— Уважаемая Кри, вас сейчас проводят в ваши покои. Лучшая комната замка! Покои вашего брата располагаются по соседству, — тем временем с придыханием заверял профессор.
— Не нужны мне никакие покои, — с ненавистью отрезал Аксель. — У меня только один пункт в программе. Зато обязательный! Я хочу говорить с родителями. И немедленно!
Профессор кивнул и сделал знак «цыпочкам». Те пулей взлетели по лестнице и исчезли в холле. Шворк поднимался медленно и нехотя; его опущенный нос почти касался ступеней. Ни на кого не взглянув, он ступил в сумрак за дверями и слился с ним. Такой же беспросветный сырой мрак ожидал Акселя, Кри и Фибаха, шедших следом. У детей невольно перехватило дыхание, когда тяжёлые дверные створки начали смыкаться за ними. Аксель сразу же почувствовал, как Кри просунула свои пальчики ему в ладонь и встревоженно задышала у самого уха. Мальчика вдруг охватила такая тоска, словно ему уже больше никогда не увидеть солнца…
— Хёллехелле! — гаркнул в темноте Фибах. И вспыхнули настенные факелы. Но ничего любопытного, кроме них самих да огромного тёмного колодца в центре холла, не обнаружилось. Всё было просто до грубости: стены из нетёсаного камня, несколько зеркал — и никаких дверей или лестниц в другие помещения.
— А… куда дальше? — робко спросила Кри, с ужасом косясь на колодец.
— В твою комнатку, конечно!
— Но ведь Акси уже сказал: сперва позвонить маме и папе! — твёрдо заявила девочка.
— Значит, в мой кабинет, — с чуть заметной гримасой решил Фибах. И щёлкнул пальцами. Пол под ногами у всех троих дрогнул, и холл начал плавно поворачиваться вокруг своей оси точно так же, как ещё недавно открывшая замок скала: против часовой стрелки. Как только вращение закончилось, в стене между двумя ближними зеркалами возникли тяжёлые дубовые двери с медными ручками.
— В вашем замке нет лестниц и коридоров? Всё только вертится? — спросил Аксель. — Этак и голова кругом пойдёт…
— В замке моего друга, — поправил Фибах. — Не забывайте. А насчёт кружения… это немножко дороговато, но ладно… вызову для вас Выпрямителя, впредь только щёлкните пальцами и скажите: «Шнурштракс!» Возникнет дверь в коридор или соседнюю комнату. Ничего не поделаешь, коли уж вы попали в Свёрнутый Мир.
— Свёрнутое что? — хором спросили дети.
— Завтра, завтра все объяснения… У нас тут свой язык!
— У кого это «у нас»? — хмуро уточнил Аксель.
— Позже узнаете… А пока поймите, что одновременно в замке существуют лишь те комнаты, где кто-то находится. Прислуга не в счёт, она вызывается отдельно… Сейчас, к примеру, нас здесь семеро: мы трое, мои цыпочки и негодник Шворк. Стало быть, этой ночью будут три комнаты и подвал, потому что место животных — в подвале. Но и это не всё: предположим, Элоиза решит покинуть своё стойло и навестить Амалию или Беттину фон Краймбах-Каульбах, чтобы помочь им убрать помёт. Та часть подвала, где проживает Элоиза, тут же свернётся, и до её возвращения подвал станет меньше. Это опять-таки не всё: внутри одного и того же помещения — достаточно большого, разумеется, — надо произнести специальное закля… хм… подать специальную команду, чтобы оно сворачивалось вслед за вами по мере вашего передвижения. Но и это ещё не конец! Если я загляну в подвал, чтобы пожелать моим цыпочкам спокойной ночи, и увижу, что Элоиза забыла дать такую команду, я ей выщиплю все перья из хвоста, а новые отрастить не позволю… И она это знает. Ясно?
— В… вроде да, — кивнул Аксель. — Но к чему всё это?
— О, это же колоссальная экономия волшебной энергии! — ляпнул профессор. И прикусил язык. Спохватившись, он явно хотел поправиться с помощью очередного вранья, но под пристальными взглядами детей махнул рукой. — Ну, вы сами видите, что если не я, то хотя бы мой друг и впрямь немножко волшебник…
— Злой? — округлив глаза, в ужасе прошептала Кри.
— Оставьте это для нянюшкиных сказок — «злой», «добрый»! — скривился её очкастый экскурсовод. — Настоящий волшебник должен быть не злым и не добрым, а деловым. Ясно?
— Яснее некуда, — мрачно ответил Аксель. — Продолжайте, пожалуйста. Нам очень интересно. А родители могут и подождать. Верно, Кри?
