И, прежде чем он успевает ответить, она уже дремлет.
Валерия и Кавалерчика вызвали на заседание комитета комсомола. В пионерской комнате за длинным столом, накрытым кумачом, сидел весь вновь избранный состав комитета: Игорь Гайдуков и Стасик Станкин, соседка Валерия по парте Лена Холина, несколько незнакомых девочек. Была здесь и классная руководительница 9-го «Б» Зинаида Васильевна Котова.
Над их головами висели портреты членов штаба «Молодой гвардии». Тяжелое бархатное знамя дружины стояло возле. Лица членов комитета показались Валерию необычно торжественными, и на несколько мгновений застучало сердце: «Случилось что-то важное...»
– Хотим тебя, Саблин, утвердить вожатым. Ты как к этому? – спросил Гайдуков, новый секретарь комитета.
– Вожатым отряда пятого «Б», – пояснила Зинаида Васильевна. – Какое у вас отношение к работе, которую вам собираются доверить?
– Отношение? Что ж... – говорит Валерий кисло.
Хоть это ему и по душе – возиться с малышами и опекать их, – но, как ни странно, он не доволен, а раздосадован сейчас. После недолгих секунд, когда ему чудилось, что произошло важное и внезапное, большая перемена в его судьбе, Валерий чувствует себя так, будто у него были какие-то определенные ожидания и он в них обманут. Так бывает с ним в последнее время. В первый раз это было весной – он шел из школы по мостовой, спасаясь от капели, пробирался по бугристому ледяному насту двора, грязному насту в трещинах и каналах, по которым зима стекала в калитку на улицу, где были одни только потоки: ни снега, ни льда. Тогда он ощутил вдруг, что дома его ждет удивительная новость. Но дома было, как обычно, без перемен. Эта обычность ошарашила, почти подавила его.
Потом, летом, он как-то возвращался домой после дня, проведенного за городом, в лесу, – и опять, как весной, казалось Валерию: его что-то ждет. Однако дома с утра ничего не изменилось, а Валерий поник так, будто не сбылось обещанное.
– Валерий, – сказал Гайдуков, – вообще-то это я предложил тебя назначить вожатым... Мы с ним вышли как-то после уроков вместе, – обратился Игорь к членам комитета. – Я его от школы тяну, а он видит: малыши за школой собираются – и в момент учуял неладное. Я бы внимания не обратил, а оказалось, правда, пацаны боятся переулком идти: с них там какие-то наглецы налог взимают насильственным путем. Ну вот... Я подумал, у Саблина, как говорится, душа лежит к мальцам... Но, – обратился он к Валерию, – если это не по тебе, так мы можем другую работу поручить.
– Нет, – возразил Валерий, – не надо. Это верно по мне.
– Очень хорошо, товарищи, – сказала Зинаида Васильевна, – что Саблин берется за дело с охотой. Надо бы пояснить, какие у него будут задачи. Но сначала два слова о реплике Гайдукова. Он в своей довольно-таки короткой реплике употребил два слова, нарушающих чистоту языка. Какие это были слова? Это были слова «пацан» и «малец». Многие наши учащиеся засоряют свою речь. Мы сегодня будем обсуждать поступок Ляпунова, который в этом особенно, так сказать, преуспел. И, мне кажется, Гайдукову, секретарю комсомольского комитета, культурному юноше, не стоит пользоваться словечками вроде «пацан».
– У меня вопрос к вам, Зинаида Васильевна, – сказал Гайдуков спокойно, – каким словом я, секретарь комитета, должен заменять слово «пацан»?
– Говорите «мальчик», – немедленно отозвалась Котова.
– Хорошо, мальчик, – согласился Гайдуков.
– Дер кнабе, дас кинд! – выпалил вдруг Кавалерчик.
– Что? – не расслышала Зинаида Васильевна.
– Я просто так, – сказал Борис.
– А все-таки?
– По-немецки «мальчик» – «дер кнабе», – дружелюбно сообщил Станкин.
– По-моему, это не имеет никакого отношения к делу, – нахмурилась Котова.
– Абсолютно, – вежливо кивнул Стасик.
– Пацан лучше! – решительно произнесла Лена Холина, которая до этой минуты не проронила ни звука и только покусывала в задумчивости кончик косы.
– Лучше кого?.. – не понял Гайдуков.
