- Дядя Глеб, а вы же говорили, что королева царствует, а не управляет, управляет страной премьер-министр. Почему же тогда посол везет свою грамоту ей, а не премьер-министру?
- Ты, сэр, хочешь королеву совсем безработной сделать, а она, между прочим, как тебе известно, немалую зарплату получает под названием "цивильный лист". А грамоту она передаст министру иностранных дел и забудет о ней. Посол в дальнейшем будет иметь дело именно с министром или в особых случаях с премьером, а королеву будет встречать раз или два в год на больших приемах да в театре.
- Непонятно, зачем тогда англичанам короли, которым надо платить по стольку денег.
- Традиции, сэр, традиции, у англичан это святое дело.
Люди вокруг нас почему-то дружно обернулись к крыльцу тринадцатого дома и заулыбались. Мы тоже последовали их примеру и увидели на крыльце человека во фраке, цилиндре и полосатых брюках. Чувствовалось, что ему не по себе в таком наряде.
- Ого, - весело сказал дядя Глеб, - да ведь это Аркадий Андреевич!
Аркадий Андреевич, будто артист в театре, приподнял свой черный цилиндр и слегка поклонился зрителям. Раздался смех и аплодисменты.
- Это кто? - спросил я.
- Один из советников посольства.
- Они что, послу советуют?
- Точно. А иначе откуда бы такое название? Вернее звание. Советник - третье по старшинству звание после посла и советника-посланника. Затем идут секретари - первые, вторые и третьи. А в самом низу атташе. Причем "атташе" может быть звание, самое младшее, как я уже сказал, а может быть должность, и тогда первый секретарь может выполнять обязанности атташе, скажем, по печати. А военный атташе тот вообще генерал. Уразумел, сэр?
- Уразумел.
Тут я услыхал папин зов:
- Виктор! Быстро сюда!
Он в этот момент разговаривал со спустившимся вниз Аркадием Андреевичем. Подойдя, я сразу сообразил, что становлюсь жертвой очередной папиной фотографической "задумки".
Аркадий Андреевич, зачем-то оглянувшись на дверь посольства, снял цилиндр, протянул его папе и попросил:
- Только чтоб мгновенно.
Папа нахлобучил цилиндр на мою голову, насадил мне на нос чьи-то очки - из-за слишком длинных дужек они сразу съехали на самый кончик, - поставил меня так, чтобы кареты оказались за моей спиной, и нащелкал не меньше десяти кадров.
На крыльце появилось еще несколько человек в таких же нарядах, как Аркадий Андреевич. Он снял с меня цилиндр и водрузил на себя.
Вся группа во фраках, разделившись, влезла по откидным ступеням в кареты. Папа схватил меня за руку и потащил за собой. Без всяких объяснений посадил меня в свою машину и рванул с места, как гонщик. Я-то думал, он боится опоздать домой к обеду, чтобы мама не сердилась, но мы приехали не на Холланд-парк, а к королевскому Букингемскому дворцу.
Торопился он не зря. Мы встретили кареты с послом и прочими у самого въезда во дворец на широкой аллее с красноватым асфальтом, которая вела через Сент-Джеймский парк от Трафальгарской площади прямо к воротам Букингемского дворца. Кареты двигались уже не сами по себе, а в сопровождении отряда конных гвардейцев. Папа, велев мне стоять на одном месте, чтоб не потеряться, бегал с аппаратом туда-сюда и наснимал целую пленку.
Домой я в этот день попал с трехчасовым опозданием. Папа, высадив меня, без обеда укатил обратно в посольство. Когда я рассказал маме, по какой причине я так запоздал, она очень расстроилась, что папа не догадался быстренько съездить за ней, чтобы и она тоже увидела редкое зрелище.
Когда через несколько дней папа показал мою фотографию - там, где я в цилиндре и очках, - мама долго ее разглядывала, смеясь и повторяя:
- Сущий мистер Пиквик, ну просто вылитый Пиквик...
Этот снимок папа увеличил, вставил в рамку и прикрепил к стене в столовой. Приходившие к нам обязательно обращали внимание на мой портрет и говорили, что папа вполне мог бы стать профессиональным фотографом.
13. В АНГЛИИ ЕСТЬ ФАШИСТЫ!
Едва переступив порог дома после школы, я услыхал в столовой папин голос:
- Ах, мерзавцы! Вот ведь мерзавцы!
- Что случилось? - спросил я у мамы.
- По телевизору только что сообщили, что какие-то негодяи пытались взорвать могилу Карла Маркса на Хайгейтском кладбище.
