С изумлением слушала Марина пророческие речи старого изографа; такою искренностью дышали они в устах этого простого старика.
Мирон, кряхтя, улегся на покой, девушка вышла из избы и, пораженная чудной красотою ночи, долго сидела на завалинке, мечтами переносясь к далекой от нее матери и обоим братьям, родному и названому. Она невольно тосковала по ним, сердце болело от неизвестности.
«Господи, помоги мне все так устроить, чтобы я могла перевезти сюда свою матушку и смело открыться братьям!»
Теплая летняя ночь охватила ее.
Она сознавала, что какое-то странное чувство, кроме родственного, к Василько проникло в ее сердце. Ей нравился этот простодушный дружинник, благодаря ей успевший свидеться с умирающим отцом. О, как отрадно было бы Марине открыться в эту минуту Василько! Но она этого не сделала: ее удержал ложный стыд. Но теперь, когда он и Фока так далеко от нее, когда стрела лукавых новгородцев каждую минуту могла сразить их обоих, девушка считала себя виноватой в том, что она раньше им не открылась.
«Даже сам князь не знает моего обмана! А это великий грех перед Богом и перед ним! Притворяться я больше не могу! Я должна завтра же открыться князю!»
И, успокоенная своим решением, Марина вернулась в избу, усердно помолилась и заснула.
«Утро вечера мудренее», — говорит пословица…
Чуть свет на княжий двор прискакал усталый гонец. Полусонный страж с изумлением посмотрел на него.
— С вестями к князю! — прохрипел посланный торопливо, сваливаясь с лошади.
— Постой, брат! Нужно разбудить княжего отрока! — и страж рукоятью бердыша постучал в дверь, за которой спала Марина.
Девушка испуганно вскочила.
— Гонец до князя! — крикнул из-за двери ей стражник.
— Пусть пождет!..
Накинув на себя кафтан, Марина побежала к князю
Он уже проснулся и стоял на молитве. Тревожно сдвинулись брови князя.
— Позови сюда гонца!
Тот не замедлил явиться.
— Откуда?..
— Из твоей рати, княже! — и, не дожидаясь дальнейших расспросов, продолжал: — Князь Роман прошел в Новгород другим путем… Ему в подмогу идет дружина и; Киева. Боярин Семен Кучкович и мечник твой Михно послали тебя спросить, что делать?..
На минуту Андрей задумался. Он пристально посмотрел на гонца и степенно промолвил:
— Пусть отступят!.. После я дам приказание…
Гонец тотчас же умчался обратно, а князь велел некоторым из своих отроков, в том числе и Марине, готовиться к отъезду.
— Ступай, Игорь, в Рязань! А ты, Савелий, в Муромград!.. Проси князей от имени моего идти со мною на Мстислава! Ты, Олекса, скачи к половцам…
И князь разослал своих отроков к союзным князьям, прося их соединиться с ним, чтобы идти на общего врага. Любимый княжий отрок Максим был послан в Переяславль к брату Андрея Глебу. С новгород-северскими князьями Андрей уже давно вел переговоры об этом. Они были готовы прийти к нему на помощь.
Разослав гонцов во все стороны, князь стал готовиться к походу.
XXII
Главною заботою Андрея было вернуть свою дружину и, пользуясь отсутствием киевской рати, неожиданно надвинуться на Киев.
Вернувшиеся из-под Новгорода Михно и Кучковичи рассказали, что они сожгли селение Новый Торг и опустошили новгородские села.
— Хотя и удалось нам, — продолжал Михно, — пути с Киевом перерезать, а все ж князь Роман другой дорогою прошел туда!..
— А в Новгороде что творится? — спросил князь.
— Обозлены на тебя, княже! — ответил Семен. — Толкуют, что права от них ты хочешь отнять. Свободе, мол, новгородской пришел конец…
— Языка добыть нам удалось… Так сказывал нам… Посадник де Захария убит новгородцами… Другого выбрали, Якуном звать, — заметил Иван.
— Побито сторонников твоих немало! — сказал Михно.
Задумался Андрей.
— Эх! У новгородцев по старой памяти, что по грамоте! Попомню им… От памяти моей уж им икнется… Что ж, вели звать народ! — обратился князь к Михно. — Бей в било! Пусть знают, за правое, мол, дело мы идем!