Судя по физиономии Кри, это было не совсем верно и даже возмутительно. А со стороны Акселя просто неслыханно! Но прежде чем она успела открыть рот, Аксель ей подмигнул. Он теперь и впрямь не спешил. Раз уж этот павлин-профессор с его чванливым «ясно?» такой болтун, что сперва распускает хвост, а потом думает — надо выведать у него побольше. И уж потом звонить! Иначе Фибах обведёт маму и папу вокруг пальца, а Аксель даже не будет знать, в чём именно он им наврал.
— Давно бы так! — довольно закивал Фибах. — Прежде всего дело, молодые люди. Научно задуманное и без шума выполненное… Прошу сюда!
Он толкнул тяжёлые тёмные створки и вступил в следующее помещение — спиной, торжественно кланяясь и разводя руками, как дирижёр, наконец-то дождавшийся заслуженных аплодисментов. Аксель и Кри шли вслед за ним — разумеется, глядя вперёд и взявшись за руки. Но, миновав порог, они развели руками не хуже Фибаха. И открыли рты.
Перед ними была приёмная, куда выходили большущие двери двух кабинетов — одна против другой. Посредине стоял секретарский стол с папками, бумагами, компьютером и двумя пузатыми факсами, похожими на приготовившихся к прыжку жаб. Всё это выглядело обычно, и, конечно, дети оторопели не поэтому. Во-первых, на секретарском месте восседала Элоиза в громадных тёмных очках, сдвинутых на кончик клюва. Причём даже не думала заниматься делами. Вместо этого, задрав по-американски грязные мозолистые лапы на стол, она делала себе чёрным лаком не то маникюр, не то педикюр. Во-вторых, над её столом висел большой фотопортрет в траурной рамке, увитой свежими эдельвейсами. С портрета глядела такая же плешивая птичья голова, как у самой Элоизы, только с хищно разинутым клювом. Подпись огромными буквами гласила:
РОЗАМУНДА КРЮГЕР
РАСТЕРЗАНА ПРИ ИСПОЛНЕНИИ СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ
ПОЖЕЛАЙ НАМ ТАКОЙ ЖЕ СМЕРТИ, РОЗИ!
ОН ОТВЕТИТ ЗА ЭТО!
Но и это были ещё цветочки! По-настоящему у Акселя и Кри глаза на лоб полезли, когда они прочитали таблички на дверях кабинетов:
ПРОФЕССОР ФИБАХ
И напротив:
ДУХ ПРОФЕССОРА ФИБАХА
Кри так растерялась при виде всех этих страстей, что чуть не ухнула в тёмный круглый зев колодца перед столом Элоизы — такого же, как в холле. (Аксель вовремя схватил её за рукав.)
— Срочных звонков и писем нет, Лиззи? — спросил профессор.
— Две телеграммы, — каркнула жуткая секретарша голосом простуженной вороны. — Обе за подписью Главного Диспетчера. Первая: «Поймали или нет?» Вторая: «Если вы не поймаете, то мы поймаем». Ответить?
— Ответь, — устало вздохнул Фибах, — и первым делом предложи им не наглеть… Не наглей, кстати говоря, и сама. Я тебе сто раз говорил: ухаживай за своими когтями глубокой ночью. Это тоже обязанность, согласен, но есть более срочные дела. Ясно?
— Ночью они не успеют пропитаться, — глухо возразила Элоиза. — Их будет видно.
— Твои проблемы… Если что — я у своего духа. Силь ву пле, мои юные друзья! — И профессор взялся за дверную ручку соответствующего кабинета.
— Акси… — дрожа, прошептала Кри. — Я не пойду… Там наверняка привидение!
— О, не бойся, дитя! Мой дух не более опасен, чем я сам, — игриво подмигнул Фибах. Кри затряслась ещё сильнее. Заметив это, профессор довольно хмыкнул и щёлкнул пальцами. Приёмная медленно начала вращаться. Но вот пол замер, и дверь отворилась.
Дух профессора явно предпочитал современному стилю старинный. Полутёмный кабинет был задрапирован пыльными занавесями, и в нём царил зеленоватый полумрак. В дальней части комнаты находилось нечто вроде алтаря, убранного чёрным бархатом. На алтаре, отражая огоньки свечей, горящих в канделябрах, стояло высокое тусклое зеркало. Почти всё остальное пространство занимал дубовый стол с гнутыми ножками, окружённый такими же стульями. Не было стульев лишь у его торцевой, обращённой к двери стороне, где с пола на стол вела мраморная лестничка с перильцами-чудовищами.
