– Но ведь Флора не умеет читать? Она же вечно хвастается, что никогда не ходила в школу. Она неграмотная.
Каролина посмотрела на меня. Об этом-то она не подумала.
– Да, оплошала я… Как же нам теперь быть?
– Она кого-нибудь попросит прочесть ей письмо вслух, какая разница? – сказала я.
– Нет, так не пойдет. Я хочу, чтобы она сразу его прочла и не волновалась.
Но я сомневалась, что Флору так легко успокоить. Умей она читать, она бы отшвырнула письмо, как только поняла, о чем оно.
– Может быть, даже хорошо, что она не прочтет письмо сразу? Это пробудит в ней любопытство и немного отвлечет от мыслей об Эдвине. Она наверняка поспешит к кому-нибудь узнать, что же тут написано.
– Может, ты и права. Неплохая мысль.
Голос Каролины звучал одобрительно. Затем она очень подробно изложила мне свой план, чтобы я знала, как себя вести в разных ситуациях.
– Ты волнуешься? – спросила она наконец. Пришлось признаться, что да.
– Прекрасно. Я тоже. Так и должно быть. При этом становишься собраннее и действуешь хладнокровнее.
Остаток пути мы провели в молчании. Лошадь трусила в темноте мелкой рысцой. Фонарь рядом с Каролиной покачивался и отбрасывал мягкий свет. Позади нас в повозке сидел какой-то Густав.
Когда мы подъехали к озеру Осет, Каролина натянула вожжи и придержала лошадь. Метрах в ста от избушки, на берегу речки была маленькая роща. Здесь мы остановились и привязали лошадь к дереву. Дальше придется идти пешком. Тут уже ничего не растет. Место вокруг избушки совершенно голое.
Густав вышел из повозки. Он оказался высоким, приятным на вид молодым человеком. Я подумала, что уже видела его раньше. Да, он ведь был с братом Каролины в тот день на улице. Говорил он мало. Первое, что он сделал, – взял папиросу и закурил.
– Вы оба знаете, что делать? – шепотом спросила Каролина.
Мы с Густавом кивнули. И тут мне кое-что пришло в голову.
– А может, стоит узнать заранее, дома ли Флора. И если дома, то одна или с кем-нибудь еще.
Каролина держала снятый с повозки фонарь. При моих словах она подняла его и посветила на меня. Я разглядела высоко поднятые брови и услышала легкое раздражение в ее голосе:
– И как ты собираешься это выяснять?
Я знала, что Каролина считала пустую болтовню смертным грехом, особенно сейчас, когда от нас требовалась полная собранность. И все-таки я продолжала:
– Вон там, метрах в пятнадцати от дома, стоит большой камень – может быть, он нам пригодится?
– Почему ты меня спрашиваешь? Говори, что ты предлагаешь.
Она говорила коротко и раздраженно. Но я не позволила сбить себя с толку. Я предложила притаиться за камнем, подождать и осмотреться, прежде чем действовать. Оттуда мы понаблюдаем за избушкой. Если у Флоры кто-то есть, мы, скорее всего, это услышим. И уже будем знать то, что нам нужно. А если в доме будет тихо, можно надеяться, что Флора ушла. Или спит себе спокойно. Теперь Каролина слушала меня внимательно. Мое предложение ей понравилось.
– Да, попробовать стоит. Значит, встретимся у камня. Пошли! – Она открыла фонарь и погасила фитиль.
После этого мы разделились и, как договорились, по одному осторожно стали пробираться к избушке, держась друг от друга на расстоянии. Если кому-то не повезет, нас хотя бы не заметят всех сразу.
Избушка стояла к рощице задней стеной, в которой не было окон, лишь маленькое отверстие, завешенное тряпкой. Здесь мы могли чувствовать себя в относительной безопасности. Дальше было труднее. Каменная глыба лежала прямо перед окном, поэтому последние метры нам пришлось ползти по снежному месиву.
Отделившись от остальных, я уже одолела в темноте часть пути, но вдруг споткнулась и упала. О мои ноги потерлось что-то мягкое, и я услышала слабое мяуканье. Опять эта проклятая кошка! Выходит, она всю дорогу, не отставая, бежала за нами. Что мне теперь с ней делать? Вдруг она начнет мяукать и орать, что тогда будет? Может, конечно, ничего и не будет. Кошачьи вопли помогут заглушить другие подозрительные звуки. У Флоры у самой в доме полно кошек. Одной больше, одной меньше – вряд ли она разберет. Пусть уж эта кошка останется здесь.
