Однако сын вдовы оказался прекрасным воином, и вскоре стало ясно, что шетландский правитель ему уступает.
И тут Черный Родерик, словно забыв о своих тайных планах, закричал:
— Убей, убей его! Он заслужил смерть!
И в то же мгновение голова правителя Шетландских островов упала на песчаный берег. Только тогда сын вдовы вдруг опомнился. Ему стал отвратителен поступок, который он совершил в пылу боя. Он совсем не хотел убивать своего благородного противника: он собирался только ранить его в честном поединке.
В гневе обернулся он к своему господину.
— О низкий Макнейл! — воскликнул он. — Смотри, что ты заставил меня совершить! Это твоя вина, что я убил невинного человека. Убирайся отсюда или, даю слово, я убью тебя! Теперь я шетландский лорд, и ты не получишь с моих островов ни пенни, ни травинки, ни самой худой овцы!
Черный Родерик обратился было за помощью к своим воинам, но те тоже отступились от него. И ему не оставалось ничего больше, как бежать к своей галере. Вот как опозорил он славное имя Макнейлов.
Домовой из Хилтона
Давным-давно жил в Хилтон-Холле один брауни, то есть домовой, — самый проказливый из всех домовых на свете. По ночам, когда слуги расходились спать, он все переворачивал вверх дном. Сахар насыпал в солонки, в пиво бросал перец, опрокидывал стулья, столы ставил ножками вверх, выгребал горячие угли из каминов — словом, пакостил, как мог. Но порой он приходил в хорошее расположение духа, и вот тут-то!..
— Постойте, а кто это — домовой! — спросите вы.
Домовой, он вроде нечистого духа, только не такой коварный, как черт… Да неужто вы не знаете, что такое «нечистый дух» и «черт»? О господи! Чего только не творится на белом свете! Так знайте же, домовой — это смешное крохотное существо, получеловек, полуэльф, весь волосатый и с острыми ушками.
На чем же я остановился? Ах да, я начал рассказывать, как домовой из Хилтон-Холла вытворял бог знает что. Но если служанки оставляли ему миску сливок или медовую лепешку, домовой в благодарность убирал за них со стола и приводил в порядок всю кухню.
Вот как-то поздно ночью служанки долго не ложились спать и вдруг услышали шум в кухне. Заглянули туда, видят — домовой раскачивается на цепочке вертела и приговаривает:
О, горе мне! Горе!
Не упал с ветки желудь,
Что станет дубочком,
Что пойдет на люльку,
Где заснет ребенок,
Что станет мужчиной,
Что меня уволит!
О, горе мне! горе!
Служанки сжалились над беднягой и спросили птичницу, как им «уволить» брауни, то есть сделать так, чтобы он смог уйти из этого дома.
— Проще простого, — ответила птичница. — Подарите домовому за труды что-нибудь добротное, прочное, и он тут же исчезнет.
Вот сшили служанки из лучшего зеленого сукна плащ с капюшоном и положили его у камина, а сами стали ждать, что будет. И вдруг смотрят: подошел домовой к камину, увидел плащ с капюшоном, надел его на себя да как примется скакать по комнате на одной ножке. Сам скачет, сам приговаривает:
Плащ с капюшоном я беру,
И отныне будет мой.
Теперь не станет помогать вам
Хилтонский домовой!
Сказал это домовой и пропал. И больше его никогда не видели.
Синяя шапочка
Жил на полуострове К
И он пошел по тропинке, которую едва мог различать, думая, что это та самая, по какой он пришел в лес, и что она уж наверное доведет его до Арделва. Но очень скоро он понял, что ошибся, так как тропинка вывела его из леса на какое-то незнакомое место у подножия холма, и к тому времени, когда сгустились сумерки, он окончательно сбился с пути.
Бедняга хотел уж закутаться поплотнее в плед и провести остаток ночи, спрятавшись в вересковых зарослях, как вдруг заметил вдали мерцающий огонек. Он поспешил на огонек и, подойдя поближе, увидел, что это горит свет в окошке полуразвалившейся каменной хижины, какими пользуются пастухи, когда выгоняют скотину на летнее пастбище.
«Кажется, мне повезло, — подумал Эйн. — Здесь можно будет и переночевать, и у горящего очага погреться».
И он громко постучал в покосившуюся дверь.
К его удивлению, никто не ответил.