— Сюда… — шепнул профессор и, высоко поднимая тощие ноги с большими ступнями, начал торжественно подниматься на стол. — Поприветствуем ЕГО…
Девочке явно хотелось не поприветствовать ЕГО, а забиться ПОД СТОЛ, но профессор, пропустив вперёд её и Акселя, безжалостно гнал их гуськом к алтарю. Подойдя к зеркалу так, чтобы отразиться в нём по пояс, Фибах простёр руки над головами детей к своему отражению и воскликнул:
— О Этвас Безондерес! Что ты делаешь в этот угрюмый час?
— Пью чай, — гробовым голосом ответило отражение, показывая гостям чашку с кроваво-красной жидкостью.
— Приятного аппетита, — так же замогильно пожелал Фибах. — Позволь мне пообщаться со смертными под твоей защитой и покровительством!
— Позволяю… — провыл голос. — Дай им выпить Чаю Грусти из бездонной чашки. И пусть каждый глоток приближает их ко мне… — Из зеркала протянулась рука с блюдцем, в котором дымился красный напиток, прямо к лицу Кри. Та заверещала и рванулась бежать, но Аксель вовремя поймал её за руку, иначе девочка рухнула бы со стола и расшиблась. Зеркало тут же погасло, и рука с Чаем Грусти исчезла.
— Ты отвергла ЕГО угощение! — с ужасом сказал профессор Кри, вытирая пот со лба. — Теперь берегись! Только я, пожалуй, смогу… вернее, попытаюсь… укротить ЕГО гнев. Не делай ни шагу без моего ведома, слышишь? И если куда соберёшься на свою беду, скажи сперва мне или Элоизе, особенно на ночь глядя.
Кри отчаянно закивала.
— А на меня ваш дух разозлился, или как? — вежливо спросил Аксель, недобро прищурившись. — Я-то вроде ничем перед ним не проштрафился… Или мне тоже на ночь беречься?
Профессор испытующе покосился на мальчика, но решил, что его вопрос не содержит подвоха, а вызван страхом, и многозначительно прикрыл глаза. Однако Кри, знавшая Акселя не хуже, чем его папа с мамой, глянула на него с ужасом и восторгом: её брат издевается над грозным призраком! Он неустрашим, она это всегда знала! И Кри несколько приободрилась.
— Во всяком случае, нас не изгнали, — облегчённо вздохнул Фибах, — а стоило бы… Но я всё же попытаюсь сделать так, чтобы вам не пришлось в беседе с родителями довольствоваться обычным телефоном.
— Это вы о чём? — воинственно спросил Аксель. Ему, честно говоря, тоже было не по себе в тёмном кабинете, но вся эта сцена так попахивала ярмарочным балаганом, что скорее приводила в раздражение, чем пугала. Он уже успел насмотреться чудес похлеще! — Вы хотите сказать, что я буду говорить с папой и мамой через эту штуку? — И он ткнул пальцем в зеркало.
— Хорошо, что ты не назвал! — в ужасе заломил руки Фибах, при этом зорко наблюдая за производимым на детей впечатлением. — Только ОН смеет жить там и говорить оттуда! И хорошо, что ОН уже далеко от тебя… если далеко. Нет-нет, ты будешь говорить со своими близкими по суперсовременному видеофону, — добавил он обычным голосом. — Согласись, что это приятнее — не только слышать, но и видеть друг друга?
— Ещё бы! — с жаром воскликнул Аксель. Но, поглядев на Кри, понял, что если она сейчас покажется родителям, то для всех будет только хуже. Девочка всё ещё была бледна, как мел, и пугливо озиралась. «Ладно, — подумал Аксель, стиснув зубы и с ненавистью глядя на Фибаха, — я приведу её в чувство, а ты у меня сейчас почешешь в затылке, шут гороховый!»
— Да, кстати… — протянул мальчик с невинно-глуповатым видом, который мог обмануть профессора, но не Кри. — А если этот ваш дух такой грозный… почему вы с ним не поздоровались? Не сказали ему: «Добрый вечер»?
— Ах, вот что… — Фибах издал деланый смешок. — Молодец, заметил… Я сразу оценил твою сообразительность! Духам, мой мальчик, не желают того, чего у них нет и быть не может. У них нет ни здоровья, ни утра, ни дня, ни вечера. Их удел — вечная жизнь, и, равняя их со смертными, ты…
— А если у них нет здоровья, то, наверное, и желудка нету? Как же они могут пить чай? — перебил его Аксель. Он вовсе не желал, чтобы Фибах ввернул сейчас что-нибудь насчёт жуткой мести духов и опять напугал Кри. Та боязливо прислушивалась, но, когда её брат задал последний вопрос, изумлённо раскрыла глаза и с явным недоумением уставилась на профессора.
