У Павлика разбегались глаза. Первый раз он попал в город, да ещё в такой интересный! Вон с большого кирпичного дома снимают длинную вывеску с нарисованными на ней булками, сыром и колбасой. А вон большой грузовик-домовоз. На его открытой платформе стоит деревянный дом в два окошка. Можно жить в таком доме и ехать на новое место. Где ещё увидишь такое! А Вовка торопит, кричит:
— Павлик, чего отстаёшь?!
— Дом сейчас повезут. Целый дом!
— Подумаешь, дом!.. Их всё время возят. Пойдём скорее.
На школьном дворе громоздились составленные одна на другую парты. Рамы из школьных окон были вынуты, двери сняты с петель. Хорошо бы побегать по гулким пустым классам и длинному коридору, да нельзя. Некогда!
Под лестницей в кладовке хранились запасы писчего мела. Он лежал в большом коробе.
— Подымайте, — скомандовал Юрка. — Вынесем вон туда, а оттуда — в окно.
Заодно с коробом прихватил и огромное ведро, чтобы было чем наливать воду.
За дровяным сараем ребята нашли укромный уголок. Павлик и Минька расчистили место, поставили короб на два кирпича, а Юрка и Алик притащили от водопроводной колонки ведро воды.
Приподнимая общими силами ведро, чтобы вылить воду в короб, ребята только мешали друг другу и чуть было не поссорились.
— Чего топчешься? Только ноги давишь, — ворчал Вовка. — Снизу, под самое дно берись.
Павлик стал вместе с Минькой приподнимать ведро снизу, но тут вода плеснулась Алику на живот.
— Ой! — взвизгнул он, а потом засмеялся, потому что стало щекотно: холодные струйки воды текли по ногам.
— Подумаешь, рассмеялся! — хмурился Вовка. — Пустите, я сам.
Но трудно было ему одному справиться с ведром. Он пыжился, громко сопел.
— Ребята, — вот! — крикнул Павлик, сорвав с головы тюбетейку, только вчера подаренную ему матерью.
— Ага. Давай. Верно! — дружно подхватили ребята.
— А я буду фуражкой, — сказал Вовка. — Ничего, она высохнет.
Черпая воду тюбетейкой и фуражкой, Павлик с Вовкой вскоре наполовину опорожнили ведро и потом уже легко вылили из него оставшуюся воду в короб.
Вовка был прав. Павлик замер, наблюдая, как мел действительно впитывал в себя воду. Из щелей старого короба к ногам ребят потекли молочно-белые ручейки. Скоро образовалась целая лужа, словно тут вылили молоко. Ребята были очень взволнованы.
Мало того, что вода впитывается, она, просачиваясь, ста-
ловится вон какой белой! Что это за море будет, если оно окажется таким же забелённым? В нём и рыба не станет жить и нельзя будет купаться.
— Большим кому-нибудь надо сказать, — решил Вовка. — Павлик, пойдём. А вы стойте здесь, — сказал он остальным ребятам и нахлобучил на голову мокрый картуз.
За сараем был раньше забор, но его сломали. Можно было перепрыгнуть через канаву и выбежать сразу на улицу. Павлик обстрекался крапивой, но не обратил на это большого внимания.
По улице навстречу им шёл какой-то бородатый человек, ведя за собой на верёвке козу.
— Дяденька… — подбежал к нему Вовка. — Вы знаете, дяденька…
Испугавшись ребят или решив улучить удобную минуту, коза стремительно рванулась в сторону. Верёвка выскользнула из рук бородатого дяденьки.
— Ах, шут тебя… Держи её!.. — закричал он ребятам.
И Павлик с Вовкой пустились догонять козу.
Она бежала по пустырю, а за ней, извиваясь змеёй, волочилась по земле верёвка. Вовка упал в какую-то яму, и Павлику пришлось помогать ему выкарабкиваться. А коза за это время успела убежать далеко.
Они долго гонялись за ней. Казалось, вот-вот настигнут. То Павлик, то Вовка припадали к земле, чтобы схватить конец верёвки, но коза делала новый скачок. Наконец Павлику всё же удалось ухватить верёвку. К нему вовремя подоспел Вовка, и они вдвоём потащили козу к хозяину.
— Что б вас всех!.. — сердито ворчал он. — Бегаете вы тут, оголтелые! — вместо благодарности напустился он на ребят. — Видите, какая она пугливая.