«Кто-нибудь же там должен быть, — рассуждал Эйн. — Ведь сама по себе свеча не горит».
И он еще раз постучал в дверь. И опять ему никто не ответил, хотя на этот раз он явственно расслышал в хижине чьи-то приглушенные голоса.
Тут Эйн рассердился и крикнул:
— Что вы за люди, коли не хотите впустить усталого путника погреться у очага в такую холодную ночь?
В доме послышались шаркающие шаги, дверь приоткрылась — ровно настолько, чтобы пропустить кота, — и высунулась голова дряхлой старушонки, которая внимательно оглядела рыбака.
— Так и быть, можешь остаться здесь на ночь, — пробурчала она недовольно. — Поблизости нет другого жилья. Заходи и устраивайся у огня.
Она пошире открыла дверь, впустила Эйна, а потом захлопнула за ним покрепче. Посреди тесной хижины в очаге жарко горел торф, а по обе стороны от огня сидели еще две старухи. Старухи ни слова не сказали Эйну. Та, которая открыла ему дверь, показала рукой на очаг, и он, закутавшись в плед, лег у огня.
Однако заснуть Эйн не мог. Что-то странное почудилось ему в самом воздухе этого убогого дома, и он решил, что, пожалуй, здесь надо держать ухо востро.
Немного погодя старухи поглядели на него и, видно, решив, что их незваный гость уснул, остались очень довольны. Одна старуха поднялась тогда и направилась к большому деревянному сундуку, стоявшему в углу хижины. Эйн лежал не шелохнувшись и смотрел, как старуха приподняла тяжелую крышку сундука, достала из него синюю шапочку и очень торжественно надела ее себе на голову. А затем проквакала скрипучим голосом:
— В Карлайл!
И прямо на глазах у изумленного рыбака исчезла, словно ее и не было.
Следом за ней и другие две старухи подошли к сундуку, достали каждая по синей шапочке, надели их себе на голову, прокричали:
— В Карлайл! — и были таковы.
Не успела третья старуха исчезнуть, как Эйн вскочил со своего жесткого ложа и тоже подошел к сундуку. Приподняв крышку, он увидел на дне еще одну синюю шапочку. Легко представить себе, как разбирало бедного рыбака любопытство. Ему до смерти захотелось узнать, куда же девались три старые ведьмы.
Поэтому нет ничего удивительного, что он тоже напялил себе на макушку синюю шапочку и смело крикнул, точно как три старухи:
— В Карлайл!
И тут же каменные стены убогой хижины словно раздвинулись, и его закрутило, завертело и понесло как на крыльях с неописуемой быстротой. А затем он плюхнулся — ну, куда бы вы думали? — на пол! И, оглядевшись, увидел, что очутился в огромном винном погребе рядом с тремя старыми ведьмами, которые тоже сидели на полу и потягивали из бутылок винцо.
Однако как только старухи заметили его, они побросали свои бутылки, вскочили и, прокаркав: «Домой, домой, в Кентрой!» — тут же исчезли.
На этот раз Эйну почему-то не захотелось последовать за ними. Он тщательно обследовал все бочки и бочонки в погребе, все бутылки и бутыли, пробуя тут и там по глоточку, а потом прилег в уголке и заснул крепчайшим сном.
А погреб этот, куда судьба таким странным способом забросила Эйна, принадлежал самому епископу Карлайлскому и находился под его замком в Англии. Утром слуги епископа спустились в погреб, за вином и пришли в ужас от того беспорядка, какой там нашли: повсюду валялись пустые бутылки, а из некоторых бочек вино лилось прямо на пол.
— Я давно замечаю, что пропадают бутылки с вином, — заявил главный эконом замка, — но такого наглого воровства я еще не встречал.
Тут один из слуг увидел спящего в углу Эйна в синей шапочке на макушке.
— Вот вор! Вот вор! — закричали все.
Эйн проснулся и почувствовал, что руки и ноги у него крепко связаны.
Беднягу повели к епископу, сорвав предварительно с его головы синюю шапочку, потому что, как сами понимаете, было бы непочтительно предстать перед его преосвященством с покрытой головой.
Несчастного Эйна судили и приговорили к сожжению на костре за воровство. И вот посреди базарной площади в Карлайле вбили высокий деревянный столб, набросали вокруг него побольше сухого хвороста и привязали приговоренного к столбу. Народу на площади собралось больше, чем в базарный день под праздник.