— И ещё… — продолжал Аксель, чей мозг лихорадочно работал. — Как это вы с вашим духом живёте порознь? Он что, поссорился с вами из-за чего-нибудь и попросил себе отдельный кабинет?
Фибах неприязненно скривился и несколько секунд соображал, что ответить. Аксель не сомневался, что очередная ложь будет вполне гладкой. Но этих нескольких секунд ему хватило, чтобы послать сестре выразительный взгляд и передать ей своё настроение. Уж такими были дети — да и взрослые — в семье Реннер: стоило обмануть их раз, и уже никакая чертовщина не могла заставить их поверить обманщику вторично. Увы — или, вернее, к счастью — профессор Фибах этого не знал.
— Ты общался с духом ещё живого человека, — мрачно начал он. — Когда это тело, — профессор взялся за лоб растопыренной пятернёй и рывком повернул голову к Кри, словно шея вдруг отказалась служить ему, — станет пищей могильных червей… — Кри отпрянула, но профессор сделал шаг к ней, и она забалансировала на кромке стола… — станет добычей червей, говорю я, тогда и вечный Этвас Безондерес утеряет смертные привычки и будет питаться светом звёзд. Ясно? — уточнил он у девочки, хотя вопрос задавал Аксель.
— Да, — пискнула Кри, отбежав ещё дальше в сторону. — Я хочу маму…
— Что же до последнего твоего вопроса, друг мой, — неутомимо продолжал Фибах, возводя глаза к потолку, — то истинный волшебник может не только раздвоиться, но и расчетвериться… рассыпаться на кусочки, как винегрет! Я знавал чародея, который давал сеансы одновременной игры в шахматы себе самому, и число игроков равнялось числу фигур на доске, а сама доска еле втиснулась между Большой и Малой Медведицами. Эта игра шла долго — три тысячи лет, зато дух-победитель стал в теле чародея главным и давал ему решающие советы… Я же, — резко подался он к Кри, и та опять отскочила, — я не имею времени на развлечения! Я должен неусыпно надзирать за всем, происходящим в этом замке, пока не вернётся мой друг и не снимет с меня тяжкое бремя! И мой дух помогает мне…
— Помогает следить за всеми? — деловито уточнил Аксель, слушавший профессора спокойно и внимательно. — Как именно?
— Об этом позже, — отрезал Фибах, — не будьте сразу так любопытны, молодые люди… Бездна притягивает, — ткнул он пальцем в угол комнаты, — и как бы ваша голова не закружилась! (Аксель поглядел в этот угол и увидел тёмный колодец.) Подадим лучше весточку вашим любящим родителям…
Он щёлкнул пальцами и спрыгнул со стола. А там, где он только что стоял, уже поблёскивал экраном огромный телевизор. Аксель впился в него взглядом. Да, так он и думал: проклятая серебристая морда под экраном! Но… но и волшебный аппарат, наверное, может показывать обычные вещи?
— Садитесь! — велел Фибах. Аксель и Кри попрыгали на пол и заняли места перед экраном. — Теперь наденьте это! — Он извлёк из воздуха два серебристых шлема с наушниками и короткими антеннами на макушке, так что дети вмиг стали похожи на лётчиков или космонавтов.
— А это обязательно? — вздохнул Аксель. — У меня голова болит…
— Понимаю, — хватая с потолка третий шлем, оскалился Фибах. — Беседа с духом — всегда потрясение… Но иначе будет плохо видно и слышно. Готовы?
— Да! — хором ответили брат с сестрой. Пока профессор давал команду серебристой морде под экраном, Аксель успел шепнуть Кри:
— Что бы я ни говорил, молчи и не вмешивайся!
— Как-как? — подался к нему Фибах. — Что ты сказал, мальчик?
— Между прочим, меня зовут Аксель. А сказал я, чтобы Кри не мешала мне говорить с родителями. Она обожает перебивать и поправлять. Верно, Кри?
— Не волнуйся, — надула губки Кри. — Неси, что хочешь, я и рта не раскрою…
Профессор тронул свои наушники, и в памяти Акселя вдруг всплыли его недавние слова: «ЧТОБЫЯНИГОВОРИЛМОЛЧИИНЕВМЕШИВАЙСЯ!» А затем эти слова вдруг загремели из шлема Фибаха, да так, что дети схватились за уши. Словно в миллиметре от их барабанных перепонок взлетал реактивный самолёт!