Бретань и бретонцы
Большинству людей в нашей стране — и не только в нашей — название Бретань знакомо мало, и это неудивительно. Когда говорят о кельтах, наиболее эрудированные припоминают сначала ирландцев, после — шотландцев, немногим на ум приходят валлийцы. А вот кто такие бретонцы и где они живут, известно, прямо скажем, немногим.
Пожалуй, не стоит искать Бретань на карте мира — уж очень маленькая это область. Занимает она всего лишь небольшой полуостров на северо-западе Франции. Но даже те, кто неплохо знает географию и знакомы с французской культурой, зачастую не имеют понятия о том, чем бретонцы отличаются, скажем, от нормандцев — их ближайших соседей. И причина этого — вовсе не недостаток любознательности. Просто официально все жители Франции считаются французами, невзирая на их происхождение, хотя на территории страны проживает несколько совершенно разных народов, в том числе только что упомянутые бретонцы.
О том, что у каждого из этих народов есть своя культура, свои традиции, свой язык, наконец, большинство французов предпочитает не упоминать.
И вот парадокс! Хотя о самих бретонцах читающей публике известно предельно мало, бретонские сказки уже частично знакомы русскому читателю. До сих пор, правда, они издавались в сборниках сказок народов Франции и переводились исключительно с французского. А ведь Бретань, между тем, самая, пожалуй, своеобразная из французских провинций, причем своеобразие ее именно в том, что народ, ее населяющий, не только храпит свои особые традиции, но и говорит на языке, совершенно отличном от французского.
Дело в том, что предки современных бретонцев — бритты (они же — предки современных валлийцев и корнуолцев) вынуждены были спасаться от нашествия англов и саксов, которые начали завоевание новых земель в V веке от Р.Х. Часть бриттов уходила все дальше и дальше на запад Великобритании, а часть переселилась на полуостров Арморика, что на северо-западе современной Франции. Переселенцы из Британии окрестили свою новую родину Маленькой Британией, Бретанью. Об этих событиях, которые в старину связывались с именем короля Артура, повествуют старинные хроники, самая известная из которых «Historia Regum Britaniae» Гальфрида Монмутского.
Подобные хроники существовали и в Бретани. Одна из них, «Хроникон из Сен-Брие», содержит похожие рассказы, пересказ которых открывает эту книгу. Искушенные читатели, конечно, сразу заметят, что бретонская хроника иногда чуть ли не слово в слово повторяет «Историю» Гальфрида, но не следует забывать, что хроникеры в те времена часто заимствовали наиболее интересные отрывки друг у друга и это не считалось чем-то зазорным. Тем более, что Артур для жителей маленькой Бретани, как и для обитателей Великобритании, был своего рода национальным героем, героем «официальной» и поэтому, естественно, весьма тенденциозной истории.
Впрочем, истории — это громко сказано. Древние легенды, предания, восхваления родины и поношения недругов — вот что представляет из себя эта бретонская хроника конца XIV — начала XV века, то есть заката эпохи, когда Бретань была еще не провинцией, а государством, и символом ее был белый горностай — олицетворение отваги и незапятнанной чести.
Итак, вернемся к настоящей истории. Долгое время Бретань была независимым государством, сначала — королевством, потом — герцогством. Некоторое время бретонцы весьма успешно сражались с французскими королями, расширяя на восток границы своей страны. Но после набегов скандинавских пиратов, после Столетней войны и кровопролитных войн за наследство, ослабевшая Бретань уже с трудом сохраняла независимость от могучего соседа — Франции. Однако французским королям далеко не сразу удалось покорить маленькую страну. Только после продолжительных войн Бретань потеряла свою независимость, и в результате династических браков бретонских герцогинь с французскими королями вошла с состав Франции. Произошло это сравнительно недавно — в 1532 году.
Именно с тех пор бретонцы официально стали считаться французами, а их страна — французской провинцией. Но это вовсе не означало, что потомки бриттов сразу же забыли свое происхождение, свой язык, свои легенды, предания, сказки…
Эти легенды и сказки как невидимое сокровище передавались веками из поколения в поколение. Некоторые из них пересказывались в житиях святых и в хрониках, а иные сохранились и дошли до наших дней только в устном творчестве народа.