Собрались владимирцы на площадь. Рослый бирюч зычным голосом начал:
— Люди владимирские! Обижен наш князь Андрей Мстиславом киевским. Обижен кровно… Обида та произошла от новгородцев… Сказывали они, что от прародителей, князей наших, свободу имут… Когда бы так было, то разве прежние князья велели им преступать крестное целование и ругаться над внуками и правнуками их?..
Долго выкликал бирюч, перечитывая обиды новгородцев и польстившегося на их обещания киевского князя.
На другой день бирюч перебрался в Суздаль, а затем в Ростов. В этих городах, по приказу князя, был тоже созван народ и сделаны воззвания. Одиннадцать князей изъявили свое согласие идти с дружинами и ратями против Киева вместе с Андреем.
Только один брат Андрея, Михаил, княживший в Торжке, да Святослав Черниговский не присоединились к рати. Михаил вместе с присланными из Киева берендеями и черными клобуками пошел на помощь к Новгороду, но один из союзных князей перерезал ему путь и взял в плен.
Суздальская рать под предводительством сына Андрея, Мстислава, и боярина Жидиславича двинулась к югу на соединение с другими.
Зима приходила к концу. Чем дальше к югу подвигались суздальцы, тем сильнее чувствовалось приближение весны. Март вступал в свои права.
— Ишь, травка уж показалась! — восхищались дружинники. — Коней подкормить можно, а то заморились больно…
Ехавшие рядом Фока и Василько с тревогой думали о матери.
— Уж и не знаю, жива ли старуха? — говорил Фока. — Да и о сестре давно ни слуху ни духу…
— Эх, как бы их вызволить из Киева! Как бы обиды им там не было! — воскликнул Васильке
— Я тоже об этом думаю, — отозвался Фока.
Порывавшаяся открыться князю Марина должна была отказаться от своего намерения: она шла вместе с переяславскою дружиною на соединение с главными силами.
Дружина быстро двигалась вперед, скоро Андрей соединился со своими подручниками в Вышгороде, своем бывшем уделе. Общий стан был заложен под Киевом, близ Кирилловского монастыря, и, раздвигаясь, железным кольцом окружил город.
— Эх, как бы нам пробраться в город да вызволить матушку! — снова высказался Фока.
— Что ж? Попытаем счастья, пройдем как-нибудь! — отозвался Василько.
То же самое намерение имела и Марина.
— Позволь, княже! Я разведаю, где легче нашей рати; прорваться в Киев!
— Да ты ведь, Максим, здешний, тебе лучше это знать! Ступай! — согласился князь.
Девушка сейчас же отправилась. Она знала хорошо! расположение городского тына и сумела незамеченной пробраться в город. Добраться до материнского дома для нее; не составляло никакого труда. Появление дочери сильно обрадовало вдову.
— Ах, ты, моя ясочка! — говорила она, обнимая девушку. — Как ты сюда могла добраться?.. Ведь суздальцы кругом стоят, никого не пускают!
— Да, удалось, маменька! — весело рассмеялась Марина. — Приведет Бог и выбраться с тобою вместе.
Елена испуганно взглянула на нее.
— Куда, милая?..
— Здесь тебе оставаться, матушка, не следует!.. Суздальцы город возьмут, сожгут и разграбят… Сейчас же и отправимся!
— Как, доченька? Ночью?..
— А днем и не проберешься: увидят…
После долгого раздумья вдова наконец решилась. Обе женщины собрались и тихонько вышли из дому. Марина пошла обратно той же дорогою, но близ тына они были схвачены ночным дозором.
XXIII
— Какие люди? Куда идете? — грубо спросил их стражник.
— Здешние, киевские! — отозвалась Елена.
— Ой, так ли? Пойдем в избу, огонь я вздую да посмотрю на вас!
Волей-неволей Елена с дочерью вошли в избу.
Марина могла убежать, но не хотела оставить мать.
При свете лучины суровый страж пытливо взглянул на Елену и, очевидно, признал в ней киевлянку. Костюм Марины выдал в ней чужого.
— Ты можешь идти! — обратился он ко вдове. — А тебя, молодец, здесь попридержим до света!
