Тяжёлые низкие тучи, нависшие над городом, не располагали к прогулкам.
Как всегда, Лем действовал быстро и решительно. Своей первой жертвой он избрал какую-то толстую женщину с продовольственной сумкой в руке. Рядом с женщиной семенила девочка.
Наставив на них камеру (Лори в это время протянул к женщине микрофон), Лем наигранно бодрым голосом закричал:
— Добрый день! Разрешите представиться — Лем из телекомпании «Запад-III». Какая у вас чудесная дочурка! Тебя как зовут, девочка? (Девочка что-то пролепетала в ответ, но Лем не слушал.) У меня к вам лишь один вопрос. Вы знаете, что в вашем районе города особенно процветает преступность среди детей, чем вы это объясняете?
Женщина растерянно молчала, переминаясь с ноги на ногу. Девочка крепко уцепилась за её руку, испуганно глядя на камеру.
— Но прежде, — завопил Лем, — позвольте представить вас нашим телезрителям. Госпожа?..
— Альдо… — пробормотала женщина. — Я тут работаю прачкой…
— Великолепно, госпожа Альдо. Так чем вы объясняете, что в городе растёт детская преступность?
— Я… не знаю… наверное, — неуверенно говорила прачка. — Ну, никто не смотрит за ними… вот они и хулиганят… полиция…
— Великолепно, госпожа Альдо, благодарю вас, вы правы: недостаточное внимание к молодёжи со стороны родителей — главный фактор роста преступности. Даже самоотверженные действия полиции в этом случае ничего не могут дать. Ещё раз спасибо!
Женщина, смущённо улыбаясь и поминутно кивая, стояла ещё несколько минут, глядя вслед Лему, уже мчавшемуся к новой жертве. Ею оказалась хорошенькая, элегантная девушка, судя по утомлённому и слегка растрёпанному виду, возвращавшаяся домой после весело проведённой ночи.
Увидев Лема, она мгновенно сообразила, в чём дело, быстро поправила причёску и заулыбалась во весь свой белозубый рот.
— Добрый день, — начал репортёр, — разрешите представиться — Лем из телекомпании «Запад-III». Я хотел бы задать вам единственный вопрос…
Но сделать ему это не удалось. Девушка изящно помахала в камеру ручкой и громко, торопливо заговорила:
— Здравствуйте, господин репортёр, очень рада, что на этот раз меня пришли интервьюировать именно вы. «Запад-III» — моя любимая телестанция. Я смотрю все её передачи. Я — Микки Мо, манекенщица. Меня можно увидеть ежедневно в Большом салоне мод. Ещё сегодня я демонстрировала там…
Но тут растерявшийся сначала Лем вновь перехватил инициативу. Он закричал истошным голосом:
— Спасибо, Микки, вы чудесная манекенщица! Как по-вашему, почему у нас так развита детская преступность? Вы наверняка это знаете!
— Конечно, знаю! — защебетала девушка в поднесённый к ней Лори микрофон, — Потому что все эти девчонки думают о чём хотите, только не о красоте. Если б они пользовались кремами и помадами Большого салона, если бы они носили платья нашей фирмы, то…
— Скажите, Микки, — заорал Лем таким голосом, что Лори чуть не оглох, — а мальчишки? Ведь среди юных преступников есть и мальчишки!
Девушка секунду молчала, потом затараторила:
— Их не интересуют их подруги. Они совсем не думают о девушках, об их туалетах, а между тем наша фирма…
— Спасибо, Микки! Вы правы, современная молодёжь мало думает о красоте одежды. Вообще о красоте, в том числе и души. Спасибо ещё раз. А теперь…
И Лем, ловко повернув камеру, нацелился на высокого усатого человека, собиравшегося сесть в свою машину.
— А теперь мы попросим вас, господин… господин Гов, ответить на тот же вопрос: чем объяснить рост детской преступности? Но сначала, кто вы, господин Гов?
Усатый человек не торопясь покрутил ус и заговорил низким, густым басом:
— Я с юга, землевладелец, скотовод. Что касается вашего вопроса, для меня ответ может быть лишь один — надо пороть!
— Пороть? — переспросил Лем. — Кого пороть?