Папа рассказал, что фашисты подложили взрывчатку под бронзовую часть памятника, но совсем уничтожить его не смогли, только повредили.
- Фашисты?! - переспросил я. - Папа, откуда в Англии фашисты? Они были в Германии и в Италии, их разбили в 1945 году, а главных фашистов судили и казнили в Нюрнберге.
- Да, Витя, главных фашистов судили. И все-таки их еще хватает на белим свете, в том числе и в доброй старой Англии. Те, кто надругались над могилой Маркса - и заметь, не впервые, - не считают нужным скрывать свое мировоззрение. На постаменте масляной краской намалеваны свастики - вместо подписи, так сказать. Ах, какие мерзавцы! - снова воскликнул он и закончил: - Вот что, давайте съездим на Хайгейтское кладбище, посмотрим.
- Пап, - попросил я, - а можно, я Вовку позову?
- Зови, - ответил папа.
По пути папа купил цветы и вечернюю газету, полистал ее, показал маме и передал нам с Вовкой:
- Смотрите и запоминайте.
Голова Маркса была сфотографирована сбоку, чтобы показать, как поврежден нос, а по гранитному постаменту, как пауки, ползли свастики.
Среди толпившихся у могилы англичан мы увидели хмурого дядю Алешу. Он о чем-то беседовал с пожилым человеком в допотопных круглых очках и такой же допотопной черной, с загнутыми вверх полями шляпе. Дядя Алеша делал заметки в блокноте. Видимо, он готовился написать о совершившемся здесь преступлении.
В воздухе все еще чувствовался запах масляной краски. Мы обошли вокруг оскверненного памятника. Массивная бронзовая голова покоилась на прямоугольном гранитном постаменте с выбитыми на нем словами Маркса: "Ученые пытались объяснить мир, а дело заключается в том, чтобы его изменить".
- Памятник стоит на месте перезахоронения. Первоначально могила была там, - папа указал на травянистую площадку метрах в десяти позади памятника.
У его подножия лежала груда свежих цветов, которая продолжала расти на наших глазах: то и дело подходили люди и клали новые букетики. Под ними очень скоро совершенно скрылись наши розовые гвоздики.
Подошел дядя Алеша и, как всегда, погладил меня по голове, будто мне все еще пять лет.
- Напишешь? - спросил папа.
- Короткую информацию я уже передал, чтобы успеть в завтрашний номер. А сейчас я говорил с председателем комиссии по наблюдению за могилой, хочу подробно написать об истории создания памятника и обо всех случаях, когда его хотели уничтожить.
- Хоть раз кого-нибудь поймали?
- Скотленд-Ярду некогда заниматься такими "пустяками".
- Значит, и сейчас все пройдет безнаказанно?
- Скорее всего. Хотя, если бы полиция всерьез проявила усердие, этих мерзавцев нашли бы в два счета. Сыщики у них в самом деле классные, да и по почерку сразу видно, где нужно искать. Убежден, что тут действуют не отдельные выродки, а организация. Вполне возможно, что виновных следует искать неподалеку от вашего дома.
- То есть?
- Штаб-квартира английской фашистской партии находится в десяти минутах ходьбы от вас.
- Значит, они действуют легально? А я, признаться, думал, что после войны они уже не смеют поднять голову. Это что же, осколки старой банды Мосли или что-то новое?
- Пап, а кто такой Мосли? - спросил я.
- Маленький английский Гитлер, который перед войной создал здесь фашистскую партию и получил за это благодарность от настоящего Гитлера. Сообщники Мосли носили форму гитлеровских штурмовиков и нарукавную повязку со свастикой.
- Так вот прямо и ходили по Лондону?
- Нет, конечно. В форме они маршировали на парадах, которые Мосли устраивал в своем поместье. Он был богатым.
- И даже лордом, - подсказал дядя Алеша. - Нынешние фашисты к Мосли прямого отношения не имеют. Эта шайка возникла уже после войны. Их первым фюрером был мелкий клерк по фамилии Джордан. Никто бы о нем никогда не услышал, но за него вышла замуж французская баронесса из миллионерского семейства, оголтелая поклонница Гитлера. Вместо креста на золотой цепочке носила золотую свастику. Но потом Джордан ей надоел, и она уехала обратно во Францию. А его сместили сообщники.
Дядя Алеша посмотрел на часы, помолчал, что-то прикидывая, и предложил:
- Знаете что? Мне все равно ехать в посольство, сделаем небольшой крюк, и я вам покажу это осиное гнездо.
