* * *
— Грек и Цыган — на разведку: все ли спокойно? Как только вернетесь — понесем вещи. Ровно к двенадцати надо быть там. Нас будет ждать Бадаев…
— Который теперь час?
— Половина двенадцатого. У шлюпок часовым остался Митя. Понятно?
— Да.
— Пошли…
* * *
И вот сбоку откуда-то вырвалась тень, быстрая, подвижная. Режет она туман темно-серый, ногами по листьям шуршит. Вдруг тень замерла, послышался чей-то свист…
* * *
— Товарищ Куприенко! Приехали. Идет разведка. Двое…
— Их трогать не надо… Еще что?
— Груза много привезли. Будут его переносить сюда. В двенадцать, сказали, обязательно соберутся. Думают, что их в подвале ждет Бадаев…
— Еще?
— Все.
— Иди, Миша, и продолжай вместе с Костей наблюдать. Докладывайте мне подробно обо всем…
— Ладно, я пошел…
* * *
Тихо, бесшумно растаяла тень, расплылась в туманах, а вместе нее две новых тени приплыли. То остановятся они, то снова движутся, будто ищут что-то или следят за чем-то. Но в парке спокойно. Только сосны одни лохматые, как и раньше, перешептываются между собой да сова-полуночница изредка захохочет.
Тени проплыли и исчезли… Тихонько шепталась лоза…
* * *
— Все спокойно, можно идти…
— Хорошо смотрели?
— Хорошо.
— Ну так грузите на спины тюки да пошли друг за другом. Митя у шлюпок за часового. В половине первого мы уже будем тут. Вернемся. Груз забрать сразу…
* * *
Снова какие-то горбатые тени призраками движутся по парку, мнут темно-зеленую траву, выплывают из тумана. Но — так беззвучно, как перелетает та мягкокрылая сова. И чего это они расходились? Вот идут прямо в чащобу один за другим и исчезают, словно сквозь землю проваливаются. Сколько их? Раз… два… три… семь…
Притихло, замерло все вокруг. Только одна странная птица громко тенькает… И снова тени снуют в чащобе…
* * *
— По одному тихонько в подвал к самым дверям! Двоих к башне, к окну сейчас же!
— Есть!
* * *
Снова призраки проваливаются сквозь землю…
* * *
А в башне, освещенной лампой:
— Странно… Почему нет Бадаева? Что с ним? Может… Нет, не может этого быть!… Распаковывайте и приводите в порядок тюки, чтобы все легко было сплавить. Потом я вам скажу самое главное: пароль для следую…
Вдруг человек замолчал. За стеной послышался тихий, приглушенный звон…
Контрабандисты испуганно насторожились.
— Кто это? Может, Бадаев? А может… мы в западне?… — Главарь поперхнулся и затих.
Внезапно тишину резко и уверенно оборвал незнакомый голос восьмого человека — Акимова, подкрепленный двумя браунингами:
— Руки вверх! Вы арестованы!
* * *
В это время у реки:
— Костя, а Костя! Заползи сзади и изо всей силы толкни его на меня.
— Добро. Готовься… Молчание…
* * *
Контрабандисты встретили приказ по-разному: одни неуверенно начали поднимать вверх руки, другие схватились за оружие. Увидев это, Акимов быстро нырнул за дубовый косяк, и дверь мгновенно ощетинилась винтовками пограничников. Контрабандисты подняли вверх руки. Акимов голосом, не допускающим возражений, приказал:
— По одному выходите сюда! Первым ты, бородатый…
Но семь контрабандистов молча, с поднятыми вверх руками, стояли и не трогались с места. Один из них, молодой, горячий, рванулся к маленькому, обросшему мхом окошку, но оттуда его встретило грозное:
— Куда прешь? Дурило…
Молодой быстро отпрянул назад, со страхом глядя в окошко, за которым кто-то громко щелкнул затвором. Тогда бородатый, увидев, что ничего больше не остается, широко зашагал к щетине винтовок в темный коридор.
Куприенко коротко приказал:
— Связать и под охрану…
— Вторым выходи ты, черномазый! — приказал Акимов.