— Всех! — пророкотал бас — Всех! Если б мы пороли этих оболтусов дома, и в школе, и, между прочим, в университете тоже, да, да, — тут бас загудел, как труба, — то всё было бы в порядке. Когда чешется задница, тут не до хулиганства. Я бы этих мерзавцев…
Лем делал в сторону Лори страшные глаза. Наконец тот понял и выключил магнитофон. Он снова включил его, когда раздался голос Лема.
— Благодарю вас, господин Гов, твёрдость в воспитании, разумная педагогическая политика — вот что поможет нам избавиться от детской преступности…
Интервью продолжалось ещё час. Наконец, совершенно ошалев от суеты и бестолковой болтовни, они уселись в машину и поехали обратно.
— Кретинизм! ворчал Лем, — Вот тебе объективное общественное мнение. Одна рекламирует свой захудалый салон, другой жалеет, что кончилось рабовладельчество. А я всех приглаживаю и говорю то, что хочет «Запад-III». А то, что хочет «Запад-III», — это и есть общественное мнение. У нас ведь демократия, а наша демократии — это когда все говорят, что хотят, а делают то, что им говорят. Ну, неважно, мы сделали своё дело, можно отдохнуть.
Лем настолько устал, что еле двигался (хотя скорость была девяносто — сто километров), Потом он потащил Лори в ресторанчик и, угостил пивом.
А вечером Лори смотрел по телевидению передачу. Своего телевизора у него, разумеется, не было. Ходить каждый вечер в кафе, где имелся аппарат, он не мог себе позволить. Поэтому он отправлялся на одну из центральных улиц, к большому магазину, где в витрине были выставлены десятки телевизоров: больших и маленьких, цветных и обыкновенных, на транзисторах и вмонтированных в комбайны. Здесь он стоял, пока держали ноги, и смотрел. Разные телевизоры транслировали различные программы, так что порой он смотрел одновременно два, а то и три фильма.
Таких, как он, собиралось у витрины немало. Переминаясь с ноги на ногу, громко обсуждая передачи, стоял народ порой под дождём, на ветру. И странно было наблюдать, как одни громко хохотали над какой-нибудь комедией, а другие испускали крики ужаса или горестно вздыхали, глядя, как на соседнем экране развёртываются драматические события.
Наконец дошла очередь и до репортажа «Запада-III». Лори был весь захвачен передачей. Он просто не узнавал событий. Это были те же люди, кого сегодня интервьюировал Лем, и говорили они вроде бы то же, что он слышал, и вместе с тем не то. Искусные руки мастерски обработали магнитофонную плёнку, убрав одни слова, заглушив другие шумом машин, криками газетчиков, уличными звуками. Такой же операции подверглась и киноплёнка, а то, что оставалось, было синхронизировано с речью. Все отвечавшие говорили гладко и только то, что можно было, по мнению «Запада-III», выпустить в эфир. Так же гладко звучали вопросы и комментарии Лема.
Из репортажа явствовало, что широкоизвестный тезис об отрицательном воздействии на детей и подростков кинофильмов с убийствами, насилием и всякими ужасами, которые столь обильно передавали телекомпании, в том числе и «Запад-III», — несостоятелен. Главная причина детской преступности крылась в мягкости педагогов и родителей, но прежде всего во врождённой склонности к преступности самих детей.
Словно зачарованный смотрел Лори на телевизор. Как всё здорово! в какой-то момент на экране мелькнул даже он сам. У Лори дух захватило при мысли, что десятки миллионов людей видели его в это мгновение!
В приподнятом настроении ехал он в телецентр. Сегодня Кенни работала в вечерней смене. Договорились, что к девяти часам он заедет за ней и они пойдут в кино на новый, шумно рекламируемый фильм «Труп у дверей».
Дождь перестал, но в воздухе висела какая-то неуловимая сырость, ею размахивал лёгкий ветерок, то и дело задевая Лори по лицу.
Он остановился на углу и через несколько минут услышал приближающийся стук каблучков. Кенни отличалась пунктуальностью и очень гордилась этим.
— Видела? — спросил Лори.
— Ещё бы! — Кенни вся сияла. — Молодцы! И тебя видела два раза. Ты совал микрофон этой толстухе и тому усатому. Хорош твой Лем, здорово у него всё получается. И людей он умеет находить, каких надо. У нас в кафетерии, я слышала, говорят, что Лем самый способный из молодых репортёров, что он всё умеет.