Долгое время эти сказки и песни не выходили за пределы бретонских ферм и рыбацких поселков. Но в XIX веке, после знаменитых произведений Д.Макферсона, оказавшихся на самом деле всего лишь изысканной литературной подделкой, когда Европа буквально «заболела» кельтами, литераторы начали интересоваться устной культурой бретонцев. Однако первый «Сборник бретонских песен», опубликованный Т. Э. де ля Виллемарке, оказался весьма сомнительным изданием, который каждый определял по-своему — то ли как далеко зашедшую художественную обработку истинно народного творчества, то ли как очередную подделку в духе Макферсона. Эта книга вызвала массу споров, которые не утихают до сих пор.
Все последующие издания народных сказок и песен воспринимались читающей публикой настороженно, несмотря на то, что «серьезные» собиратели фольклора — Франсуа Люзель (1821–1895)[1] и Анатоль Ар Браз (1859–1926)[2] не только не вносили изменений в собранные ими произведения, но и записывали их варианты, указывая имена сказителей и певцов. Впрочем, к такому скептицизму были некоторые основания — ведь оба этих исследователя слушали и записывали все сказки и песни на бретонском языке, а издавали большинство из них на французском. А иначе и быть не могло. Бретонский язык был абсолютно непонятен ученой публике, ведь к тому времени все бретонцы, получившие хорошее образование, в обязательном порядке говорили на французском, а большинство просто не знало бретонского как следует.
Впрочем, если уж подробно говорить о Бретани и о ее языке, понадобится небольшое географическое уточнение. Ведь эта, по нашим меркам, небольшая область делится на две части — Верхнюю (Восточную) Бретань, где бретонский язык так полностью и не прижился даже во время своего расцвета и где сейчас все без исключения говорят по-французски, и Нижнюю (Западную), где еще до недавнего времени почти все говорили по-бретонски. Жители обеих частей этой провинции непохожи друг на друга так же, как языки, на которых они говорят.
Так что гораздо больше повезло сказкам, собранным в Верхней Бретани: там испокон веку крестьяне говорили на диалекте французского — перевод не требовался, и никаких сомнений относительно подлинности собранных сказок и быть не могло. В нашем сборнике нет волшебных сказок Верхней Бретани — многие из них уже переведены на русский язык[3] и уже знакомы читателю.
Таким образом, сказки, услышанные и записанные на бретонском языке, издавались в своем первоначальном виде довольно редко, маленькими тиражами. А любители фольклора, тем не менее, продолжали собирать сказки на бретонском языке, несмотря на вопросы скептиков: «Да неужели на вашем языке существует вообще какая-то литература?». Некоторые предпочитали обрабатывать народные сказки в соответствии с литературными вкусами своего времени. Так поступили А. Труде (1803–1885) и Г. Милин (1822–1895), люди получившие хорошее образование, но не в пример многим не забывшие родной язык. Первый был офицером, второй — служащим, и оба, помимо основной работы, писали и издавали книги на бретонском, на языке крестьян и рыбаков, к которому большинство относилось, да и сейчас относится, как к чему-то ненужному и бесполезному. В 1870 году они опубликовали замечательную книгу «Птица правды и другие истории», где собрали семь чудесных сказок, услышанных ими от крестьян. Шесть из этих сказок — «Птица правды», «Парик Короля Фортуната», «Ян и его железный посох», «Золотой петух, серебряная курица и поющий лавр», «Тело-без-души» и «Кристоф» вошли в наш сборник. Труде и Милин, безусловно, привносили что-то свое в услышанные и записанные ими истории, но сохраняли при этом сам дух народной сказки, пусть даже немного облагороженной. Не настолько, впрочем, облагороженной, чтобы не доставлять переводчику некоторых неудобств: иногда в ходе работы слишком уж сочные обороты и сравнения нам приходилось сглаживать, иначе на русском языке они звучали бы грубо.