«Черномазый», нерешительно оглядываясь на друзей, вышел вперед, остановился у выхода, но потом, видно, пересилил себя и шагнул в темноту.
— Следующий…
Следующим был огромный широкоплечий мужчина, похожий на буйвола. Он угрюмо шагнул к дверям с поднятыми вверх руками. Его встретили не два, как прежних, а три пограничника.
Остальные контрабандисты сдались без разговоров. Когда их связали, Акимов крикнул седьмому, забившемуся за тюки:
— Эй ты, вылазь! Чего дурака валяешь? Молодой контрабандист истерично закричал:
— Черта с два! Вы меня живым не возьмете… Акимов со злостью плюнул, подошел к Куприенко,
и они стали советоваться, что делать дальше: контрабандист был вооружен, попробуй взять его за тюками без жертв!… Но тут к ним подбежал милиционер.
— Товарищ Куприенко, я сверху… Он из маленького окошка виден, подстрелить можно…
— Ну? Тогда сделаем так: поручи его подстрелить снайперу нашему, Федорчуку. Скажи, пускай в руку или ногу целится, — ответил Куприенко.
— Есть!
Несколько минут молчание, и снова резкий голос Акимова:
— Ну, сдаешься?
За тюками — тишина. Вдруг раздался выстрел. Молодой контрабандист, раненный в руку, громко ойкнул. Акимов бросился вперед и обезоружил бандита. Пограничники перевязали ему раненую руку и вывели.
— Все, — с облегчением вздохнул Куприенко.
— Да, кончили, — подтвердил Акимов, вытирая носовым платком вспотевшее лицо. — Теперь опишем вещи и — домой.
Резким свистом Куприенко собрал бойцов.
* * *
— Ух! — устало вздохнул Костик. — Вот намучил нас… И здоровый же, гад!
Миша, согнувшись, стоял рядом и вытирал кровь, капавшую из разбитого носа. У ног ребят лежал часовой контрабандистов, связанный по рукам и ногам, с заткнутым ртом. Видно, победа далась мальчишкам нелегко, но сейчас, возбужденные и радостные, они представляли себя героями.
— Ты слыхал, Миша, выстрел там, у башни?
— Слыхал.
— Кто б это стрелял, интересно? — сказал Костик, но ответа ждать не стал: контрабандист вдруг начал хрипеть, кататься по земле, и Костик бросился на него.
Миша пошел к шлюпкам. Он лазил по ним, спотыкаясь о длинные весла, и неожиданно натолкнулся на фонарь. Зажег. В шлюпках ничего не было, и Миша вернулся с зажженным фонарем к Костику.
Фонарь осветил поле их схватки с контрабандистом. Примятая, поломанная лоза, изрытая земля и, наконец, побитые носы свидетельствовали об упорной борьбе. Миша решил, что надо сообщить обо всем Куприенко, и, посоветовавшись с Костиком, побежал к башне. Но вскоре он вернулся, размахивая зажженным фонарем. Еще издали Миша весело закричал Костику:
— Ура! Наша взяла! Переловили. Все идут ко дворцу, ведем и мы «своего»…
— Ну, если так, пошли. Развяжем ему ноги и поведем, — откликнулся Костик. — Вставай, — толкнул он контрабандиста.
Хлопцы вынули у своего пленника изо рта кляп, развязали ноги. Услышав, какой оборот приняло дело, тот уже не рвался, как раньше, а неторопливо зашагал между хлопцами.
Как только они подошли ко дворцу, возле которого толпились милиционеры, красноармейцы погранотряда и арестованные контрабандисты, Миша сразу же направился к Куприенко и доложил:
— Принимайте восьмого контрабандиста! Он у шлюпок часовым был.
Куприенко окинул взглядом приведенного хлопцами контрабандиста и удивился:
— Ну? Вот молодцы, хлопцы! — И он обратился ко всем:
— Товарищи, знакомьтесь! Это герои нашей сегодняшней победы.
Хлопцы скромно стояли сбоку, освещенные неярким светом фонарей. Красноармейцы смотрели на них удивленно и радостно, контрабандисты — злобно.
