– Ну, я любопытный был, весь район облазил и свалку тоже. Один раз как-то понял: везде запах есть, а в одном месте – нет. Никогда. Воздух свежий, и ветер… Мне отец тогда про скважины уже рассказывал. Я так и не понял, для чего они нужны, правда. Но сразу подумал, что это одна из них. Пытался копать, но земля даже не поцарапалась… Потом догадался попрыгать: отец говорил, что Щит реагирует на тепло и, как он сказал, воздействие определенной силы. То есть, если просто пройти, да еще в обуви – ничего не будет, не провалишься. Конечно, он мне это так прямо не объяснял. Случайно… Когда рассказывал, как крысы между мирами путешествуют.
– Почему?
– В смысле «почему»? Жрать хотят – и путешествуют.
– Да нет, почему отец тебе не объяснял?
Олег посмотрел на него очень серьезно, как взрослый.
– Потому что в скважины лазить нельзя, вообще-то. У нас за это наказывают.
– Как?
– Не знаю. Просто забирают человека, и все. И никто его больше не видит.
– И детей тоже?
– Детей особенно.
Разговор сразу скомкался. Олег отвел глаза, демонстративно ковыряя землю носком ноги. Не над скважиной, конечно, а в том месте, где слежавшийся глинозем поддавался. Коля спешно пытался придумать новый вопрос, обшаривая взглядом окрестности. Ему стало вдруг очень страшно, гораздо страшнее, чем было внизу, в подвале: Олег, блин, молодец, не мог раньше сказать!
– А что это за здание, – спросил он нарочито бодрым голосом, – там, вдалеке, высокое?
– Министерство Изучения, – ответил Олег скучно, не обернувшись и не посмотрев в сторону пухлого шпиля, торчащего из-за крыш.
– Это где у тебя папа работает?
– Нет, он в Минпоге. Министерстве Погоды. Чем ты слушаешь?
Внезапно возникшее напряжение росло. Коля начал царапать ногтем тыльную сторону левой ладони. Это был жест, выдававший в нем сильнейшее волнение: на руке была родинка, которую он в неприятные минуты пытался стереть, как грязь.
– А что изучают в этом вашем Министерстве?
– Не знаю.
– Вот ты заладил…
Они могли бы и дальше стоять так, не зная, что делать дальше, но тут из переулка, примыкавшего к заброшенному двору, ударил тугой звук сирен. Звук, во всех мирах всегда означавший одно: опасность.
---
Олег мгновенно вышел из ступора. Не говоря ни слова, он сгреб Колю в охапку и, толкнув за мусорный бак, встал рядом напружиненный, готовый в каждую секунду бежать. Но сирены стихли раньше, чем он успел сделать хотя бы шаг.
– Что это было? – спросил Коля, держась за ушибленное колено.
– Институт. Изучают сегодня… Ты про них спрашивал. Вот – это они. Наверное, опять экспонат сбежал или что-то обрушилось. Хотели воздушную тревогу дать, но передумали. Повезло… Иначе бы тут сейчас такое творилось. В нашем доме как раз убежище…
– Блин, вот ты объясняешь, а! Я ни фига не понял!
– Да. Извини. Пойдем отсюда.
Олег снова сделался серьезным, но держался уже не так холодно. Огибая дом, он все время озирался по сторонам, но не забывал и оборачиваться назад: проверял, идет ли Коля за ним, не отстал ли.
– План, – объяснял он на ходу, – теперь такой. Идем ко мне домой и сидим там до прихода папы. Я ему говорю, что ты мой новый друг из школы и потерял разрешение. Он из Минпога, выпишет тебе временное. Потом пойдем гулять…
Коля опять ничего не понимал, но согласно кивал, не думая о том, что это, вообще-то, глупо – кивать человеку, который идет впереди, спиной к тебе. Дойдя до угла, Олег обернулся к нему:
– Или, если хочешь, иди домой прямо сейчас. Скважину я тебе открою. Когда я тебя сюда звал, не думал, что ты согласишься. Просто так сказал. И что сам так испугаюсь, тоже не думал. Тебя я трусом считать не буду, ты не переживай. Вот. Думай, короче.
– А чего тут думать? Ты мне еще не показал ничего. Позвал, а сам испугался. Я только свалку твою и видел. Тоже мне, Верхний Мир…
– То есть, хочешь папу моего ждать, а потом в город идти? Уверен?