— Да уж будь покойна, — с гордостью подхватил Лори. — Ты бы слышала, какую ерунду они плели! А на экране всё гладко.
— Как — ерунду? — удивилась Кенни. — Мне кажется, всё очень складно.
— Это на экране, — пояснил Лори, — там будь здоров почистили. Половину выкинули, а осталось как раз то, что нужно.
Некоторое время Кенни молчала. Потом спросила:
— Значит, они не то вначале говорили, что я слушала?
— Конечно, нет, — Лори снисходительно улыбнулся, — это техника. Понимаешь, Лем их спрашивает так, что они в ответах скажут много чего, в том числе и то, что он хочет. А уж когда будут монтировать плёнку, только это и останется.
— Но ведь они могут не согласиться.
— Как так! Они же действительно всё это говорили, просто вырезали кое-что лишнее — места не хватило, скажут. Что ж, они спорить будут, думаешь?
Кенни опять помолчала, наконец сказала решительно:
— А знаешь, ведь это свинство!
Почему свинство? — мгновенно взъерошился Лори, но подумав, вынужден был мысленно согласиться. Но соглашаться сразу не хотелось. Он начал мямлить.
— Видишь ли, Кенни, они же там не ораторы. Сама понимаешь, бормочут что-то, повторяются. Их надо редактировать… Хорошенькая редакция! — Кенни гневно мотнула головой, отчего её длинные прямые волосы прочертили воздух золотистой молнией. — Так легко и совсем обратное приписать человеку, чем то, что он говорил. Странно, а мне этот Лем казался таким порядочным… Тут Лори не выдержал:
Ну, знаешь, Лема ты не трогай. Дай бог, чтобы все в «Западе-III» были такими, как он. Он и сам понимает, что к чему, «Это, — смеётся, — называется общественное мнение». Он ни при чём, Точно тебе говорю! Наверное, редакторы, звукооператоры там мухлюют. А уж Лем…
— Почему он не протестует? Ведь репортаж-то его! На этот вопрос Лори ответить не смог. К тому же они подошли к кинотеатру. Уже звенел звонок, и последние ожидавшие на улице посетители скрылись в дверях.
Таинственные преступления, творившиеся на экране, коварные бандиты и ловкие сыщики на полтора часа заняли их внимание. Выйдя на улицу, они долго шли, вяло обмениваясь впечатлениями о виденном фильме.
— Интересно, — неожиданно сказала Кенни, — всё так в жизни бывает, как в этом вашем репортаже?
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Лори.
— Ну вот, думают люди там разное, говорят, а потом всё выходит наоборот…
— Не знаю, — Лори пожал плечами. — Странно ты как-то говоришь. Наверное, так бывает: говорят одно, а делают другое…
Да нет, — перебила Кенни, — я не о том. Я говорю, что говорят одно, а им приписывают другое. Это, наверное, очень обидно, когда тебе приписывают то, чего ты не говорил…
— Конечно.
— Вот твоя газета, она только этим и занималась. А здесь, в «Западе», всё же по-другому.
— Положим, — усмехнулся Лори, — наш репортаж…
— Ну, ваш репортаж — это, конечно, свинство, но, в конце концов, эти люди ведь говорили то, что Лем оставил. Просто он немного пригладил…
Лори молчал, немного ошарашенный столь противоречивой позицией своей подруги.
— В общем-то, конечно… — пробормотал он.
А что конечно? Когда он пришёл работать сюда, то думал, что нравы, процветавшие в «Утренней почте», здесь отсутствуют. Но, судя по первым дням работы на телецентре, всюду одно и то же. И в газете, и в «Западе», наверняка и на этой радиостанции «Правдивые вести». Впрочем, он ещё слишком мало работает, чтобы судить обо всём. В конце концов, Лем это Лем, но таких репортёров тут десятки. И вообще анкета особая передача. Цель у неё благородная — борьба с преступностью. Ради этой цели можно и кое-что приврать. «Цель оправдывает средства», — говорил Руго.
Проводив Кенни домой и возвращаясь к себе, Лори продолжал размышлять о загадках суетного мира.
Дома его ждал Арк.
— Видел, — сказал он вместо приветствия.
— Ну и как? — рассеянно осведомился Лори.
— Хорошо. Доброе дело сделал. Зачтётся. Заблудших на путь праведный возвращаете.