А то беги с ней назад, запирай ее в повозку – ведь по-другому от нее не избавиться. А там она еще поднимет шум, испугает лошадь, та начнет ржать. И нас наверняка обнаружат. Ясно же, что лошадь выдаст нас скорее, чем кошка.
Я отпустила кошку и побежала вперед, боясь, что и так потеряла слишком много времени. Бежать было трудно – кошка все время путалась под ногами, и я несколько раз чуть снова не упала. Когда я наконец добралась до камня, мои спутники уже были там. Каролина сразу заметила кошку, которая вертелась вокруг нас.
– Это еще что такое?
Я объяснила, как она появилась и как я рассудила на ее счет. Каролина согласилась, что кошка нам не помешает. Как же она ошиблась! В мгновение ока кошка взобралась на камень и, задрав морду, начала вопить дурным голосом. Она выводила самые немыслимые мартовские серенады. В тишине ночи ее вопли казались оглушительными. Из-за них мы не слышали, что делается в избушке.
Каролина залезла на камень.
– Не хватает только, чтобы нам помешала какая-то кошка.
Но кошка тоже не хотела, чтобы ей мешали. Она отскочила в сторону и, чувствуя себя в безопасности, вновь начала орать.
– Да разве ее уймешь? – невозмутимо произнес Густав и закурил. – Давайте подождем и посмотрим, что будет.
– Что будет, нетрудно догадаться! – В голосе Каролины слышалось раздражение.
– И что же?
– Ясно что – весь дом проснется. Они будут начеку, и нам не удастся застать их врасплох, как мы хотели.
Я чувствовала себя виноватой. Если бы мы делали, как задумали с самого начала, кошка бы нам не помешала. По плану Густав с Каролиной должны были стоять наготове за углом дома, а я – спуститься к реке. Там есть мостки. На них Каролина еще вчера положила большой камень. Мне предстояло бросить камень в воду, стараясь произвести как можно больше шума, а потом изо всех сил кричать и звать на помощь. Если за этим ничего не последует и Каролина с Густавом не услышат из избушки никаких подозрительных звуков – значит, Флоры, скорее всего, нет дома. Если же она дома, ей, конечно, будет трудно выбраться из постели, но, может, страх или любопытство выманят ее на улицу. Мне нужно продолжать кричать, пока Каролина не подаст знак замолчать.
Мы рассчитывали, что, если у Флоры кто-то есть, они выйдут вместе. От этого зависела судьба нашего плана. Лишь бы никто из них не остался в доме. Тогда все пропало. Но, скорее всего, они выйдут вдвоем. Во всяком случае, мы надеялись на это.
Пока Флора и ее возможный посетитель сбегут к мосткам, чтобы узнать, в чем дело, Каролина и Густав должны будут одеть Эдвина, оставить письмо и с Эдвином на руках бежать к повозке. Там им надо ждать меня. Когда Флора отойдет от дома на достаточное расстояние, я должна, перестав кричать, убежать, пока она меня не заметила.
Теперь наш первоначальный план рухнул. И нас всех троих могли в любой момент обнаружить, если нам не повезло и Флора все-таки дома. Оставалось ждать.
Проклятая кошка продолжала орать. И, мало того, помчалась к избушке. Проснулись кошки Флоры, и теперь со всех сторон, даже из дома, раздавалось мяуканье. Мы оказались в безнадежном положении и не знали, что делать. А ведь надеялись, что продумали все. Густав затянулся папиросой.
– Ну что ж, будем ждать.
Вдруг из-за угла дома вышел мужчина. Мы прижались к камню. Казалось, он идет прямо на нас. Значит, нас заметили. Следом за ним появилась Флора в одной сорочке. «Вернер! Зараза ты эдакая! Куда тебя несет?»
Мы затаили дыхание. Бежать или прятаться было уже поздно. Нам оставалось ждать, что будет. Приближавшийся Вернер казался огромным, грузным великаном. Да, с таким шутки плохи. Однако он почему-то пробежал мимо камня. Даже не посмотрел в нашу сторону. Он направлялся в рощицу. Флора припустила за ним. Она спотыкалась, кричала, звала его и разговаривала сама с собой: «Вернер! Что на тебя нашло-то? Да нет тут никого. Сил моих нет с этими мужиками… Не мужики, а бабы. Вернер! Слышишь, что ли? Нет тут ни души. Иди сюда!» Но Вернер даже не обернулся. Должно быть, он заметил нас. А вот Флора не заметила. Она тоже пробежала мимо камня. Двигалась она не очень быстро, Вернера ей никогда не догнать.
