– И так живете вы все? – спросил юный Король.
– Да, так живем мы все, – ответил ткач. – Молодые и старые, женщины и мужчины, малые дети и дряхлые старики. Торговцы дерут с нас три шкуры, но мы вынуждены покупать у них по их ценам. Священник же как ни в чем не бывало проезжает мимо, перебирая четки, и нет ему до нас дела. По нашим бессолнечным закоулкам крадется голодноглазая Нищета, и Грех с одутловатым от пьянства лицом следует за ней по пятам. По утрам нас будят Невзгоды, а по ночам сидит с нами Стыд. Но к чему тебе слушать все это? Ты ведь не из нашего племени. Уж слишком счастливое у тебя лицо.
И ткач отвернулся нахмурясь. А когда он стал пропускать через основу ткани челнок, юный Король, присмотревшись, увидел, что на колоду челнока намотана пряжа из золотой нити.
И великий ужас объял его душу, и он спросил у ткача:
– Скажи мне, что за одеяние ты сейчас ткешь?
– Это мантия для юного Короля – по случаю его коронации, – ответил тот. – А тебе что до этого?
И в этот момент юный Король, громко вскрикнув, проснулся, оказавшись, будто по мановению волшебной палочки, в своих покоях. Глянув в окно, он увидел огромный диск красновато-желтой луны, висящий в тусклом полуночном небе.
И он снова заснул, и привиделось ему во сне, будто лежит он на палубе громадной галеры и видит на ней не меньше сотни гребцов-невольников. На ковре рядом с ним восседал хозяин галеры, черный как смоль и с тюрбаном на голове из темно-красного шелка; с его ушей, оттягивая их мясистые мочки, свисали крупные серьги, а в руках он держал весы из слоновой кости.
На невольниках не было никакой одежды, если не считать выцветших набедренных повязок, и каждый из них был скован цепью с соседом. Сверху на них палило жаркое солнце, а вдоль борта неустанно носились негры и нещадно полосовали их кожаными бичами. Тощими руками заносили невольники тяжелые весла назад, опускали их в воду и, напрягая все свои силы, делали очередной гребок. С весел мириадами капель слетали соленые брызги.
В конце концов они достигли какого-то маленького залива и начали промерять с помощью лота глубину в различных местах. С берега дул легкий ветер, принося с собой мелкую красную пыль, которая начинала покрывать тонким слоем палубу и большой треугольный парус. Вдруг откуда ни возьмись появились три араба на диких ослах и начали бросать в галеру копья. Хозяин галеры взял в одну руку разрисованный лук, а другой натянул тетиву, и стрела поразила одного из арабов прямо в горло. Тот сразу же обмяк и грузно свалился в прибойную пену, а его спутники круто повернули назад и галопом унеслись прочь. За ними, то и дело оглядываясь на убитого, медленно следовала какая-то женщина на верблюде, закутанная в желтую паранджу.
Как только был брошен якорь и убран парус, негры спустились в трюм и вытащили оттуда на палубу длинную веревочную лестницу с тяжелым свинцовым грузилом, после чего хозяин галеры перебросил ее через борт, предварительно закрепив концы на двух металлических пиллерсах.[33] Негры схватили самого младшего из рабов, сбили с него кандалы, заполнили ему ноздри и уши воском и обвязали вокруг его пояса веревку с увесистым камнем. Раб осторожно спустился по лестнице и исчез под зеркальной гладью залива. В том месте, где он погрузился в воду, поднялось несколько пузырьков. Некоторые из невольников с любопытством глядели за борт. На носу галеры сидел заклинатель акул и монотонно бил в бубен.
Спустя какое-то время раб вынырнул из воды и, тяжело дыша, ухватился левой рукой за лестницу. В правой руке он держал жемчужину. Негры выхватили ее у него и столкнули его назад в воду. Гребцы уже успели заснуть над своими веслами.
Снова и снова выныривал раб из воды – и каждый раз с новой прекрасной жемчужиной. Хозяин галеры взвешивал их и складывал в маленький мешочек из зеленой кожи.