– Можно мне сказать? – Лена спохватилась, что не взяла слово. – Мальчик может быть и большой и маленький. – А пацан – это именно маленький мальчик. Поэтому пацан – лучше. Точнее.
– Правильно! – дружно поддержали Лену девочки-комитетчицы. – Раз уж...
– Холина допускает ошибку, – вмешалась Зинаида Васильевна. – Вы должны учиться говорить литературным языком. И не надо свою речь бессмысленно засорять.
– Зинаида Васильевна, а «Педагогическая поэма» написана литературным языком? – кротко спросила Лена.
– Ну конечно! – тотчас ответила Котова.
– Так вот, в «Педагогической поэме» Макаренко все время называет маленьких мальчиков пацанами, – не повышая голоса, но глядя на Зинаиду Васильевну торжествующими глазами, объявила Лена. – Значит, он тоже, как я, допускал ошибку?
И все в упор, с яростным любопытством смотрели на Котову: как она станет выбираться из положения?
Котова минуту была в замешательстве. Сказать, что ошибался Макаренко, она не смела. Признаться, что ошиблась сама, – не умела.
– Давайте будем поскромнее, – сказала Зинаида Васильевна с оттенком наставительности, – не будем себя на одну доску ставить с выдающимися писателями. А лучше повнимательнее будем следить за своей собственной речью, чтоб она была чище, без вульгарных словечек... Перейдем к товарищу Ляпунову.
– Разрешите мне... – начал было Валерий, желая вступиться за Лену, но Игорь замахал на него рукой. Валерий сел.
И перешли к Ляпунову.
Оказалось, что Ляпунов называл одноклассников «ложкомойниками». Ребята не обижались, но девочкам это не понравилось. И вот Ляпунов их иначе почти и не величает – только «ложкомойницами». Девочки оскорбляются.
Члены комитета в один голос втолковывали Ляпунову, что дразнить так девочек – глупо и бессмысленно; что голова дана человеку, чтобы думать; что он, «не мозгуя, тормозит налаживание дружбы с девочками», как выразился Станкин.
Ляпунов принял нахлобучку как должное. Он не отрицал, что глупо дразнил, мало думал, безмозгло тормозил. Но особенной вины за собой, видимо, все же не чувствовал и увещевающе повторял, что оскорблять никого не хотел: просто привязалось словечко и с языка не сходит.
– Жаргонное словечко, – вставила Котова.
– Наверное, да, – подтвердил Ляпунов с видом человека, который хотя и не в курсе дела, но вполне доверяет чужой учености.
После этого Котова долго еще поучала Ляпунова. Она цитировала высказывание Ломоносова о русском языке, постановление Моссовета о поведении подростков в общественных местах, поговорку «С кем поведешься, от того и наберешься» и закон о равноправии женщин. Все это было верно: и то, что говорил Ломоносов, и то, что постановил Моссовет, и то, что вещала поговорка, и то, что провозглашал закон. Но все это было хорошо известно, а главное, едва ли касалось Ляпунова, который умел вести себя в общественных местах и на права женщин посягал ничуть не больше, чем на права мужчин. И потому он выслушал все терпеливо, но без уважения. Ребята видели это. После того как Ляпунов не «для порядка», а вполне искренне признал: виноват, – вопрос для них был исчерпан. И они томились.
Выйдя из школы, члены комитета разделились на две группы. Девочки шли немного впереди, мальчики – сзади. Иногда расстояние между ними как бы случайно укорачивалось, они шумно перекидывались несколькими фразами, а потом снова либо девочки независимо ускоряли шаг, либо мальчики небрежно отставали. (Не очень-то, мол, за вами гонимся!..)
Некоторое время шли так – не врозь и не вместе.
– Здорово Лена Зинаиду Васильевну поддела! – нарочно громко сказал Гайдуков. – Опять девчата нам умственное превосходство показали!
Польщенные девочки приостановились. Граница между группами стерлась.
– А Зинаида-то не приняла боя! – заметил Ляпунов. – Так, мной заслонилась... Лучше б меня не было, ей-богу... – Он сделал неожиданный шутовской жест: будто на себя, опостылевшего, рукой махнул.
Ребята рассмеялись.
– Она поспешно заслонилась Ляпой, – веселился Кавалерчик, – а перед нами не поставила задач! Тебе известны твои задачи, а, Валерий?