Эйн совсем уж смирился с горькой судьбой и готовится героически встретить свой последний час, как вдруг в голову ему пришла счастливая мысль.
— Последнее желание! Последнее желание! — закричал он. — Я желаю отправиться на тот свет в синей шапочке!
Последнее желание узника, как полагается, было исполнено. Но только Эйну надели на голову его синюю шапочку, как он смело крикнул:
— Домой, домой, в Кентрой!
И к великому изумлению честных жителей Карлайла, в тот же миг и узник, и столб, к которому он был привязан, исчезли. Больше их в Англии никогда и не видели.
Когда Эйн очнулся, он обнаружил, что лежит на склоне холма у опушки леса, что тянется между Тотэгом и Гленелгом. Однако никакой хижины трех старых ведьм не было и в помине. Туманная ночь давно сменилась ясным солнечным днем. Эйн увидел невдалеке старого пастуха и окликнул его:
— Будь добр, помоги мне отвязаться от этого проклятого столба!
Пастух подошел и помог Эйну освободиться.
— Кто же это привязал тебя? — спросил пастух.
Эйн бросил печальный взгляд на столб и тут только заметил, что это прекрасный ствол дерева, совершенно прямой и крепкий, и тогда он вспомнил, зачем он забрел в лес, так далеко от своего дома.
— Видишь ли, я давно ищу подходящий гладкий ствол, чтобы сделать новый киль для моей лодки. И наконец нашел. Мне его сам епископ Карлайлский подарил! А вчера был туман, и, чтобы не потерять его, я привязал его к себе. Понимаешь?
Пастух объяснил Эйну, как найти дорогу на Арделв, и Эйн, насвистывая веселую песенку, отправился домой.
Крошечка
Жила-была крошечная старушонка. Жила она в крошечной деревеньке, в крошечном домике. Как-то раз надела крошечная старушонка крошечную шляпку и вышла из своего крошечного домика крошечку погулять. Крошечку прошла крошечная старушонка и оказалась у крошечной калиточки. Открыла она крошечную калиточку и попала на крошечное кладбище. Пошла крошечная старушонка по крошечному кладбищу, видит — на крошечной могилке крошечная косточка. Вот и говорит крошечная старушонка своей крошечной особе:
— Сварю-ка я себе из этой крошечной косточки крошечку супа на крошечный ужин.
Положила крошечная старушонка крошечную косточку в свой крошечный карманчик и побрела к своему крошечному домику.
А когда крошечная старушонка вернулась в свой крошечный домик, она почувствовала себя крошечку усталой. Спрятала она крошечную косточку в крошечный буфетик и взобралась по крошечной лесенке на свою крошечную кроватку.
Но не успела крошечная старушонка крошечку поспать, как из крошечного буфетика послышался крошечный голосок:
Крошечная старушонка крошечку испугалась, спрятала свою крошечную головку под крошечные простынки и опять заснула.
Но не успела крошечная старушонка еще крошечку поспать, как снова послышался из крошечного буфетика крошечный голосок, только уже крошечку громче:
Крошечная старушонка испугалась крошечку больше и крошечку дальше спрятала под крошечные простынки свою крошечную головку.
Но не успела она еще крошечку поспать, как крошечный голосок из крошечного буфетика снова раздался крошечку громче:
Крошечная старушонка испугалась еще крошечку больше, но все-таки высунула из-под крошечных простынок свою крошечную головку и что есть силы крикнула крошечным голосочком:
Джон Рид и русалка
Джон Рид был купцом и судовладельцем. Нагрузив свой большой шлюп товаром, он шел по морю в любую погоду от берегов северной Шотландии в Голландию и обратно.
Дела его процветали, он быстро разбогател и чувствовал бы себя совсем счастливым, если бы…
Если бы не несчастная любовь.
Он влюбился в красавицу Эллен Ст
Одна за другой погасли ночные звезды, взошло солнце, отбросив огненную дорожку на воду. Но Джон Рид ничего не замечал вокруг и не видел, как красив восход. Он думал о красавице Эллен, и только она стояла у него перед глазами.
Взбираясь на высокую скалу, он вдруг услышал чье-то пение. Джон Рид кинул взгляд на море, думая, может, это одинокий рыбак веселит себя ранней песней.