Поль Берна
Десять воробьёв и красный слон
Габ
Первым сшибло Зидора — лошадь и Татав прокатились по нему, как две бочки. Правое колесо зацепило Мели, левое — Берту, и обеих девочек поволокло по ухабистой дороге Чёрной Коровы. Татав, выброшенный из седла, приземлился на правую руку, подскочил и перелетел через колючую проволоку — теперь уже головой вперёд. Надёжно защищённый со всех сторон слоем жира, он благополучно спланировал и, рухнув среди маргариток, заревел как телёнок, держась за расшибленный локоть.
А вот лошадь — извините… Бедняга на полном ходу врезалась в телеграфный столб на перекрёстке. Серое туловище треснуло вдоль и распалось на две половинки, как перезрелая дыня, и в разные стороны так и брызнули всякие железки.
— Разлетелась вдребезги! — определил Габи, тоже, как вы догадываетесь, не оставшийся невредимым: ему засветило в челюсть увесистым болтом.
Ферн а н Ду э н насчитал девяносто восемь обломков всевозможных размеров и форм, включая втулку, которую малыш Бонбон взял себе на память о покойном чудовище.
Мадам Фаб е р, мать Мари о н, жившая ближе всех, оказала первую помощь раненым и вдобавок всех напоила горячим шоколадом. В общем, слёзы высохли быстрее, чем кровь.
Итак, бедная лошадка обратилась в прах, и Десятка большого Габи погрузилась в траур. Особенно остро боль утраты ощущалась в часы досуга, которые теперь нечем было занять. Крутой склон улицы Маленьких Бедняков утратил всякую привлекательность, и компании, разумеется, пришлось откочевать на новые земли.
После школы Жу а н-Испанец знакомил своих товарищей с полугородскими, полудеревенскими дебрями Малого Лювинь и , где, по утверждению цыганёнка, вполне можно было найти чем поразвлечься. Но разве могло что-то сравниться с погоней за сокровищем на лошади из папье-маше? С тем, как потом, оккупировав одну из скамеек на площади Теодор-Бранк, взахлёб обсуждали каждую скачку? Отсюда хорошо просматривались расходящиеся от площади оживлённые проспекты, а в перспективе Железнодорожной улицы можно было любоваться снующими туда-сюда пригородными поездами и проносящимися мимо скорыми Париж — Мел е н или Мелен — Париж.
Берта и Мели подвинулись, освобождая Татаву место в серёдке. В сущности, все десятеро любили друг друга, даже когда ссорились. Жёлтая собачка Марион, Фиф и , которую та привела с собой, по команде хозяйки вскочила к ней на колени. Эта маленькая собачонка была талисманом компании.
— В чего играем? — тихонько спросил негритёнок Крик э Лярик э из квартала Бак ю с.
— Ни в чего! — огрызнулся Зидор. — Все пять дней, что у меня ноги в рубчик, каждый вечер — та же нудятина: ах, что бы нам найти, чтоб не хуже лошади?
Все мальчики тяжело вздохнули. Девочки только пожали плечами и скривили губы: последний подвиг трёхколесного чудища изрядно охладил их чувства. Ну её, эту лошадь, нет — и не надо.
— Вы же сейчас жалеете не о лошади, — сказала Марион своим певучим голосом, — не столько о самой лошади, сколько о том приключении со ста миллионами, из-за которого нам шесть недель было не до скуки. Но вычтите лошадь — приключение всё равно останется.
Сидевший рядом с ней Фернан Дуэн, хозяин покойной лошади без головы, встрепенулся и кивнул.
— Это ты к чему? — спросил Габи.
— Хорошие приключения выпадают только тем, кому не лень их искать, — объяснила Марион, улыбаясь. — Чем болтаться просто так по Малому Лювиньи, лучше действовать организованно. Загадок кругом полно: смотрите в оба, держите ухо востро — и, спорю на что хотите, не пройдёт и двух дней, как мы нападём на след чего-нибудь интересного, не хуже той истории с лошадью.
Ребята удивлённо переглянулись.
— Она права! — вскричал Габи, загоревшись. — С завтрашнего дня после школы расходимся: каждый идёт в свою сторону и прочёсывает какой-нибудь квартал, отмечая всё, что достойно внимания. В полседьмого — семь собираемся в подходящем месте, и каждый отчитывается. Если кто-нибудь наткнётся в своём обходе на нечто странное, все идём по этому следу. Согласны?
Зидор и Жуан-Испанец потирали руки, предвкушая потеху. Так-то оно веселее!
— А как отличить странное от нестранного? — очень серьёзно спросил малыш Бонбон.
Габи свирепо глянул на карапуза, однако сдержался.
— Вот слушай, Бонбон, — принялся он как можно терпеливее ему растолковывать, — знаешь клош
Фернан заметил один из огромных красных грузовиков, принадлежащих предприятию Болла э ра, который быстро катился по проспекту Нового квартала. Этот грузовик уже попадался ему здесь на глаза и вчера, и позавчера в такое же время. Красный мастодонт — двенадцатитонный «Берль е » — сбавил скорость перед перекрёстком. Проезжая мимо сквера, где десять ребятишек возбуждённо жестикулировали, шофёр как-то напряжённо повернул голову и окинул их подозрительно внимательным взглядом. Фернана этот взгляд неприятно поразил: шофёр не просто машинально глянул направо и налево, как всякий осторожный водитель. Нет, он смотрел именно на ребят: что-то явно было у него на уме.