– Мне известны его задачи, – вмешался Игорь Гайдуков и преувеличенно внушительным тоном отчеканил: – Значит, так: подтянуть пятый «Б», стать опорой классного руководителя пятого «Б», покончить с разболтанностью отдельных пионеров пятого «Б». Осознал, мальчик?
– Нет, правда, ребята, пятиклассники такие разболтанные бывают, что просто возмутительно, – сказала девочка, державшая Лену под руку.
– У «Художественного» спекулируют безбожно, – пожаловался Ляпунов, закурив и затянувшись.
– Одни у «Художественного» наживаются, другие в переулке, от школы в двух шагах, малышей обирают. Слыхал?.. Игорь говорил, – вмешался Станкин.
– При чем Игорь? – рассердился Ляпунов. – Сам я, что ли, не видал этих ложкомойников?!
– Ой! Опять он! – притворно ужаснулись девочки. – Как не стыдно! Слово давал!
– Виноват, – опомнился Ляпунов, – само вырвалось... Я к тому, что...
– Постой, – прервал Гайдуков. – Где к тебе, в конце концов, прилипло это самое... то, что само вырывается?
– Слышал от одного типа, – ответил Ляпунов, – по амнистии его выпустили. С нашего двора. Там такая компания! – Ляпунов присвистнул. – На мокрое дело пошли бы – я и то б не удивился.
– А что такое «мокрое дело»? – робко полюбопытствовали притихшие девочки.
– Убийство, – снисходительно пояснил Ляпунов.
– И эти все... они, значит, у вас во дворе скрываются? – спросила, понизив голос, девочка, сокрушавшаяся по поводу разболтанности пятиклассников.
– Почему скрываются? – возразил Ляпунов. – Они по вечерам во дворе в карты режутся – всему дому слышно. Тут и употребляются, как Зинаида Васильевна называет, жаргонные словечки. А чтоб расплачиваться, им деньги нужны. Я и думаю: не они ли у малышей в карманах шарят?
– Ты предполагаешь, они рецидивисты? – осведомился Станкин.
Ляпунов в раздумье покачал головой.
– Там, по-моему, разные... – начал он и запнулся. – Ребята, только чтоб никому! По-честному!
Ребята тесно обступили Ляпунова.
– Ну? – проговорил Валерий.
И тогда Ляпунов рассказал, что «тип» пробовал его приваживать. В карты играть звал. Намекал, что можно бы здорово подзаработать...
– А зачем мне, когда мне отец, сколько прошу, дает? – прервал себя в этом месте Ляпунов.
– А если б отец мало давал? – холодно спросил Станкин.
– Все одно себя марать не к чему, – ответил Ляпунов и продолжал: – Когда я наотрез отказался, он и говорит: «Напрасно гнушаешься, из твоей же школы ребята с нами контакт держат».
Игорь и Валерий молча переглянулись.
Ляпунов снова попросил ребят не болтать.
И, как бы оправдывая настойчивость повторной просьбы, напоследок заметил:
– Жизнь-то все же одна... – Попрощавшись, он скрылся в воротах своего дома.
После этого девочки спросили, не проводят ли их мальчики до дому. Теперь ведь с каждым днем темнеет все раньше. Вопрос был задан почему-то вполголоса.
Валерий, Игорь и Стасик Станкин охотно взялись проводить девочек.
– А скажите, – обратился к девочкам Станкин, – до этого года... собственно, до того, как мы стали учиться вместе, у вас в школе и правда все было замечательно? Тишь да гладь?..
– Тиши... то есть тишины, может быть, было действительно больше, – сказала одна из девочек.
– И скуки, – добавила Лена. – Успеваемость, средний процент успеваемости... – произнесла она монотонно и сделала гримасу.
– Но с дисциплиной небось гладко? – спросил Валерий.
– Да ничего, – сказала неохотно Лида Терехина. – По-всякому...
– А вы между собой не дрались? – осведомился Гайдуков с большим любопытством.
– Это-то нет. Но вообще...
– Для чего вспоминать?! – перебила Лена.
Все замолчали. Видя, что девочки немного приуныли, мальчики попытались возобновить полушутливый и веселый разговор, который завязался вначале.