— Вы знаете, дяденька… — пытался Вовка рассказать ему об опыте с мелом. — Мы налили воду, а она стала белая-белая…
— Значит, и море тоже будет от мела белым? — тревожно спрашивал Павлик.
Бородатый дяденька сдвинул лохматые брови, дёрнул поближе к себе козу.
— Какое такое белое море тут будет? Почему это так? — строго сказал он и отмахнулся от них. — «Мел, мел…» Мелете невесть что. Некогда мне тут с вами…
Он крепче намотал на руку верёвку и потащил за собой упиравшуюся козу. Павлик и Вовка недовольно покосились на него.
Но ведь нельзя стоять, ничего не предпринимая.
— Знаешь, — сказал Вовка. — Тут недалеко Клавдия Петровна, наша учительница живёт. Давай ей расскажем.
— Давай.
И они побежали к учительнице. Но не только Клавдии Петровны, даже дома её не нашли. Вовка, стоя на разровненном пустыре, недоуменно озирался: казалось, что тут никогда никакого дома и не было!
— Тут вот жила она. Рядом с водокачкой, — смущённо говорил Вовка.
Водокачка стояла, а дома около неё нет.
— Ладно, — переменил решение Вовка. — Бежим.
Павлик бежал за ним, не зная куда. Но вот они пробежали ещё немного, и показался школьный двор с сараем, у которого они проводили свои опыты с мелом и где их оставались дожидаться ребята. Павлик только что хотел вслед за Вовкой перепрыгнуть через канаву, как навстречу им из-за сарая выскочили перепуганные Алик и Минька, а за ними, потирая ухо, выбежал раскрасневшийся, как рак, Юрка.
— Безобразники!.. Озорники!.. — доносились со школьного двора чьи-то сердитые выкрики.
— Что, а?.. Что?.. — допытывался Павлик у Миньки. — Что случилось?
Оказывается, пока Павлик с Вовкой гонялись за козой и разыскивали дом учительницы, Юрка привёл свою мать, работавшую сторожихой в школе, чтобы показать, какая лужа молочно-белой воды натекла из-под короба: неужели таким же будет море?
Мать посмотрела, покачала головой и, недолго думая, ухватила цепкими пальцами Юрку за ухо.
— Что ты натворил?! — закричала она. — Кто же это
подбил тебя на такое?.. — А ну — марш отсюда, чтоб глаза мои не видали!.. Ну, чем теперь станут на досках писать?.. Чем?.. — сокрушалась она. — Безобразники!.. Озорники!.. — Последние её слова Павлик и Вовка слышали, когда подбегали к сараю.
Очень беспокоила ребят судьба будущего моря, а теперь к этой тревоге прибавилось ещё опасение, что придётся отвечать за испорченный мел. Могут ведь не поверить, что они совсем не думали баловаться. А узнает учительница или сам директор школы, тогда неприятностей не оберёшься. На тот год, например, Миньке и Павлику надо будет поступать в первый класс. Вдруг учительница скажет, что ей таких мальчишек не надо. Вовка предупредил, что в первом классе учительница самая строгая.
— А ты хотел ей про мел рассказать! — заметил Павлик.
Что делать? Как быть?
Павлик долго и уныло бродил с ребятами по городским пустырям. Видел груды битых кирпичей с окаменевшими наростами когда-то скреплявшей их извести и крошево старой штукатурки со следами мела. Думал о том, что ведь в каждом доме и печи мелом белили, и потолки, даже наружные стены домов. Сколько же этого мела, приставшего к обрушенной штукатурке и к кирпичам, останется здесь, на месте сломанного города? Набежит вода и растечётся мутным потоком. Какое же море будет? Забелённое, как молоком?..
И у него вдруг мелькнула мысль, как избежать этого.
— А давайте сделаем так, — сказал он ребятам, — чтобы море не было белым. Давайте?
— А как?
— Я знаю как, — убеждённо проговорил Павлик. — Все белые куски соберём и в яму их покидаем, а потом сверху землёй засыплем. Давайте!
Ребята некоторое время молчали, обдумывая его предложение, а потом Минька задумчиво произнёс:
— Вот если бы синьки достать… много-много… тогда и вода будет синяя. Я видел, как мама стирала, а потом в корыте подсинивала. Вода синяя-синяя, — тоненьким голоском заключил он и зачем-то прижмурил глаза.
Но где же достать столько синьки, чтобы её хватило на целое море?