Елена, в свою очередь, решила не покидать дочь и осталась с ней. Тревожно ожидали они рассвета. Марина сознавала, что дружинники сейчас же признают в ней суздальца.
В голове зародился план побега. Начало светать. В суздальском стане, за стенами города, запели трубы. Тыновая стража сменялась.
Пользуясь этим, Марина вместе с матерью выбрались из избы и быстро направились к той лазейке, через которую и пробралась вечером девушка. Побег их был замечен стражей, беглянок вернули и, как подозрительных людей, отправили на княжий двор.
Здесь была собрана часть дружины, присутствовали и ближайшие советники князя.
— Баба-то здешняя, а парень-то, кажись, суздальский! — заметил боярин Бориславич, обращаясь к князю.
— Ну, так отпусти старуху! — проговорил князь. — А парня попридержи.
Елена пыталась дело разъяснить, что пойманный с нею — не парень, а девушка, но ее не слушали и вытолкали с княжего двора. Марина была связана и посажена в пустую избу.
Исчезновение любимого отрока опечалило князя Андрея. Он несколько раз осведомлялся о нем, но никто не знал, куда тот девался.
Осада Киева началась.
Каждый раз, когда Киев был осаждаем врагами, он больше дня не выдерживал осады и обыкновенно сдавался, но на этот раз Мстислав, сознавая, что, сдав город, он навсегда потеряет свой стол, долго выдерживал осаду и бился со врагами.
— Не легко брать город-то! — заметил Андрею двоюродный брат его, Владимир Андреевич. — Много наших полегло…
— О сей день возьмем! — отозвался Олег Святославич.
— А почему ты так думаешь? — спросил Андрей, пытливо глядя на него.
— Извет был, что берендеи и торки не хотят более стоять за Мстислава!
Задумался суздальский князь.
— Коли так, — промолвил он, — обойдем город с тылу! Ты, Жидиславич, иди с той стороны, а мы отсюда с сыном ударим!
Разговор происходил на рассвете двенадцатого марта, на второй неделе поста.
Снова запела труба, созывая полки, и соединенная рать с первыми солнечными лучами двинулась со всех сторон на Киев.
Олег сказал правду: торки и берендеи не стали защищать город и перешли на сторону врагов.
Суздальцы, обойдя с тылу, ворвались в город, сбили тыновую стражу и ударили на киевскую дружину. Несмотря на упорное сопротивление, суздальцы двигались все дальше и дальше.
Боярин Бориславич тихо сказал Мстиславу:
— Что стоишь, княже? Беги из города! Нам их не превозмочь!
Встревоженный Мстислав засуетился:
— Куда ж бежать мне?..
— Скачи в Васильев немедленно! Мы пока задержим врагов, а потом поскачем вслед за тобою!
Князь бежал, не успев захватить с собой жену и сына. Киев достался суздальцам и был взят ими «на щит».
XXIV
Первою заботою Фоки и Василько, когда они во главе передовой дружины ворвались в город, было отыскать Елену. Но в суматохе им это удалось не скоро.
Заняв княжий двор, дружинники посбивали тяжелые засовы хором, вошли они и в избу, где находилась связанная Марина.
— Э, да это, никак, наш княжий отрок! — воскликнули они и кинулись освобождать ее от веревок.
Марина бросилась также на поиски матери, но найти ее среди бежавшей толпы киевлян не удалось. Во время поисков она снова наткнулась на Фоку и Василько.
— Кого ищете, друга? — спросила она дружинников.
— Мать!.. — с отчаянием в голосе воскликнул Фока. — Здесь она проживала.
Марина чуть не выдала себя.
— Давайте я вам помогу! — порывисто проговорила она.
— Спасибо скажем! — в голос отвечали названые братья.
Василько поймал пробегавшего мимо коня, Марина вскочила на него, и все трое отправились на поиски. Долго искали они вдову, но поиски не увенчались успехом.
— Не видать нам, должно быть, больше родимой матушки! — грустно промолвил Фока. — Пропала, и с сестрой вместе…
Печально опустив голову, ехала с ними Марина, ей тоже казалось, что матери нет больше в живых, что она убита в суматохе битвы.