Вдруг Костик, все время глазевший на контрабандистов, дернул Мишу за рукав:
— Глянь, глянь-ка! Вон знакомые наши! И… «офицер» с ними.
Раненый контрабандист с перевязанной рукой опустил голову, а бородатый, с серьгой в ухе, пошевелил плечами и переступил с ноги на ногу.
Зося, еще с утра предупрежденная, что ночью будут ловить контрабандистов, почти не спала. Увидев из окна своей комнаты толпу, освещенную фонарем, в середине которой стояли связанные люди, она сразу же растормошила сонного Федьку.
Через минуту парк огласился звуками тревожного сигнала. Испуганные, заспанные, пионеры вскакивали с постелей, торопливо одевались и выбегали на площадку перед дворцом. Зося с фонарем в руках объясняла, чем была вызвана тревога. Во главе с вожатой все направились навстречу группе, окружившей контрабандистов. Как только подошли, Зося тревожно спросила Куприенко, как все кончилось. Тот радостно засмеялся:
— Поздно вы забеспокоились. Приветствуйте своих молодцов, — показал он на Мишу с Костей, которых Зося не заметила.
Хлопцы радостно кинулись к вожатой и наперебой стали рассказывать о своих приключениях.
А затем весь лагерь проводил отряд до дороги, которая вела из парка в местечко. Куприенко остановился и пожал Зосе руку.
— Ну, друзья, идите себе спокойно домой. Мы с Акимовым еще наведаемся к вам.
…Возвращаясь во дворец, Миша и Костя горячо рассказывали про свою схватку с часовым.
— …Я его за горло схватил, а он по носу мне — бац! Костику в грудь — бац! Я жму сильнее, а он, гад, за руку зубами, — раз, и вырвался. Но Костик…
— А я ка-а-к шарахнул ему кулаком в ухо, он и сел.
— …Вот-вот, — перебил его Миша. — Шарахнул… Раз этому бандиту, а во второй — мне… До сих пор в ухе звенит!
— Где ты там разберешь! — ответил Костик, подчеркивая этим напряжение схватки.
Перебивая, поправляя друг друга, ребята рассказали про свои ночные приключения. А потом Миша вдруг обратился к Оле:
— Дала бы мне лучше носовой платок. Вон как нос распух… И Костика перевязать надо…
Оля и другие девчонки быстро и ловко перевязали мальчиков.
— А все же, Миша, я на тебя обижена, — надув губы, жалобно проговорила Оля.
— За что? — удивленно отозвался Миша.
— А почему мне не сказал обо всем тогда, на грядках? Почему? Боялся?…
— Не сказал… — виновато улыбаясь, проговорил Миша. — Нельзя было.
— Эх ты! Может, и я бы по носу контрабандиста стукнула, — горячо воскликнула Оля.
— А может, он тебя, — улыбнулся Миша.
— Пускай… Но и я бы…
Оля весело замахнулась, и Миша, будто испугавшись, отпрянул. Тогда, смеясь и подпрыгивая, она побежала к речке.
— Догоняй, Мишка!
Миша неторопливо шагнул раз, другой, как ходят взрослые, но потом не утерпел и весело крикнул:
— Берегись! Догоню!… И помчался за Олей.
ГЛАВА 6
Маленький эпилог
Через два дня в лагерь приехали пограничники-красноармейцы. Пионеры радостно выбежали им навстречу. Впереди ехал Акимов. Улыбаясь, он спрыгнул с коня и пожал руку Костику и Мише.
— Что, может, снова бандитов поедете ловить? — весело спросила Зося.
Акимов засмеялся.
— Нет, с подарками к вам.
И показал на пакеты, висевшие у его седла. Пионеры, услыхав новость, радостно зашумели:
— Пограничники с подарками приехали! Пограничники!
Красноармейцы слезли с коней и вместе с пионерами пошли в клуб на собрание.
На собрании Акимов рассказал ребятам о важности проведенной операции, о том, какую роль в ней сыграли Миша и Костя. А затем он преподнес им по красивому, словно по мерке сшитому, юнгштурмовскому костюму. Отряду Акимов вручил новый пионерский барабан, сверкающий никелированный горн и библиотечку.