Минька сказал, что постарается немножко отсыпать у матери. У неё синька в тряпочке, завязанной узелком, на полке около печки лежит.
— А ты, Вовка, можешь достать?
Вовка был среди ребят самым старшим, уже окончившим первый класс, и ему смешно было слушать такое. Он сказал, что Минька просто дурак. Для моря синьки нужно иметь не щепотку, не горсть, а может быть, целый мешок.
Целый грузовик. Пятитонку целую. А может, даже и больше. Но предложение Павлика он одобрил.
— Давай, Вова… Минька, Алик, давайте! — заторопил Павлик ребят.
Павлик сам назначил себя бригадиром, а Вовка сказал о себе, что он с образованием и поэтому будет главным инженером.
И работа закипела. Павлик строго присматривался, как ребята отбирают мусор. Упрекнул Алика, зачем тот кинул в яму трухлявую доску, если на ней ни извёстки, ни мела не было. Отшвырнул в сторону старое ведро с проржавленным дырявым дном и большой вмятиной на боку и, увидев под ним куски наверно совсем недавно побелённой штукатурки, велел Миньке и Юрке бросить их в бывший погреб.
Сам он старался собирать только такие обломки кирпичей, на которых были белые пятна. Руками перебирал мелкий щебень и крошки, следя, чтобы в яму не попадали безобидные камешки, от которых морю не будет никакого вреда.
— А там, там вон сколько! — выкрикнул Алик, указывая в сторону.
Среди зарослей крапивы и лопухов лежала груда обломков от разрушенного курятника. Он когда-то был обмазан глиной, и заботливая хозяйка каждой весной белила его наружные стенки. А ещё немного поодаль ребята увидели какие-то белые камни. Павлик ударил один из них ногой, и он рассыпался, подняв облачко пыли. Может, тоже какой-нибудь мел?
Работы предстояло много, и Павлика смущало, что им, пожалуй, не справиться. Он с сожалением подумал о том, что не знал других ребят, живших здесь.
А работы хватило бы, конечно, на всех. Не один погреб завалить можно.
— Я пойду лучше рыбу ловить, — неожиданно сказал вдруг заскучавший Юрка.
— Эх, ты!.. Рыбу!.. — метнул на него Павлик укоризненный взгляд.
— Да, вон сколько надо таскать, — оправдывался Юрка. — Разве перетаскаешь всё!
И тогда у Павлика мелькнула ещё одна счастливая мысль. Он спросил:
— Хочешь вербовщиком быть?
Юрка не понимал и ждал разъяснений.
— Ну, который на работу людей набирает. У нас на хуторе был вербовщик. Я сам его видел. А ты всех ребят знаешь тут. Зови их сюда. А потом, если захочешь, тоже бригадиром над ними будешь.
У Юрки загорелись глаза.
— А девчонок позвать?
— И девчонок зови.
Прошло немного времени, и Павлик восторженно встречал большую и шумную гурьбу ребят, которых Юрка привёл с собой.
— У нас есть носилки, — сказала девочка с рыжей косичкой. — Мы с Верой будем самосвалами, ладно?
— А я — экскаватором! — выкрикнул мальчик в длинных и широких, не по росту, штанах.
— Экскаватором будет Федя. Он выше тебя, — возразил было Юрка, но мальчик в больших штанах скривил губы и тяжело засопел. Тогда и ему разрешили быть экскаватором.
Здесь было всё: свои автомашины, гудевшие на разные голоса, и даже целый железнодорожный состав, впереди которого, раздувая щёки, пыхтел паровоз, усердно работая согнутыми в локтях руками. Он часто буксовал, и от него, как настоящие клубы пара, поднималась дорожная пыль. Паровоз неожиданно давал задний ход, и тогда на него наскакивали вагоны.
— Толька, не смей! — кричали они. — Хочешь, чтобы крушение было?!
Ребята стаскивали с пустырей всё, что казалось им подозрительным. Один старый погреб был уже почти завален.
Потом уставшие, разморённые работой и жарким днём, они всей гурьбой присели отдохнуть в тени ещё уцелевшего одинокого тополя.
Перебирая жиденькую косичку, одна девочка пошепталась со своей подружкой и громко сказала:
— Мы с Леной чисто-чисто подметём свою улицу, чтобы на неё легко-легко набежала вода. У меня сестра песню сочинила… не сочинила, а по-своему переделала… — И тоненьким голоском тихо запела:
Прощай, наш старый город,
Здесь скоро будет море,
И ранней порой
Мелькнёт над тобой.
