей возлюбленный обращался с нею настолько дурно, что она была вынуждена броситься под поезд. Большую часть того лета Вайолет провела за изучением законов термодинамики и за постройкой миниатюрного вертолёта, который она собрала из взбивалки для яиц и старой медной проволоки, но старшая Бодлер не сомневалась, что Клаус вспомнит главную тему романа, который он прочитал, сидя на коленях у мамы.
— Главная тема «Анны Карениной», — сказал он, — заключается в том, что сельская жизнь, построенная по простым морально-этическим законам, несмотря на однообразие, для человека предпочтительнее безоглядного погружения в пучины страсти, которое ведёт исключительно к трагедии.
— Это очень длинная тема, — покачал головой скаут.
— Это очень длинная книга, — ответил Клаус. — Но я могу работать быстро. Мы с сестрой однажды буквально в одну секунду напечатали длинную телеграмму.
— Жаль, что она не дошла по назначению, — тихо заметил скаут, но средний Бодлер уже вовсю стучал по клавишам. Когда Клаус напечатал «сельская жизнь», что здесь означает «жизнь помещика в глубинке», провода начали извиваться, словно черви на тропе после дождя, а к тому времени, как Клаус напечатал «морально-этическим», что здесь означает «нравственным», дверь затряслась, словно нервничала не меньше, чем Бодлеры. Наконец Клаус отстучал «к-т-р-а-г-е-д-и-и», и трое детей сделали шаг назад, но дверь не открылась, а, наоборот, прекратила трястись, провода замерли, и настала мёртвая тишина.