Юный Король попытался что-то сказать, но язык у него словно прилип к гортани, а губы отказывались его слушаться. Негры, до этого мирно беседовавшие между собой, вдруг начали ссориться из-за нитки разноцветных бус. Над судном все кружили и кружили два журавля.
И вот ныряльщик погрузился в воду последний раз, и жемчужина, с которой он вынырнул, оказалась красивее всех жемчужин Ормуза,[34] ибо имела форму полной луны и своим блеском затмевала утреннюю зарю. Но лицо ныряльщика, когда он выбрался на поверхность, было пугающе бледным, и, с трудом вскарабкавшись по веревочной лестнице, он тут же рухнул на палубу, а из носа его и ушей алым потоком хлынула кровь. Затем он дернулся несколько раз и затих. Негры лишь пожали плечами и бросили неподвижное тело за борт.
Хозяин галеры рассмеялся и протянул за жемчужиной руку, а когда увидел, чтo она из себя представляет, приложил ее ко лбу и отвесил низкий поклон.
– Она пойдет на скипетр для юного Короля, – торжественно провозгласил он и подал неграм знак сниматься с якоря и поднимать паруса.
Услышав эти слова, юный Король громко вскрикнул и тут же проснулся. Через окно он увидел, как длинные, серые пальцы рассвета нащупывают одну за одной блекнущие звезды и снимают их с небосклона.
И он снова заснул, и привиделось ему во сне, будто он бредет по сумеречному лесу, пестрящему диковинными плодами и прекрасными ядовитыми цветами. На него шипят смертоносные змеи, а вслед ему, перелетая с ветки на ветку, пронзительно кричат яркие попугаи. В горячей болотной тине спят огромные черепахи, а деревья усеяны обезьянами и павлинами.
Он шел все дальше и дальше, пока не достиг опушки леса, где увидел великое множество людей, работающих на высохшем дне некогда протекавшей на этом месте реки. Бывшее русло, превратившееся с течением веков в ракушечник, кишмя кишело народом, напоминая гигантский муравейник. Многие рыли в земле глубокие ямы, а затем в них спускались. Некоторые огромными кирками долбили ракушечник, другие что-то искали, роясь в песке. Они вырывали с корнями колючие кактусы и безжалостно растаптывали их алые цветки. Люди хлопотливо сновали повсюду, деловито перекликаясь друг с другом, и не было среди них никого, кто оставался бы без дела.
Из темных глубин пещеры за ними наблюдали Алчность и Смерть, и по прошествии какого-то времени Смерть проговорила вздохнув:
– Я смертельно устала от этого зрелища. Отдай мне треть от общего их числа, и тогда я смогу уйти.
Но Алчность, покачав головой, отвечала:
– Нет, нет, ведь они мои слуги.
И тогда Смерть спросила:
– Скажи мне, а что ты держишь в руке?
– Три пшеничных зерна, – ответила Алчность. – А почему ты спросила?
– Дай мне одно из них! – воскликнула Смерть. – Только одно – и я тут же уйду.
– Ничего я тебе не дам! – возопила Алчность в ответ и поспешно спрятала руку в складки одежды.
Смерть лишь рассмеялась на это и, взяв в руку чашу, зачерпнула из лужи воды, и из чаши той поднялась Малярия и направилась в гущу людей. В результате полегла треть от общего их числа, и, куда бы она ни шла, вслед за нею стелился холодный туман, а по сторонам от нее ползли водяные змеи.
Увидев, что треть ее людей загублена мором, Алчность стала бить себя в грудь и рыдать. Она колотила себя в увядшую грудь и громко стенала.
– Ты сгубила треть моих слуг, – восклицала она, – так что можешь теперь убираться. В горах Татарии[35] пылает война, и предводители обеих сторон призывают тебя на помощь. Афганцы закололи черного быка и движутся в сторону поля брани. А перед этим они надели железные шлемы и били копьями по щитам. Так зачем же тебе моя долина и почему ты медлишь с уходом? Говорю тебе, убирайся отсюда и никогда больше не возвращайся сюда!
– Нет, я не уйду до тех пор, – отвечала Смерть, – пока ты не дашь мне одно из своих зерен.
Однако Алчность сжала руку в кулак и крепко стиснула зубы.