Гребень волны голубой…
Ребята сидели, слушали песню и представляли себе, как набегают сюда эти голубые волны с белыми пенистыми гребешками и с шумом ударяются о берега. А над бывшим городом кружатся чайки и плывёт по этой вот улице большой-большой пароход.
4. ДЛЯ МОРЯ
В этот день Павлик подружился ещё с одним мальчиком, пятилетним Шуриком. Они решили всегда быть вместе. Наверно, так бы оно и случилось, если бы мать не позвала Шурика обедать. Да и Павлику тоже захотелось есть. Пришлось уходить домой, в Порт-город.
Увидев, что Шурик испачкал рубашку, мать прикрикнула на него и не позволила никуда уходить, а сама вскоре после обеда ушла. Шурик уныло смотрел на улицу. Там были пустыри, потому что многие дома уже перевезли. Чтобы хоть немного развлечь себя, Шурик хотел было заплакать, но передумал, вспомнив, что он остался дома один и никто его не услышит.
В доме было всё непривычно, как у чужих. Одна комната стала совсем пустой, а вынесенные из неё вещи находились в сенях. Шурик знал, что их дом тоже скоро станут ломать, но ещё ни вчера, ни даже сегодня утром он не задумывался над тем, что здесь будет. Говорили, что вода разольётся, — ну, и пусть разливается. Самое интересное будет, когда он сядет на машину и куда-то поедет. Хорошо бы куда-нибудь далеко-далеко!
Нет, далеко не надо. Здесь море будет! Можно наделать из газет много-много корабликов и пускать их плавать по новому морю, по этой вот улице.
Только Павлик и другие ребята говорят, что от мела вода будет белой, и поэтому надо весь мел убрать.
Конечно, убрать! Когда мама, например, чистит зубы, вон какая белая бывает вода, потому что зубной порошок делается из мела. Это сам папа сказал.
К Первому мая, когда белили печку, у них было целое ведро разведённого мела.
Шурик стоял в пустой комнате и смотрел на печку. Она выделялась своей белизной. Лишь около топки было слегка закопчённое пятно.
Скоро этот дом разберут и брёвна увезут на машине, а печку просто сломают. Она так и останется тут, а на ней — мел! Шурик неприязненно посмотрел на неё.
— Сажей надо всю тебя вымазать, тогда ты белой не будешь, — угрожающе сказал он.
Сажи у них в доме не было. Но в кухне, в старом чугунном котле, накрытом треснутой сковородой, хранился запас углей. Шурик побежал в кухню, ухватился рукой за край котла и, гремя им по полу, поволок за собой в опустевшую комнату.
Угли с хрустом крошились под его пальцами. На печке появлялось всё больше жирных чёрных полос. Они соединялись одна с другой, ширились и росли. Шурик притащил из кухни табуретку, залез на неё и стал старательно чертить углём под блестящей медной крышечкой отдушины. Тут на пороге появилась мать.
— Что это? — ахнула она.
Он невольно вздрогнул от внезапного окрика. Увлечённый своей работой, Шурик не слышал её шагов.
— Ты что делаешь?.. Что это значит?.. — повторяла она.
— А ты, что ли, не видишь? — сказал он. — Печку зачирикиваю.
— Зачем?
Но, сколько Шурик ни старался ей объяснить, почему нельзя оставлять печку белой, она так ничего и не поняла. Накричала на него и даже шлёпнула.
Шурику не было больно, но он всё же счёл нужным скорее и как можно громче зареветь.
— Придёт отец, он тебя наставит на ум, — строго говорила мать.
— Ничего не наставит, — всхлипывая, отвечал Шурик. — Я ему сам скажу, что для моря хотел.
Вернулся отец домой, узнал обо всём, засмеялся и, посадив Шурика к себе на колени, спросил:
— Вы, значит, хотите, чтобы море светлое было, с прозрачной чистой водой?
— Ну да, — сказал Шурик. — Мы для этого и работали.
5. РЫБНАЯ ЛОВЛЯ
Хорошо умел читать только Вовка, потому что он научился этому в первом классе. Павлик тоже мог читать, но только короткие слова. Длинные у него почему-то не складывались, и он пропускал их. А Шурик, Алик и Минька были совсем неграмотными. Умели только рассматривать картинки.