— Ура! Ур-ра! — закричали пионеры.
Даже Чиж, который сперва был зол на Мишу и Костика и говорил ребятам: «Это я все… Если б не я, ничего и не было бы…» — даже он горячо аплодировал и во весь голос кричал «ура».
А когда пограничники наконец собрались ехать на заставу, пионеры их проводили к коням. Акимов обнял Мишу с Костиком и показал в глубину парка, где стояла башня.
— И не боялись вы ночью в такую чащу лазить? Миша равнодушно махнул рукой.
— Да ну, ерунда, совсем она сейчас, эта башня, не страшная.
— А раньше?
Миша слегка смутился.
— Раньше было страшновато.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ У ЗЕЛЕНОЙ ТОНИ
Таинственный взрыв
Случалось ли вам, дорогой читатель, бывать когда-нибудь на юге белорусского Полесья, на правобережье Припяти, в местах между Мозырем и Наровлей? Если случалось, вы наверняка слыхали в тех краях про такую деревеньку — Крышичи. Живописный уголок!… Вся в зелени садов и палисадников, деревня та раскинулась на высоком берегу над самой Припятью. С севера к Крышичам вплотную подступает звонкий бор, и теперь, когда здесь кто-нибудь строится, он уже ставит избу прямо в лесу, под сенью высоких столетних сосен. С запада за деревней начинаются колхозные сады, огороды, а еще дальше идут поля.
В полукилометре от Крышич, ниже по реке, от главного русла отходит в сторону заросшая лозой горловина Старицы — в незапамятные времена здесь проходило русло. Узкая вначале, Старица чем дальше, тем больше расширяется и кое-где ни по ширине, ни по глубине не уступает Припяти. Огромной полуподковой она огибает Крышичи и, не соединяясь с рекой, кончается заболоченным ивняком.
Благословенные места для любителей охоты и рыбной ловли! Летом здесь всегда пропасть уток, а зимой — зайцев. В лесной чаще за лугами водятся и косули, и дикие свиньи, а в приречных дубравах встретишь порой хозяина полесских лесов — рогатого лося.
а что до рыбалки, так лучших мест, чем на Припяти, пожалуй, и не найти. Плывешь помаленьку на челне вдоль берега, и вдруг перед тобой откроется этакий маленький тихий заливчик, весь в зарослях лозы. Как в сказочном зеркале, четко отражается в воде каждый куст, нависший над рекой, каждый листик, каждое мимолетное облачко. и вся эта картина не дрогнет, не шелохнется. Причаливай к лозе, разматывай удочки — и можешь не сомневаться, что за утро худо-бедно натаскаешь здесь ведерко окуней да плотвы. а попадись глубокая яма, глядишь, можно и сома подцепить.
Это — на Припяти. а сколько таких заветных уголков на Старице! Сколько здесь соблазнительных местечек для тех, кто любит ловить щук на живца или таскать за лодкой блестящую дорожку!…
Возле Крышич Припять течет прямо с севера на юг. Точно так же с севера на юг, вдоль реки, протянулась и деревня. Недалеко от южной околицы, над самой рекой, стоит дом Леньки Середы. Дом, как и все, досмотренный, обшитый тесом, с белыми крашеными ставнями, и двор чистый, убранный. Поглядишь на него — ни за что не скажешь, что здесь давно уже нет хозяина.
а между тем отца у Леньки в самом деле не было, лет пять уже как он помер. Простыл на реке и помер. Жили они вчетвером — Ленька, мать, дед Савостей да восьмилетняя Настенька, Ленькина сестричка.
Ленькина мать, женщина еще не старая, но словно увядшая от горя и хлопот, выпавших на ее долю, работала на ферме. Дед Савостей на работу уже не выходил, но по просьбе бригадира кое-что делал для колхоза — ладил сани, телеги, плел корзины под картошку. Под поветью у деда стоял верстак, имелись все столярные инструменты, и он слыл на деревне неплохим мастером. Нужно — он тебе и лодку сделает, и оконную раму сколотит, а однажды по чертежам смастерил даже несколько рамочных ульев для колхозной пасеки.