Одним словом, Труде и Милин относились к сказкам с почтением, чего не скажешь об Ивоне Кроке. Его сказка «Зять короля», вышедшая в свет в 1924 году в книге «Мешок сказок» вместе с другими забавными историями — скорее пародия на волшебную историю. Что ж, другое время, другое отношение к сказке, которая теряет постепенно свое очарование и либо перекочевывает из общей комнаты в детскую, либо из захватывающего дух рассказа превращается в потеху для праздных слушателей.
Впрочем, все это не значит, что сейчас, в конце XX столетия, волшебная сказка умерла. «Баллада о Сколване» и сказки «Жозебик и Мерлин» и «Маргодик из холодной воды» записаны уже в наше время. Они были изданы в 1986 году на бретонском языке. Обработал и издал эти сказки бретонский писатель Жеф Филипп, а услышал он их от старого сказителя, Жана-Луи Ролана (1904–1985), с которым познакомился еще в детстве. Просто удивительно, сколько сказок и песен знал наизусть этот человек! Только мало кто приходил его слушать — кто станет уделять внимание сказкам, когда в каждом доме есть и радио, и телевизор. А как жаль было терять это богатство — затейливые, длинные-предлинные сказки! Жан-Луи Ролан не умел как следует писать по-бретонски, но все-таки решил сохранить на бумаге все, что знал. Несмотря на то, что больные пальцы плохо его слушались, он часами печатал на машинке — карандаш держать он не мог — и, как уж получалось, записывал все чудесные истории, которые услышал еще молодым. Вот что рассказал Ролан Ж.Филиппу в 1974 году, когда тот пришел к нему в очередной раз, чтобы записать на магнитофон сказки, былички и рассказы о прошлом:
«Я слышал эти сказки от одного старика. Позже он моим тестем стал. Он умер примерно тогда, когда я женился на его дочери. Выучил я от него все эти сказки, когда мне было семнадцать-двадцать лет… Жил он недалеко от нас, возле мельницы Брюнод — от нашего дома метров триста-четыреста. И вот по вечерам мы друг к другу в гости ходили. Иногда он заходил к нам… Зимой ему скучно было, вот он и приходил. Он уже старый был и часто мне говорил: „Приходи ко мне как-нибудь вечерком, сегодня, например!“ Иногда мы в карты играли, иногда нас, молодых, но нескольку человек у него собиралось. А иногда один я приходил, или приводил с собой двух сестер, и тогда он сказки рассказывал. А то сам он придет и сказку расскажет. Обычно только одну рассказывал, а мне говорил при этом: „Если хочешь мои сказки выучить, то запоминай хорошенько, одно и то же два раза не повторяют.“ <…> И вот так я выучил от него все сказки. Даже самую длинную, про Жозебика, выучил. Ее я, правда, два раза слышал. На следующий день, когда я спать ложился, пока не засыпал, все сказки вспоминал, и на следующий день все о них думал. Сам себя иногда исправлял: нет, не так это было, и мысленно назад возвращался: „Это сначала было, а то — потом!“ Так, в конце концов, всю сказку и запоминал».
Жеф Филипп захотел услышать от старого сказителя эту самую длинную волшебную сказку — «Жозебик и Мерлин», о которой тот часто вспоминал. Но в 1980 году, когда писателю, наконец, представилась возможность записать ее на магнитофон, Жан-Луи Ролан был уже очень стар и не смог припомнить все эпизоды этой замечательной истории. Поэтому писателю пришлось опираться не столько на магнитофонную запись, сколько на записки самого Ролана.
Стиль сказки в том виде, в каком она издана в Бретани, далек от совершенства. Сам Жеф Филипп признает, что записал ее так, как ее обычно рассказывали и поэтому ее гораздо легче слушать, чем читать: «Можно, наверное, сказать, что Ж-Л. Ролан вовсе не писатель, — пишет он в своем предисловии, — он скорее рассказчик. Его манера рассказывать гораздо приятнее, чем его манера писать. Слишком часто в его записях встречаешь слова, которые в разговорной речи употребляются постоянно, а на письме только утяжеляют стиль. Тому, кто захочет обработать эти сказки (для детей, например), придется подправить их язык, выкинуть сотни и сотни восклицаний типа „Ой!“, „Ай!“, „О, да!“, „Ну да!“ которых в записях Ж.-Л. Ролана столько же, сколько грибов осенью…» Эти пожелания издателя и выполняет переводчик.