Каролина подтолкнула меня:
– Пора. Теперь нам надо только…
Но тут Густав тоже побежал. Следом за теми двумя. В рощицу. Он бежал что было сил. Скоро он обогнал Флору. Увидев его, она растерянно остановилась, пошатываясь и ничего не понимая.
Каролина схватила меня за рукав.
– Пошли! Скорее!
Мы бросились к избушке. Дверь была приоткрыта. Мы вбежали в дом и оказались в кромешной темноте. Повсюду прыгали и путались под ногами кошки. Мы ощупью пробирались вперед.
Каролина нашла дверь в каморку, где в углу на полу лежали дети. Эдвин не спал, он кашлял. Каролина чиркнула спичкой и залегла фитиль лампы, которую держала в руках. Она подняла лампу над головой, чтобы Эдвин разглядел наши лица и не испугался. Свет ослепил его. Он даже не удивился, он был слишком слаб, чтобы как-то реагировать, и не понимал, что происходит, а Каролина прошептала:
– Эдвин, сейчас, малыш, ты поедешь с нами к Свее. Мы сделаем так, что ты поправишься. И тогда вернешься к маме.
Она протянула мне фонарь. Одеяло было одно, и оно осталось другим двум ребятишкам. Одежду Эдвина мы не могли найти, да и времени на одевание не было. Каролина сняла с себя широкий плащ-накидку, быстро закутала в него Эдвина, осторожно поправила одеяло спящим малышам, затем взяла Эдвина на руки и шепнула:
– Посвети нам!
Я шла впереди и освещала дорогу. Когда мы вышли на пригорок, я погасила фонарь, и мы обошли дом с другой стороны, вдоль берега речки. Там нам не грозила опасность встретить Флору. Впрочем, было так темно, что она вряд ли могла нас увидеть. Вдруг я остановилась:
– Письмо!
Каролина порылась в кармане и нашла его.
– Вот оно! Беги назад и положи его на стол. Я пойду к повозке.
Я взяла письмо и поспешила назад. В тот самый момент, когда я огибала дом, из-за угла навстречу мне появилась Флора. Прятаться было поздно. Мы столкнулись у двери, и я протянула ей письмо. Но она только таращила на меня глаза. Она не понимала, что происходит, и еще не знала, что Эдвин пропал. Мне пришлось сунуть письмо ей в руку, чтобы она взяла его.
– Вот, Флора! Это от Каролины! Важное письмо. – И я бросилась назад. Но обернулась и на бегу прокричала: – Жди от нас вестей! Скоро!
Каролина не успела уйти далеко. Когда я догнала ее, она стояла, держа на руках Эдвина и вглядываясь в рощицу.
– Похоже, там драка.
Я обеспокоено прислушалась. До нас доносились звуки ударов, падающих тел и глухие восклицания.
– Кажется, Густав дерется с Вернером.
Ждать мы не могли. Чтобы Эдвин не замерз, надо было поскорее ехать домой, в тепло. Я взяла Эдвина, а Каролина побежала вперед посмотреть, в чем дело.
Малыш Эдвин совсем затерялся в большом плаще Каролины. Наружу торчал лишь его маленький бледный носик, который то и дело вздрагивал от приступов кашля. Я торопилась, как могла. Нужно поскорее положить его в постель и дать горячего питья. В первую ночь он останется наверху, в комнате Каролины. Потом мы обо всем расскажем Свее, и она будет ухаживать за Эдвином до его выздоровления.
Около рощицы меня встретила Каролина с зажженной лампой. Драка все еще продолжалась. Я увидела две темные тени, которые молча мутузили друг друга среди деревьев. Я решила, что нам лучше не вмешиваться.
– Нет, их надо разнять! Хватит уже! Пора домой!
Громко топая, Каролина большими шагами направилась вперед, подняла фонарь и оглушительно рявкнула:
– Давай, Густав! Иду на помощь! Не подкачай!
Результат не заставил себя ждать. Вернер остановился и оглянулся, Густав ударил еще раз, видимо, промахнулся, но тут вперед с криком бросилась Каролина. Видя в темноте лишь свет фонаря, ошалев от страха, Вернер побежал и тут же скрылся из глаз. Каролина проводила его зловещим победным смехом. Было в этом смехе что-то нечеловеческое. И даже лошадь, услышав его, заржала и забила копытами, так что Густаву пришлось успокаивать ее.
Густав рассказал нам, как, увидев, что Вернер бежит к роще, он сразу понял, чем это нам грозит. Он понял, что Вернер заметил у дома неизвестных. И так как совесть его была нечиста, испугался, что ищут его, и сбежал.