Коля кивнул. Любопытства в нем уже почти не осталось, но отступать было глупо. Он знал: если сейчас расстаться с Олегом – тот больше не придет. А может, и дыру в небе как-нибудь замурует, чтобы Коля сам к нему не проник. И это будет даже не трусость. Чего уж там. Если их за это наказывают…
Первый этаж, бывший год назад рестораном, глядел на них сонными, захватанными окнами. Они дошли до подъезда, не встретив ни одного прохожего. Коля вслух удивился этому. «У нас район такой, все на работе сейчас», – коротко ответил Олег.
Прежде чем нырнуть за своим провожатым в подъезд, Коля еще раз посмотрел на здание Министерства Изучения. Он не мог поверить, что эта громада принадлежит какому-то чужому миру, что она построена посреди неба и нависает над улицами Москвы, невидимая ее обитателям. Уж очень она была похожа на высотки его родного – нижнего – города.
От верхушки шпиля вдруг отделилось несколько темных пятнышек. Коля как-то летом видел парашютистов, прыгавших с Останкинской башни, и решил, что здесь, в Верхнем Мире, находятся такие же безумцы. Но точки, нырнув на несколько метров (а может, на несколько десятков метров; с такого расстояния оценить высоту Министерства было почти невозможно), вдруг резко взмыли вверх и разлетелись в разные стороны.
– Илартами любуешься? – Олег, успевший скрыться в подъезде, снова высунулся наружу.
– Чем? – Коля решил, что ослышался.
– Иларты. Это сокращение. Индивидуальные летательные аппараты на ракетной тяге. Или реактивной, я не помню… Отец говорит, раньше такие у всех были, а теперь только людям из Минизуча разрешают летать. Я даже хотел после школы туда идти, но мне из-за зрения нельзя в пилоты, как выяснилось… А ты что так вздрогнул, когда я «иларты» сказал?
– Да так. Послышалось просто.
Объяснять было бесполезно. Да и не хотел он ничего объяснять, потому что сам не понимал, как такое возможно. Но Илартой в его мире звали одну девочку, переехавшую в Москву из Осетии. Когда-то звали. Он даже не знал, имя это или фамилия. Придя в их школу, в их класс, девочка для простоты (а может, скрываясь от каких-то преследователей, – ходил по классу и такой слух) сразу же попросила называть ее Ирой. Само это сочетание звуков, «Иларта», он слышал от нее только один раз.
Сегодня утром, когда провожал ее до машины…
Такое ощущение, что с тех пор прошло часов сто, не меньше.
– А ты летчиком хочешь стать, да? – спросил Коля, топчась в лифте, просто чтобы отвлечься от мыслей о девочке.
– Да не, не очень. Просто я хотел в одно место слетать. У министерских есть разрешение, а остальных фиг пустят.
– Это куда?
– На море, – помявшись, ответил Олег.
– Да ладно! Ты там не был ни разу, что ли?
Лифт шел, издавая скрежет, так что им приходилось повышать голос. Из-за этого Колин возглас, вырвавшийся уже после остановки кабины, прозвучал чересчур громко. Олег смутился.
– Не был. Туда не пускают, говорю же. Типа край может обрушиться. А мне, понимаешь, папа в детстве столько всего рассказывал про море. Они туда часто с мамой ездили, пока запрет не вышел…
– Подожди, – Коля решил, что ослышался, – у вас что, здесь море? Здесь, в Верхнем Мире? И не утекает вниз?
– Да нет, я же объясняю: там край. Это как бы ваше море, просто у нас как раз над берегом все обрывается. Заканчиваются опоры, на которых наш мир стоит. Там обрыв, маскировки нет до самого горизонта, и море внизу. Далеко внизу. Я фотки видел. Красиво.
Коля попытался это вообразить и ужаснулся. Край Мира представлялся ему чем-то вроде заброшенной стройки: гигантская стена и бетонный обрыв с торчащей из него арматурой. А внизу – вода, так далеко, что начинает кружиться голова. Брр!..
Он вошел за Олегом в квартиру, и в глаза сразу бросилось почти полное отсутствие мебели, да и вообще всего. Немного обуви, разбросанной по полу. Зеркала на стенах. В комнате, не отделенной от прихожей дверью и отлично просматривающейся, – одинокие стул и стол. Вот бы у них дома было так же! Но нет, мама вечно натащит всякого хлама.