Когда после взятия Киева князья сошлись в княжеских хоромах, Андрей недовольно проговорил:
— Почто такая сеча? К чему погибло так много православных?
Закручинились и остальные князья. Полуразрушенный город являлся для них живым укором.
— Кого ж назначишь ты здесь князем? — спросил Давид Ростиславович, надеявшийся, что выбор Андрея падет на него.
Андрей, не желая выдавать князьям своих планов, уклончиво ответил:
— Кого Бог соизволит!
Он понимал, что древний Киев потерял свое вековое старейшинство. Он мог посадить на киевский стол какого-нибудь незначительного князя, послушного его воле. Потерявший свое значение от междоусобиц русских князей город не был страшен теперь Андрею. Но все-таки выбор пал на брата Глеба.
Выбор не был особенно приятен другим князьям, надеявшимся получить киевский стол. Андрею нужно было вознаградить их.
— Князья! — обратился он к своим союзникам. — Я приглашаю вас идти вместе со мною на Новгород!..
Князья, обрадованные этим предложением, охотно согласились.
— Да, уж пора проучить новгородцев: зазнались они! — сказал Олег.
Он думал, что, захватив Новгород, Андрей посадит на новгородский стол его брата, Игоря. Ту же надежду питали и другие союзные князья, владевшие малыми уделами.
— Как поступить, други, с княгиней, женой Мстислава? — спросил снова Андрей.
— Негоже будет изобидеть ее! — отозвался Владимир Андреевич. — Отошлем ее вместе с сыном к мужу! Мы с бабами не воюем…
— Сынишку-то попридержать бы надо: пусть заложником будет! — заметил Рюрик Ростиславич.
— Бог с ним, — благодушно решил Андрей, — отпустим его! Мстиславу теперь уж не подняться!
И семья бывшего киевского князя была отпущена.
Мечты Андрея сбылись. Юг был обессилен, разбит и посрамлен. Ничто не мешало северным городам усиливать свое могущество, расти и богатеть.
Андрей хорошо понимал, что он теперь самый сильный и влиятельный из князей и ему должны подчиняться остальные.
Оставаться дольше в Южной Руси ему было незачем, он торопился двинуться к Новгороду, чтобы скорее покончить с ним. Посадив Глеба на киевский стол, предоставив ему возобновлять полуразрушенный город, суздальский князь вместе с союзными ратями двинулся на север.
Андрею необходимо было зайти к себе во Владимир, чтобы пополнить свою рать, часть которой полегла под стенами Киева.
XXV
Грустными возвращались названые братья и Марина. Следы пропавшей без вести Елены не были найдены.
Какая-то тайная сила удерживала девушку открыться братьям, и они по-прежнему считали ее княжим отроком. Полная неожиданностей боевая жизнь заставляла Марину забывать свой пол, она делила наравне с другими дружинниками все трудности и невзгоды похода.
Нередко, желая развлечься, приглашал ее князь Андрей и заставлял играть на гуслях. Отдавшись мыслям об исчезнувшей матери, девушка выливала свою скорбь в печальных звуках инструмента, в них находила она отраду и забвение своему горю.
— Ты еще искуснее стал играть, Максим! — заметил князь, прислушиваясь к мелодичным звукам инструмента. — Чую, что на душе твоей какое-то горе… Откройся мне, Максим!
— Родимую я потерял, княже!
— А где же она была?
— В Киеве… — тихо проговорила девушка и залилась слезами.
— Жалею я тебя, отрок! Но горю твоему помочь мне не можно. Сколь времени ее ты не видел?
— Давно уж, княже!.. Она пропала во время осады.
— Я заменю тебе родимую! — ласково проговорил Андрей, кладя свою руку на смуглую голову девушки.
Марина все еще боялась открыться в своем обмане князю, какой-то стыд удерживал девушку от признания.
Возвратившись во Владимир, она навестила своего учителя, старого изографа Мирона, очень обрадовавшегося свиданию с ней.
— Поди, теперь разучился ты, Максим, писать святые иконы? Руки в ратном деле, поди, загрубели?
— Нет, дедушка, могу хоть сейчас: я в битвах не был, — и она рассказала ему свои похождения в Киеве.