Дядя Алеша не преувеличивал - фашисты окопались совсем рядом с Холланд-парком. Мне казалось, что их штаб должен быть черного или коричневого цвета, а он оказался ядовито-синим, я такого оттенка домов больше не видел. Окон на первых двух этажах не было, их прикрывало листовое железо. На третьем этаже окна прятались за толстыми решетками. Под ними тянулись красные, будто выведенные кровью буквы: "Национал-социалистская партия". По обеим сторонам надписи кровянели две огромные свастики.
Предосторожности фашисты предпринимали не напрасно. Все четыре незащищенных окна четвертого этажа зияли разбитыми стеклами. И, похоже, случилось это недавно: на тротуаре валялись неубранные осколки и половинки кирпича. По синему фасаду расплылись неправильными звездами разноцветные пятна, - видно, кто-то кидал бутылки с краской. Первый этаж украшало гигантское черное слово "рэтс" - "крысы".
- Свеженькие, - указал на стекляшки дядя Алеша.
- Думаешь, успели им отплатить? - спросил папа.
- Ну, разве это отплата за то, что они натворили! Просто кто-то засвидетельствовал, что называется, свое почтение.
- Что-то не похоже на англичан, а?
- А окна, по-твоему, ветром выдуло?
- Тоже не похоже, - засмеялся папа.
- То-то и оно-то. Состоять в этой вот, с позволения сказать, партии - это, ты считаешь, на англичан похоже? Ты говоришь об англичанах как едином целом, а они, как и все прочие, представляют собой спектр. От коммунистов до, как видишь, национал-социалистов.
- Убедил. А все-таки любопытно было бы посмотреть, что там внутри этого синюшного сооружения.
- Я там был, - просто сказал дядя Алеша.
Пока мы шли к машине, дядя Алеша рассказал о своей встрече с живыми английскими фашистами. Их было двое - один пожилой, уже плешивый, а второй совсем юный, лет восемнадцати. Оба в форме коричневая рубашка, кожаная портупея через плечо, бриджи с сапогами и красная нарукавная повязка с черной свастикой. Дядя Алеша выдал себя за скандинавского журналиста, иначе его не впустили бы внутрь.
Видел он лишь кабинет на первом этаже, который был у них вроде приемной. Там пол, мебель, письменный стол - все черного цвета. А на стенах - портрет Гитлера и картина с марширующими штурмовиками. Дядя Алеша сказал, что ему все время казалось, что какая-то машина времени взяла и забросила его лет на тридцать пять назад. Плешивый штурмовик, не моргнув глазом, признал, что, в общем, они ученики немецкого фюрера.
- Просто не верится, - развела руками мама. - В наше время.
14. РЕЗИНОВЫЕ ПУЛИ
Как я уже упоминал, кроме учительницы английского языка, приехавшей, как и остальные, из Москвы, с нами раз в неделю занимался настоящий англичанин мистер Хатчинсон. Он должен был помочь нам усвоить английскую разговорную речь, поэтому на его уроках мы почти не писали, а только беседовали на самые разнообразные темы. Мистер Хатчинсон предпочитал, чтобы ученики сами что-нибудь рассказывали, а он поправлял ошибки в произношении фраз. Не возражал он и если мы начинали осаждать его вопросами.
Думаю, что мистера Хатчинсона не приняли бы за француза или, скажем, немца, было в нем что-то, сразу выдававшее его английское происхождение. А может, мне так стало со временем казаться. Свои довольно длинные рыжеватые, как у многих англичан, волосы он зачесывал набок, а сзади они закрывали почти весь воротничок. Лицо у него худое, со впалыми щеками, но свежее. Одет он обычно в зеленоватый твидовый пиджак с зеленым же, в коричневую полоску галстуком. За весь год я не слышал ни разу, чтобы он повысил голос на кого-то из своих учеников, хотя, честно говоря, мы, пользуясь его невозмутимостью, не раз устраивали из уроков базар. Однажды даже директор поставила вопрос о дисциплине на уроках мистера Хатчинсона на родительском собрании.
Я слышал, как папа рассказывал маме об этом собрании. Он спросил мистера Хатчинсона, не нужна ли ему какая-то конкретная помощь родителей, а тот ему сказал: "Благодарю вас. По сравнению с теми, кому я преподаю остальные пять дней, ваши дети - ангелы". И наши собеседования по-прежнему проходили шумно, но в самой дружелюбной обстановке.