Олег, не сделав даже попытки как-то представить ему квартиру, сказать «сюда проходи» или «а здесь у нас то-то и то-то», сразу направился в комнату и стал рыться в ящиках стола. К тому времени, как Коля снял обувь и отчаялся найти себе тапки, он уже вернулся с фотографией:
– Вот, смотри. Это край, а тут – море!
Снимок был в целом невзрачный, но вид оказался не таким жутким, как представлялось Коле. Край и впрямь был бетонным, но ровным. Вода сверкала далеко внизу, но страха не вызывала. Будто смотришь на реку с высокого моста или если на площадке возле маяка стоять. Коля как-то ездил с родителями в Южную Африку и поднимался на мыс с маяком. Хотя ему было уже одиннадцать, его всю дорогу держали за руку. И наверху, на каменном пятачке, забитом туристами, тоже. Это унижало, но в остальном ощущения были супер. Возле края, наверное, так же…
– А купаться где? – спросил он Олега.
– Нигде. А зачем? Мне бы посмотреть просто. Закат, например. Папа говорит, это вообще шикарное зрелище.
– Да, я видел.
Глаза под нечесаной светлой челкой хитро сверкнули.
– Ни фига ты не видел.
– В смысле?
– Не видел ты заката! – с ухмылкой повторил Олег. – Ты думаешь, у меня папа там ерундой занимается, в министерстве своем? Ваша погода: солнце, тучи и все такое – это все не по-настоящему. Это у нас тут делается. Это часть маскировки!
Коля все еще смотрел с непониманием. Мальчик взял его за руку и повел в комнату, где стал тыкать пальцем в какие-то скучные схемы, нарисованные фломастером прямо на стенах:
– Вот. Вот. И вот. Это погодные установки. Блин, приехал бы ты к нам на дачу, я бы тебе показал, там в теплице у нас такая! Короче, когда у нас дождь, в смысле, над Верхним Миром – эти установки собирают воду и сбрасывают вниз в виде дождя. То же самое со снегом, и с тучами, и вообще со всем. А ваше солнце – вообще запись! Картинка, в смысле. Я, конечно, не знаю точно, как это делают, но закатов у вас там нет! Они у нас все! То есть, – вдруг поскучнел Олег, – были у нас. Пока тут всем не запретили к морю летать. А в городе их не видно…
– Подожди. Как это: солнце – запись? Оно же не только светит, там же тепло еще идет!
– Ну, не знаю. Может, тепло тоже вниз передается как-то… Я в этом так хорошо не разбираюсь, говорю же!
– Ну ладно, допустим. Но ты же сам сказал, что вашего мира над морем нет. Там же край! Значит, и небо должно быть настоящее, и солнце тоже! Что, скажешь, нет?
Коля внутренне ликовал! Он смог так быстро найти нестыковку в этих страшных словах и отстоять, защитить свой кусочек воспоминаний, свой закат над морем, а с ним и весь Нижний Мир – от нападок чужака, почти врага, решившего похвастаться отцом и какими-то схемами.
«Враг», впрочем, не выглядел ни поверженным, ни хотя бы сбитым с толку. Он, казалось, вообще не слышал триумфатора. Вцепившись взглядом во что-то, лежащее на столе среди книг, Олег сделал неопределенный жест, означавший то ли капитуляцию, то ли призыв к тишине: поднял обе руки и слегка потолкал ладонями воздух. Затем взял со стола лист бумаги.
– Что там? – спросил Коля с неудовольствием.
– Записка. От папы. Ты тут посидишь один минут пятнадцать-двадцать? Срочное дело… Хотя странно, конечно, – добавил он, скомкав послание и сунув бумажный шарик в карман. – Папа мне никогда раньше записок не оставлял. Всегда звонил. Очень странно…
---
Уже в прихожей, расправившись с обувью, Олег сам же и придумал объяснение истории с запиской:
– Понятное дело, я полдня внизу у вас провел, там телефон не ловит, вот он и решил записку оставить, когда меня дома не застал. Ты подожди, ладно? Я быстро. Трубку не снимай, если звонить будут, а так – что хочешь, то и делай.
– Я разберусь…
Олег, насвистывая, ушел, а Коля уселся на стул. Заходить в остальные комнаты он не решился: это было по меньшей мере невежливо, да и боязно как-то.