Отдельно нужно рассказать о «Балладе о Сколване». Она стала известной в Бретани и за ее пределами в основном благодаря упомянутой выше книге Т.Э. де ля Виллемарке, в которой есть песня «Янник Сколан». Она рассказывает сначала о том, что был пойман и повешен великий грешник по имени Янник Сколан, совершивший невероятные злодеяния, а потом — о возвращении души преступника из чистилища. Многие не верили, что эта красивейшая песня была создана бретонским народом. Знатоки кельтской поэзии Британских островов утверждали, что де ля Виллсмарке сам сочинил песню «Янник Сколан», а вдохновила его знаменитая валлийская поэма, записанная в конце XII века[4]. Валлийского грешника зовут Исколан, и осужден он на пребывание в пекле за те же прегрешения. Действительно, можно было бы поверить, что просвещенный де ля Виллемарке, который прекрасно знал валлийскую поэзию, мог переиначить древнюю поэму, чуть-чуть изменив имя ее героя на бретонский лад. Но совсем недавно, в конце двадцатого века собиратели фольклора услышали от пожилых бретонских крестьян народные версии песен, которые ранее считались сочиненными но образцу валлийских. Среди них — и песню о Сколане, вполне похожую на ту, что опубликовал де ля Виллемарке. Трудно предположить, что деревенские старички и старушки, образование которых в лучшем случае ограничивалось несколькими классами местной школы, держали в руках сборники древней валлийской поэзии! Вполне можно утверждать, что легенда о Яннике Сколане, Сколване, или Исколане зародилась давным-давно, возможно, еще тогда, когда предки современных бретонцев жили на острове Британия, а потомки бриттов сумели сохранить ее на протяжении более чем тысячи пятисот лет. И можно только пытаться представить себе, сколько поколений хранило древнюю песню, постепенно изменяя ее, пока она не превратилась в «Песню о Сколване», которую Жеф Филипп записал от Жана-Луи Ролана…
* * *
Пролистав данный сборник, читатель может немало удивиться тому, что некоторые бретонские сказки на первый взгляд вроде бы не имеют никакого отношения к самой Бретани, ведь начинаются они словами: «Давным-давно, лет триста назад, или что-то около того, жил во Франции король». Или: «Давным-давно жил во Франции король и было у него три сына…» Почему же действие сказок, в которых упоминаются истинно бретонские персонажи, такие, как Мерлин, например, вдруг переносится в Париж?
Ответ мы находим в наших русских сказках, многие из которых начинаются так: «В тридевятом царстве, в тридесятом государстве…» Ведь еще не так давно, в начале века (а кое-где — и до второй мировой войны), жители Бретани, особенно ее западной части, редко выезжали за пределы родной деревни — разве что выбирались в ближайший городок на ярмарку — и лишь немногие могли похвастаться, что бывали в дальних краях. Те, кто в поисках заработка добирался до Парижа, гордились этим всю жизнь, будто побывали в волшебном царстве. Неудивительно, что необыкновенные, из ряда вон выходящие события, по мнению бретонских крестьян, могли произойти только там, в Париже, в городе, где можно грести золото лопатой — стоит только лопату в руки взять.
Видимо, по той же самой причине бретонцы в своих сказках очень часто описывают путешествия в разные страны, причудливые и загадочные, но, что удивительно, со знакомыми каждому названиями. В самом деле, куда бы ни заводила сказочного героя дорога — в Австрию, Венгрию, Италию или Испанию, или даже Россию — каждый раз он попадает в волшебную страну, где водятся чудовища, великаны и драконы.
Откуда берутся сказки и легенды? Конечно же, если спросить об этом крестьянина, он, скорее всего, ответит: «Я слышал эту сказку от отца, а гот — от своего отца…» След сказки исчезает в глубине веков. И из глубокой древности волшебная сказка доносит до нас отголосок древних обычаев, порой забытых историей. Исчезли языческие обряды, канули в лету многие мифы, а сказка продолжает жить. Сказку, так же как и всяческие поверья, часто отождествляют с народной фантазией, но ведь она — не только воображение, но и намять народа.