– Дети! – предложил Гайдуков. – Повторим наказ новоиспеченному. Итак... – Игорь окинул всех взглядом, как дирижер, проверяющий готовность оркестрантов. – Итак: задача Валерия – добиться, чтоб пятый «Б» был достоин нашей школы, которая уже много лет служит...
– ...примером всем школам района! – хором закончили девочки эту хорошо знакомую фразу.
...Когда ребята по очереди довели до самых дверей всех девочек, кроме Лены, Гайдуков толкнул в бок Станкина и сказал:
– Лена, мы со Стасиком немного торопимся. Одно дело у нас... Так тебя Валерий один проводит. Охрана вполне надежная: боксер высокого класса!
И Валерий внезапно остался с Леной наедине.
– Ты на самом деле боксер? – с интересом спросила Лена.
– Учусь пока, занимаюсь в секции.
– Давно?
– Год.
Она оглядела его профиль.
– Говорят, у всех боксеров носы приплюснутые, – сказала Лена, – а у тебя, по-моему, обыкновенный, курносый.
– Не сломали еще, – пояснил он сухо.
– Удалось сберечь?
Разговор о собственном носе, сбереженном и курносом, был для Валерия отчаянно труден.
– Да, – ответил он. – Вот я хотел тебя спросить... – Он еще не знал в эту секунду, о чем спросить, но «переменить пластинку» нужно было немедля. – Действительно, Макаренко называет мальчишек пацанами?..
Лена в упор посмотрела на Валерия так, будто он совершил нечто невообразимое, непростительное.
«Что такое?» – встревожился он.
Затем она чуть улыбнулась, как человек, еще надеющийся, что, может быть, услышанное – не дурная новость, а просто глупая шутка.
– Ты разве не читал «Педагогическую поэму»?
– Не читал. Слыхал про нее, конечно, а так что-то не попадалась.
– Ну, понятно, – сказала Лена пренебрежительно.
Странно! Она больше ничего не добавила, шла по-прежнему рядом, но все переменилось. Он чувствовал себя уже не спутником и защитником Лены, а так, словно непрошеный увязался за нею. Ему было очень неудобно идти и молчать. И так же нелегко – заговорить.
– Что же, без этой книжки, – выдавил из себя Валерий, – и прожить нельзя? – И ухмыльнулся, заботясь больше всего о том, чтобы не было заметно его смущение.
Лена тотчас отчужденно ответила:
– Смотря как прожить!..
Валерий не преминул бы съязвить в свою очередь, но не успел: Лена остановилась.
– Ну, я уже пришла, – сказала она. – До свидания.
Оказалось, что напротив – ее подъезд. Ему было знакомо это высокое, темно-серого камня здание с выпуклыми римскими цифрами на фронтоне. Цифр было так много, что на ходу Валерию никогда не удавалось вычислить, в каком году дом воздвигнут.
– До свидания, – ответил Валерий и таким тоном, словно делает Лене уступку, добавил: – Ладно, книжку я прочитаю.
Лена пожала плечами и направилась к своему подъезду. На ходу обернувшись, она безразлично проронила:
– Могу тебе дать.
– Если можешь, пожалуйста. Я читаю быстро.
– Ну, зайди на минутку.
– Лучше вынеси...
Все-таки он поднялся с нею в лифте на пятый этаж, но в квартиру не вошел, а остался ждать на лестничной площадке. Через минуту Лена вынесла ему книгу и, слегка кивнув, сразу затворила за собой дверь.
На улице Валерий открыл портфель, но толстая книга не влезала в него. Тогда он вынул из портфеля несколько учебников, и «Педагогическая поэма» поместилась. Учебники Валерий зажал под мышкой.
В этот день учителя не раз обращали внимание на то, что Саблин очень рассеян. И недаром. Он думал только о предстоящей встрече со своими пионерами. Даже тогда, когда вопрос учителя бывал так прост, что руки дружно поднимали все, Валерий продолжал сидеть с безучастным видом. Единственный ученик, не тянувший вверх руки, бросался, конечно, в глаза. Сначала Валерия вызвал к доске физик, в результате чего напротив фамилии Саблина появился в журнале вопросительный знак, похожий на недописанную двойку. Затем ему предложила отвечать Ксения Николаевна. Это было досаднее всего, потому что перед нею ему особенно не хотелось срамиться.