— Как же, — проворчал Лори, — вернутся они, эти заблудшие.
— Это дело хорошее, другое плохо! — неожиданно строго прикрикнул Арк. — Левая рука не ведает, что правая творит. Сегодня репортаж вели, а потом два фильма пакостных показали. Убивать учили, грабить. Смотрел. Устал. Даже ноги болят.
— Чего ж ты смотрел, раз пакостные? — ехидно спросил Лори. — Убивать учат, а ты небось не поленился три часа у витрины стоять. А?
— То-то и оно, — мрачно согласился Арк, — соблазн великий. Меня соблазнили, а уж малолетних подавно.
— Ладно, — махнул рукой Лори, — завтра прикажу господину Леви, чтоб никаких фильмов. Только документальные: свадьба, сельские праздники, распродажи для бедных.
Но Арк не оценил шутки.
— Одного спасаете, десятерых топите. Грешники.
Глава третья
ЧЕТВЕРТАЯ ПРОГРАММА
Что такое реклама, Лори знал с раннего детства. Вся его жизнь и жизнь его сверстников, да вообще каждого человека в его стране, а наверное, и в мире была окружена рекламой.
Исчезни вдруг реклама, и на людей свалились бы страшные несчастья: они умерли бы от голода, не зная, какой кофе или хлеб выбрать на завтрак, а мороженое на десерт к обеду, одичали бы, ибо не смогли найти лучшие бритвенные лезвия рубашки, губную помаду. Они погибли бы от болезней, потому что не только не знали, какие существуют лекарства, но даже какие есть болезни.
В его стране все настолько привыкли с утра до вечера читать в газетах, слушать по радио и смотреть по телевидению рекламные сообщения, что трудность заключалась лишь в одном — что выбирать. Порой Лори в голову приходила мысль: как это так получается? Неужели существует на свете столько вина, автомобилей, сигарет, духов и всяких других вещей, каждая из которых «самая лучшая»? Может быть, всё-таки самая лучшая какая-то одна?
Разумеется, люди искали в том, что им расхваливали, каждый своё.
Одни покупали машину «роллс-ройс» потому, что реклама сообщала, что это «самый дорогой автомобиль в мире»; другие, как, например, его мама, когда была ещё жива, искали стиральный порошок «Одуванчик» — «самый дешёвый стиральный порошок».
Реклама была как угольная пыль в шахтёрском городке. Она прочно и навечно въедалась в людей, забивая мысли, диктуя поступки, подавляя желание. Иногда от неё становилось трудно дышать, резало глаза…
Из опыта работы в «Утренней почте» Лори уже знал, что значит реклама для газеты.
А здесь, на телевидении? Оказалось, что здесь реклама играет ещё большую роль.
Как-то, когда они мчались на обычной сто двадцати километровой скорости в погоне за очередной знаменитостью, Лем разоткровенничался.
— Эх, — мечтательно вздыхал он, — если б этот старый болван курил, да ещё «Морские», или хотя бы сказал это…
Лори молчал. Но когда Лема обуревала жажда откровенности, он уже не мог сдержаться.
— Ты что ж думаешь, — вопрошал он — на мои репортёрские гроши проживёшь? (Лори подумал про себя, что «репортёрские гроши» Лема чуть ли не в десять раз превосходили его, Лори, зарплату.) Надо как-то устраиваться в жизни, что-то придумывать! (Знакомая фраза.) Ты парень не болтливый, тебе можно доверять… Я ведь любые вопросы могу задавать во время интервью: «Сколько лет вашей бабушке?», «Какая ваша любимая туалетная бумага?», «Какую газету вы читаете по утрам?» Так? Ну, от бабушки ничего не дождаться, а вот если человек скажет, что его любимая газета такая-то, а человек этот кинозвезда, то все эти полупомешанные фаны сразу же начнут читать ту же газету. Понял? Значит, газета, вообще любая фирма заинтересованы в том, какие я вопросы задаю. А если я такой хороший, что задаю нужные вопросы, так почему бы мне, хорошему, не подкинуть на кусок хлеба? А? Понял?
Лори понял. Он и так уже догадывался. Лем только подтвердил эти догадки.
— Например, если адмирал в отставке, к которому мы едем, похвалит «Морские» сигареты, они меня не забудут. Вот только курит ли он? — озабоченно бормотал Лем.