Этот грузовик ещё в первый день без всякой причины вызвал у Фернана какое-то беспокойство. Да и лицо шофёра ему не нравилось. Звали его Пирс — Пол Пирс, он уже шесть лет работал у Боллаэра, как и его брат Джеймс. Братья Пирс, родом из Англии, оба с длинными физиономиями цвета копчёного окорока, на людях вели себя с истинно британской сдержанностью, однако всезнающий Зидор, излазивший этот квартал вдоль и поперёк, утверждал, что они скоры на оплеухи.
Фернан проводил глазами грузовик до ближайшего перекрёстка. Огромный красный кузов неспешно описал дугу, и «слон», свернув на улицу Сез а р-Сантин и , скрылся из виду. Фернан, однако, мысленно последовал за ним — врождённая любознательность побуждала его всегда доискиваться, что да как. А где — это уж он знал.
Поравнявшись с домом № 43 по улице Сезар-Сантини, красный грузовик коротко просигналил. Металлическая штора была поднята, и гараж стоял открытый — нечто вроде длинной цементной конюшни под стеклянной крышей, где дремали бок о бок три таких же красных слона. Вновь прибывший, грузно перевалившись через бордюр тротуара, въехал в гараж. Шофёр поставил грузовик в ряд с остальными, вылез из кабины и, убедившись, что в гараже больше никого нет, снял противовес, удерживающий штору. Железный занавес, прогремев, упал сам собой. На этом всё и кончилось. Дальше в частное владение мысленный взор Фернана проникнуть не мог. Он знал только, что грузовики Боллаэра возвращаются в стойло как правило порожняком.
Пол Пирс небрежным пинком распахнул застеклённую дверь конторы. Месье Боллаэр, без пиджака, сидел за столом и рылся в картотечном ящике. У него были курчавые чёрные волосы, заметное брюшко и печальное, немного одутловатое лицо. Густые щетинистые усы совсем не красили его. Он поднял голову и приветственно кивнул вошедшему. Шофёр бросил на стол путевой лист и накладные.
— Всё нормально? — рассеянно спросил месье Боллаэр.
— Более или менее, — сказал шофёр. — Всё доставил в срок. Правда, у Лув е ля с двадцатого числа приём товара только до обеда. Придётся нам с Джеймсом поменять график и первую половину дня отвести под челночные рейсы. Раз десять сгонять туда-обратно — этого, пожалуй, хватит, чтоб перевезти весь их груз с платформы Б. Как вы считаете?
— Там видно будет, — так же рассеянно отозвался Боллаэр.
— Всё?
— Нет, не всё, — сказал шофёр, понизив голос, — только это уже из другой оперы. На скамейке в сквере, считай, пятый день торчит десяток малолетних паршивцев. Вот и сегодня вечером — еду обратно, а они тут как тут. И вид такой, будто что-то затевают…
— Ну и что? — спросил месье Боллаэр и, надев очки, испытующе посмотрел шофёру в лицо.
— Ну я и подумал — заброшенный сад при доме Бенит е за, что на углу Железнодорожной, как раз граничит с нашим задним двором. Даже если эта шпана вздумает перелезть через ограду средь бела дня, никто и внимания не обратит, а их хлебом не корми, дай только сунуть нос куда не надо. Им игрушки, а молва, сами знаете, никого не щадит.
Месье Боллаэр откинулся в кресле, снял очки и устало потёр переносицу.
— Не стоит делать из мухи слона, — сказал он, пожимая плечами. — Два года назад ещё были основания опасаться соседей и любителей заглядывать в чужие дворы; но всё давно уже быльём поросло. Я больше никого и ничего не боюсь. Просто надо держать язык за зубами и смотреть в оба.
— Что я и делаю, — сказал Пирс. — Вы же нам ещё тогда без конца вдалбливали, чтоб ничего не упускали из виду…
Я вам потому и говорю про этих паршивцев, что тут не всё так просто. Вы ещё не поняли?.. Это же те самые, которые откопали миллионы с поезда Винтим и лья-Париж.
Искорка интереса вспыхнула за очками Боллаэра; он удивлённо присвистнул.
— В самом деле? — В его голосе звучала ирония. — И много их?
— Десять, из них три девчонки, — доложил Пирс. — Младшему лет шесть, старшему тринадцать-четырнадцать. Меня беспокоит, босс, что в посёлке их считают не по годам шустрыми…
Месье Боллаэр покачал головой:
— Ты просто поглядывай мимоходом, когда проезжаешь мимо сквера, — сказал он, закрывая тему. — И брату скажи, прямо сейчас, и тем двоим. А если эта шпана будет крутиться вокруг дома и сада, моя жена заметит.