– Ты ничего от меня не получишь, – пробормотала она.
И снова Смерть рассмеялась в ответ и, взяв черный камень, бросила его в густой лес, и из зарослей болиголова вышла Желтая Лихорадка в развевающейся огненной мантии. Она прошествовала сквозь гущу людей, касаясь многих из них, и каждый, кого коснулась она, в скором времени умер. Трава, по которой она проходила, выгорала у нее под ногами.
Алчность содрогнулась, увидев все это, и посыпала голову пеплом.
– Ты безжалостна! – вскричала она. – Ты совершенно безжалостна! Голод свирепствует в окруженных стенами городах Индии, и в Самарканде пересохли колодцы. Голод свирепствует в окруженных стенами городах Египта, и из пустыни прилетают полчища саранчи. Нил в этом году так и не вышел из своих берегов,[36] и священники возносят молитвы Исиде и Осирису.[37] Так отправляйся же к тем, кому ты нужна, а мне оставь моих слуг.
– Нет, я не уйду до тех пор, – отвечала Смерть, – пока ты не дашь мне одно из своих зерен.
– Ты ничего от меня не получишь! – воскликнула Алчность.
И снова Смерть рассмеялась в ответ и, вложив пальцы в рот, громко свистнула, и тотчас же прилетела по воздуху женщина, на челе которой было начертано слово «Чума», в сопровождении кружившей над ней стаи облезлых стервятников. Она распластала над долиной свои огромные крылья, и не осталось в живых в этом месте ни одного человека.
И Алчность, увидев все это, с пронзительным криком скрылась в лесу, а Смерть, вскочив на своего красного коня, ускакала в далекую даль, и нес ее конь быстрей легкокрылого ветра.
А со дна долины, из отвратительной липкой слизи, стали выползать драконы, а вместе с ними и другие страшные существа, сплошь покрытые чешуей, и по песку, втягивая ноздрями воздух, прибежали мелкой трусцой шакалы.
И юный Король заплакал и, глотая слезы, спросил:
– Кто же были те люди и что искали они?
– Рубины для короны Короля – вот что искали они, – ответил некто, стоявший у него за спиной.
Юный Король вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел человека в одежде паломника, в руке которого было зеркало из серебра.
– Какого короля? – спросил он бледнея.
– Взгляни в это зеркало, и ты увидишь его, – ответил паломник.
И юный Король, взглянув в зеркало и увидев свое лицо, громко вскрикнул и тут же проснулся. Спальная комната была залита ярким солнечным светом, а в саду за окном весело распевали птицы.
В покои к нему вошли гофмейстер и другие высокопоставленные мужи королевства, чтобы выразить ему верноподданническое почтение, а вслед за ними явились пажи, которые принесли сотканную из золотых нитей королевскую мантию и выложили перед ним на обозрение королевскую корону и скипетр.
Юный Король смотрел на королевское одеяние и регалии и любовался их красотой. Ничего прекраснее за всю свою жизнь он не видел. Но тут же, вспомнив о приснившихся ему снах, он сказал своим приближенным:
– Заберите все эти вещи, ибо мне они не нужны.
Придворные поразились, услышав эти слова, а некоторые из них рассмеялись, решив, что юный Король изволит шутить.
Но он не шутил, а потому добавил, обращаясь к ним с самым серьезным видом:
– Заберите все эти вещи и спрячьте их от меня. Хоть сегодня и день коронации, я не хочу их видеть и не захочу никогда. Ибо мантия эта соткана из Страданий, и ткали ее белоснежные руки Скорби, а этот рубин окрашен цветом безвинно пролитой крови, ну а в сердце этой жемчужины кроется Смерть.
И он рассказал им о трех своих снах, приснившихся ему ночью.
Почтительно выслушав его рассказ, придворные переглянулись и шепотом обменялись друг с другом мнениями на сей счет:
– Он, видно, совсем лишился рассудка, ибо сон – это всего только сон, а видение – всего лишь видение. То, что видишь во сне, не происходит в реальной жизни, так как это иллюзия, которая не может восприниматься всерьез. Да и, кроме того, какое нам дело до тех, кто на нас трудится? Неужели мы должны отказываться от хлеба, пока не увидим сеятеля, и от вина, пока не поговорим с виноделом?