От нечего делать он взялся листать книги. Они лежали на столе такой грудой, что трудно было даже понять, кто владелец того или иного томика – Олег или его отец. Коля на минуту вспомнил порядок, который царил у них дома. Порядок ухоженного чердака: пыльный, удушливый, минимум с тысячей вещей, которые никто никогда не возьмет в руки и которые вообще не предназначены для того, чтобы их брать. Эти вещи, сколько он себя помнит, просто стояли, каждая строго на отведенном ей месте. И еще Коля подумал, что Олег, вероятно, живет без мамы. Эта мысль смутила его. Он понял, как плохо, в сущности, знает еще своего нового приятеля. Попытался вспомнить, говорил ли что-нибудь мальчик из Верхнего Мира о своей маме. Да, кажется, говорил. Но только в прошедшем времени. Он еще раз окинул взглядом комнату, но не увидел ни одной женской фотографии – ни на стенах, ни на столе. Потому вздохнул и взял книгу.
Название было скучным и отпугивающим: «Концепции современного естествознания». Явно книга для умных или хотя бы взрослых читателей. Коля, не желая сдаваться так сразу, открыл содержание и поводил пальцем по длинным строчкам, однако все-таки заскучал на предложении «Вертикальное время: Верхний Мир как овеществленное будущее». Отбросив книгу в сторону, он взял следующую.
Цветастая обложка со сказочной картинкой (люди верхом на орлах) намекала на то, что уж здесь-то внутри непонятных предложений не будет. «История Верхнего Мира в рассказах для детей» – не без злорадства прочел Коля. Для детей! Ну, держись, Олег. Насмешки тебе теперь не избежать.
Можно будет так сказать, например: «Понятно, почему ты ничего не знаешь, еще бы, если только книжки для детей читать!»
Коля себя, понятное дело, ребенком давно не считал, и, будь в комнате еще кто-нибудь, он бы отложил книгу в сторону. Но сейчас любопытство оказалось сильнее гордости. Он заглянул под обложку, пропустил десяток первых страниц – и наткнулся на занятную картинку: то ли копию старой гравюры, то ли жутко подробный карандашный рисунок. Египетскую пирамиду в центре рисунка он сразу узнал, потому что сто раз видел ее на фотографиях и даже один раз вживую, когда ездил с родителями отдыхать. Но вот странные железные пластины, пришпиленные к верхушке пирамиды, его смутили. Ничего подобного он раньше не видел.
Пирамида в Олеговой книге напоминала зонтик или временную беседку, какие устанавливали летом в ресторанах: толстое трехгранное основание, спицы-пластины, а над ними – огромный круглый купол. Приглядевшись, Коля понял, что сделан этот купол из облаков. Сверху на нем стояла еще одна пирамида, поменьше египетской. Внизу ровными колоннами шли полуобнаженные люди (маленькие, как муравьи) и тянули на веревках новые облака. «Наверно, рабы», – догадался мальчик.
Текст на соседней странице гласил следующее.
«Древние люди Нижнего Мира были добрыми и послушными. Они поклонялись своим богам, вырезанным из камня и нарисованным на стенах. Но при этом всегда с любовью встречали посланцев нашего мира и восхищались их мудростью. Иногда людей, спустившихся с неба, тоже принимали за богов. В их честь возводили большие, высокие здания, чтобы показать людям Верхнего Мира, что вот, мол, мы тоже тянемся к вам и хотим жить, как вы.
Как жаль, милые дети, что эти здания не сохранились! Увидев их, мы бы лучше узнали и людей, которые их возвели. А сами строители, глядя на высокие памятники, помнили бы о том, что наверху живет более мудрый народ, чьи деяния могут служить примером людям Нижнего Мира. Увы, здания эти давно разрушены, и мы помним о том, как они выглядели, только по наивным рисункам художников прошлого. Конечно, художники эти ничего не смыслили в строительстве, и в картинах их больше фантазии, чем…»
«Детский сад какой-то!» – мысленно фыркнул Коля и перелистывать страницу не стал. Он еще немного поизучал гравюру и не без ехидства заметил, что владелец книги когда-то пририсовал некоторым рабам дополнительные части тела неприличных размеров, но потом стер художества, испугавшись, видимо, наказания. Также он нашел бледные карандашные пометки и на странице с текстом. Над словом «возводили» было написано «строили», а над «деяния», уже другим почерком – «дела».