Густав представил, что будет, когда в роще Вернер увидит повозку, стоящую, как по заказу, наготове. Вот шанс ускользнуть от преследователей! И он удерет в нашем экипаже, а мы останемся ни с чем! Потому-то Густав бросился за ним. Ведь он отвечал за повозку. Если ее украдут, им с Каролиной несдобровать.
Он едва успел. Вернер уже уселся на козлы. И все же Густаву удалось помешать ему: подпрыгнув, он повис на ноге Вернера и ухватился за вожжи. Лошадь чуть было не понесла. Он сам уже не помнит, как все было. Каким-то чудом он успокоил лошадь и привязал ее, одновременно отбиваясь от Вернера.
Но потом началась драка! Вернер был крупным и сильным, вдобавок он совсем ошалел от страха. Густаву пришлось нелегко. Его спасли только быстрота и ловкость. Он измотал Вернера, который к тому же был пьян и нетвердо держался на ногах. Будь он трезвым, еще неизвестно, чем бы дело кончилось. Но теперь опасность миновала. Густав получил пару шишек, из носа текла кровь, но он гордился собой.
Каролина повесила фонарь на повозку, Густав занял место кучера. Теперь он будет править. Мы с Каролиной забрались внутрь, а Эдвина положили между нами. Мы постарались устроить его поудобнее, а Густав ехал осторожно, объезжая ухабы.
Голова Эдвина лежала у меня на руке. И вдруг я почувствовала, что, хотя Густав едет очень аккуратно, наш маленький кулек вздрагивает. Слышались глухие, слабые всхлипывания, и когда я приблизила лицо к Эдвину, то увидела, что он плачет, рыдания сотрясали все его маленькое тельце. Лицо его было мокро от слез. Я сказала об этом Каролине, и она повернула его к себе:
– Эдвин, малыш, в чем дело?
Он пытался что-то выговорить, но губы не слушались его. Мы разобрали только сдавленное «мамка». Каролина крепко обняла Эдвина. Глаза ее наполнились слезами.
– Ох, милый ты мой, Эдвин, что же мы натворили? Прости меня! Теперь-то я понимаю… Как жестоко мы с тобой поступили. Мы сейчас же вернемся. Прости, я не хотела тебя огорчить.
Она постучала и сделала Густаву знак остановиться. Но, услышав, что мы хотим повернуть назад, он запротестовал: мол, мы сами не знаем, чего хотим. Неужели все зря? Разве Эдвину вдруг стало лучше?
Нет, Эдвину не лучше. И мы знали, чего хотели. Но мы не можем увезти Эдвина против его воли. Сердце разрывалось от его плача – ведь он тоже знал, чего хочет. А об этом-то мы и не подумали. Какой бы ни была его мама, он хочет к ней.
Значит, кое-что мы все-таки не учли. Мы не подумали о самом главном – о праве Эдвина решать, чего хочет он. А ведь Каролина всегда уважала желания других. Она очень раскаивалась.
Но Густав не сдавался. Он не хотел поворачивать назад. Тогда Каролина предложила ему подойти и взглянуть на Эдвина.
– А потом ты сам решишь, как нам поступить.
Густав спрыгнул с козел и взобрался в повозку. Мы подняли мальчика так, чтобы Густав мог видеть его лицо, а Каролина спросила:
– Эдвин, ты точно не хочешь ехать с нами к Свее?
Эдвин замотал головой, а из глаз его хлынули слезы.
– А к маме, домой, хочешь?
Да, ошибки быть не могло – бедняжка кивнул. И Густаву пришлось сдаться.
– Что он от нее хорошего видел, ума не приложу. – Он сказал это удивленно и грустно, и тут же повернул лошадь назад.
Итак, мы возвращаемся. Эдвин больше не дрожит, он успокоился, но все же время от времени из маленького свертка до нас доносятся протяжные всхлипывания. Каролина ласково поглядывает на него: «Как многого мы не понимаем…»
Когда мы приехали, в окне избушки горел свет. Вынув Эдвина из повозки, мы постучали. Флора тут же открыла. Она не проронила ни звука, пока мы передавали ей Эдвина.
Каролина осторожно раскутала мальчика. Едва лишь высвободив руки, он сразу протянул их к Флоре и, когда она взяла его, с глубоким вздохом положил голову ей на грудь.
Каролина попыталась все объяснить, и особенно подчеркнула, что мы действовали без ведома Свеи и собирались вернуть Эдвина, как только ему станет лучше. Поняв, что ошибались, мы раскаялись. Мы не учли, что мальчик очень привязан к матери. Нам не оставалось ничего другого, как вернуться. Мы не могли его успокоить. И когда в конце концов ему предложили выбрать, он выбрал мать.