И тогда выступил вперед гофмейстер и сказал юному Королю:
– Мой господин, я умоляю тебя оставить сии черные мысли. Ты должен облачиться в эту прекрасную мантию и возложить на голову эту корону, ибо как иначе узнает народ, что ты их король, если не увидит тебя при всех королевских регалиях?
– Ты и в самом деле так думаешь? – спросил юный Король, внимательно взглянув на него. – Неужели люди не узнают во мне короля, если я выйду к ним без королевских регалий?
– Ни за что не узнают, мой господин! – воскликнул гофмейстер.
– А мне почему-то казалось, что королей можно узнать и без королевских регалий, – задумчиво произнес юный Король, – хотя, возможно, я и не прав. Так или иначе, но я не стану надевать эту мантию и не буду короноваться в этой короне. Что ж, каким я пришел во дворец, таким и уйду из него.
И он отослал из своих покоев всех своих приближенных, за исключением одного из пажей, юношу на год младше себя, оставленного им в качестве слуги и товарища. Тщательно умывшись чистой водой, он открыл большой, затейливо разрисованный сундук и достал из него кожаную блузу и грубый плащ из овчины, в которых когда-то пас на склоне холма косматых коз своего приемного отца. Облачившись в это одеяние, он, для полноты картины, взял в руку свой старый пастушеский посох, и маленький паж, с изумлением наблюдавший за ним, широко открыв свои большие голубые глаза, спросил улыбаясь:
– Господин, я вижу твою мантию и твой скипетр, но где же твоя корона?
И юный Король, отломив на балконе ветку вьющейся дикой розы, согнул ее в кольцо и возложил рукотворный венец на голову.
– Это и будет моя корона, – ответил он.
В таком живописном облачении он и покинул свои покои, направившись в Большой зал дворца, где его уже ждали придворные. Увидев его, некоторые из них стали откровенно потешаться над ним, и кто-то насмешливо прокричал:
– Мой господин, люди ждут появления короля, а ты явился к ним нищим!
Других же его вид привел в негодование, и они гневно выкрикивали:
– Он позорит нашу страну и недостоин быть ее королем!
Но он, не обращая внимания на насмешки и оскорбления, молча прошел через зал и, выйдя на парадную лестницу, спустился по ее порфировым ступенькам вниз, а затем, покинув дворец и пройдя через отлитые из бронзы ворота, сел на коня и пустился по улицам города к собору. Маленький паж, ни на шаг не отставая, бежал рядом с ним.
Горожане смеялись над ним и, желая побольнее его уколоть, громко кричали:
– Смотрите! Смотрите! Это едет шут Короля!
Не желая больше слушать насмешек, юный Король остановил коня и сказал:
– Нет, я не шут, я и есть ваш Король.
И он рассказал им о своих трех сновидениях.
И тогда вышел из толпы человек и обратился к нему с такими словами, исполненными сарказма и горечи:
– Неужто неведомо тебе, господин, что роскошь богатых дает возможность жить бедным? Что изобилие ваше нас кормит, а ваши пороки дают нам хлеб? Гнуть спину на хозяина плохо, но не иметь хозяина, на которого можно гнуть спину, – еще хуже. Неужели ты думаешь, что нас прокормят черные вороны? И какой ты из этого видишь выход? Ведь ты не можешь сказать покупателю: «Покупай по такой-то цене», а продавцу: «Продавай не выше этой цены». Я лично в это не верю. А потому возвращайся-ка лучше ты в свой дворец и надевай свою королевскую мантию да наряды из тончайшего полотна. Какое дело тебе до нас и до наших страданий?!
– Разве богатые и бедные не могут быть братьями? – воскликнул юный Король.
– А то как же, – отвечал ему человек. – Особенно если имя богатого брата – Каин.
Глаза юного Короля наполнились слезами, и он поехал дальше под глухой ропот толпы, так что маленький паж испугался и покинул его.
Когда юный Король оказался перед огромным порталом собора, солдаты скрестили перед ним алебарды и грубо спросили: