— Ну, а сейчас ты ничего?..
Ромашка пожал плечами.
— Тогда слушай… Составил я такой план насчет немецкого…
— Ты чего меня раздразниваешь? — завопил Ромашка ненормальным голосом. — Чего ты ко мне пристаешь? Отходи скорей на восемь с половиной метров! Угу-гу-гу-гу-гу!..
Издавая жуткие крики, Ромашка вытянул руки с растопыренными и согнутыми, как когти, пальцами и бросился на Андрейку.
Хотя Андрейка сумасшедшим себя не считал, даже наоборот, но с испуга силы у него тоже прибавилось в несколько раз: он схватил Ромашку, оказавшегося слабым, как муха, в охапку, свалил на пол и придавил сверху…
Ромашка некоторое время молча лежал под Андрейкой и сопел, потом тихо попросил:
— Пусти…
Отпущенный, он сел на пол, пощупал бока и заныл:
— Набрасывается как ненормальный… Пошутить даже нельзя… Тебе бабушка не велела на меня налегать, а ты налегаешь… Чуть ребро не сломал, еще бы чуть, и оно хряпнуло…
— Откуда ты знаешь, что бабушка велела?
— Знаю… Слышал своими ушами… Мои уши во все стороны слышат… во!
И Ромашка пошевелил своими большими мягкими ушами, которые у него так и ходили взад-вперед. В свое время Андрейка тоже пробовал освоить искусство шевеления ушами, но больших успехов не достиг… Хорошо шевелились брови, щеки, кожа на лбу, даже нос, а уши как стояли торчком, так и остались… Нужно было сильно присмотреться, чтобы различить, как они еле-еле пошевеливаются…
Заметив, что его уши произвели на Андрейку сильное впечатление, Ромашка заулыбался.
Но когда Андрейка взялся за учебник, опять насупился и с отвращением сказал:
— Даже и не думай!.. Сегодня ничего не могу усвоять… Ребро шатается и голова трещит… А от этого мозговая оболочка нисколько не действует!.. Вот посплю… может, успокоюсь… тогда…
Он лег на кровать, отвернулся к стенке и начал изо всей силы храпеть на разные лады.
Для проверки Андрейка тихонько позвал:
— Ро-омк!..
Ромашка тотчас перестал храпеть и отозвался:
— Какой я тебе Ромка? Меня вовсе и не Ромка зовут…
— А как же?
— Дон Гальвальтон Орлеанский — так моя правильная фамилия!..
— А чего же бабушка тебя Ромкой называет? — подковырнул Андрейка.
— Она не в курсе…
— Ерунда твой дон! — срезал его Андрейка. — Я, может, давно уже гайдук Яношик и то не хвалюсь!
— Какой-то еще там гайдук… дундук… бурундук… — пробурчал Ромашка.
— А такой! Выходит из леса, а у него валашка-топорик… Только твой пузатый дон поедет, а он: «Стой! Ты зачем народ угнетал?» Ка-ак возьмет да ка-ак… Могу показать… раз ты гайдуков оскорбляешь: дундуками их обозвал и даже бурундуками…
Но Ромашка в ту же секунду захрапел еще громче — донам слабо с гайдуками тягаться!
Андрейка тоже лег и стал ждать, когда этому сумасшедшему симулянту надоест притворяться, но не дождался, потому что сам заснул…
2
Снег пошел ночью и не переставал до середины дня. Сначала шел мелкий и редкий, потом снежинки делались все крупнее и сыпались чаще, а под конец повалил совсем густой — большими, как пух, хлопьями. Дома, сараи и деревья накрылись высокими белыми шапками, дороги и тропки пропали, улицы стали белыми и ровными, как поле. И люди пробирались будто по полю, увязая выше колен. Дворы насыпало почти полные — только краешки заборов виднелись. Без лопаты ни выйти, ни пройти… А маленькие домишки утонули в снегу до самых окон.
Андрейкин дом в Шапкине был хоть и хороший, удобный, но маловатый, вдобавок стоял на краю поля, откуда даже в хорошее время всегда наносило на него снегу, а при таком снегопаде могло и весь занести вместе с трубой. А что теперь делает кошка, даже не представишь… Значит, необходимо сегодня после уроков слетать на автобусе до Шапкина — прочистить дорожку к двери и тропки к сараям на случай быстрого возвращения отца с матерью. Может, понадобится снег скинуть с крыши, чтобы она не обрушилась под его тяжестью.
Но вперед загадывать нельзя — не получится, как задумано…
Когда Андрейка с Ромашкой пили чай, Марьмитревна спросила:
— Что ж… не пробовали вчерась подзаняться?
— Нет, — честно сознался Андрейка и пообещал: — Решили начинать с сегодняшнего дня. Как из школы придем, так и приступим. Верно, Ромашк?
Насупленный «дон Гальвальтон» смирно, без кривлянья хлебал с блюдца чай. Он мрачно кивнул, но уточнил:
— Сперва нужно уроки выучить, а уж начинать потом…
Андрейка согласился:
— Ты — свои, я — свои, а потом начнем этот язык колупать с самой первой странички. Он у нас пойдет как по маслу.
Довольная Марьмитревна постучала Ромашке пальцем по затылку:
— Слышь, Ромочка, что Андрюша-то говорит? Слухайся его, он эти все трудности преодолел, а нынче ему и горюшка нету!..
— Слушайся моих указаний, подравнивайся… будешь, как я! — с важностью кивал Андрейка.
— А то, гляди-кось, каку моду взял: уперся, как бык: «не умею!», и хоть ты что хотишь с ним делай!..
Ромашка угрюмо сопел, потом пробурчал:
— Раз у меня нет на него способностей, то учить нечего… Все равно не пойму…
— Это как же так? — всплеснула руками Марьмитревна. — Опо-омнись, дурачок, чего ты буровишь? Как можно? Что ж тогда остается: в пастухи тебя отдать?
Ромашка ожил, поднял голову и с радостной улыбкой заявил:
— Ага! Бабушка, а правда… отдайте меня в пастухи! Ох, я бы пас!
— Ты не умеешь, как пасти… — осаживал его Андрейка.
— Знаю! Видел! Как хлопну кнутом! Как закричу: «Эй, вы!..» Так они все и побегут!
— Вот и нет! Коров нельзя быстро гонять: от этого у них молоко пропадает… — пробовал втолковать ему Андрейка, но Ромашка не сдавался:
— Научусь! Буду стараться. Я не сильно стану гонять…
— У нас пастух дядя Коля Копейкин даже на двух языках может разговаривать! — сообщил Андрейка. — По-немецкому и по-английскому!.. По-немецки он от пленных немцев в войну научился, а с англичанами они в Ледовитом океане вместе обмораживались…
Но Ромашка не слушал и продолжал приставать:
— Бабушка, а? Где тут в пастухи нанимаются?..
Пожалев расстроенную Марьмитревну, которая стояла с убитым видом, Андрейка резко прикрикнул на обнаглевшего Ромашку:
— Ты вон подготавливайся к занятиям! А то какой фон барон Оранский: он себе пасти будет, а немецкий пускай дураки учат! Так каждый бы захотел!
Припертый к стенке, Ромашка опять надулся и замолчал. Вылезши из-за стола, он молча напялил свое длиннополое пальто, нахлобучил шапку, ухватил за угол портфель с оборванной ручкой и поплелся в школу…
Провожая Андрейку, Марьмитревна предупредила:
— Ты ему не шибко доверяйся, насчет будто способностей нету… Это он нас с тобой разыгрывает… Там — способнай! Ну до такой степни способнай — на лету схватывает! Да лень-матушка одолела — ленив больно… Снует чисто юла, а попроси вон снег отгрести от дому — куда-а… Ты уж, Андрюша, пораскинь умом, как бы к нему подходец найти.
Пробираясь по сугробам, Андрейка добросовестно раскидывал умом насчет подходца, но не нашел никакого… А еще думал, что теперь уже нельзя отступать от своего слова и придется не сразу после школы домой ехать, а предварительно заскочить к Марьмитревне, задать Ромашке задание побольше и уж потом можно — в Шапкино! Как там теперь, кошка бедствует?
А в этот день и вовсе ехать не пришлось… Автобус не ходил. Моську с Алехой и прочий народ привезли в Тюковку на тракторных санях… Они сразу отыскали в школе Андрейку и успокоили, сообщив, что его двор уже расчищен, чистил Алехин отец, а Моська с Алехой помогали… С остальным тоже все в порядке.
— А кошку не видали?
— Видали! Два раза!..
— Ну что она?
— Сидела на воротах… толстая!
— Значит, она мышами наедается!.. — успокоился Андрейка и поделился с друзьями своей новой заботой: — А я с одним чудаком из четвертого класса мучаюсь!.. Бабкиного Ромашку знаете? Поручено мне по немецкому его подтягивать, никак не подтяну: лень-матушка одолела! Хотя способный: на лету все схватывает… Она велела: ты, говорит, подходи к нему с подходом… А я никак подход не изобрету! Вы не знаете никакого подхода?
Моська моментально изобрел.
— Подход? А такой — по башке!..
— Ну-у-у…
— Тогда по шее! — слегка смягчил свой подход Моська.
— Разве она такой советовала? — возразил Алеха. — Так она и сама может… Зачем ей у других одалживаться?.. По-моему, раз подход, то он должен быть хороший, чтоб интересно, а не по башке! Вот летом я не захотел смородину обрывать, и все! Ничего они не могли со мной поделать! Я работы не боюсь, это все знают, но смородину просто-таки ненавижу! Рвешь, рвешь по маленькой ягодке, а кружка все никак не полна… Они со мной бились, бились, отец аж насилу нашел подход! Говорит: оборвешь всю, поедем вместе на болото за камышом — сарай крыть… Я как начал! Не только черные, но и все зелененькие оборвал! Вот так нужно, а не по башке или хотя бы по шее, что тут хорошего?..
Алехин совет Андрейке понравился больше Моськиного, и он спросил:
— А вы за камышом еще не поедете?..
— Нет, — ответил Алеха. — Мы в тот раз его столько нарезали — прямо надорвались, как из болота тащили… А от комаров опухли все! Они там до зимы не вымирают, вот такие здоровые!
Алеха отмерил на пальце.
— Жалко… — вздохнул Андрейка, а упрямый Моська твердил свое:
— Вы как хотите, а мой подход намного лучше! Вот кабы мне доверили брата Федора, сами не вмешивались, я бы его воспитал! Он бы у меня в погреб не упал! Утенка не задушил. Горячим молоком не обварился!..
Так ни до чего и не додумались…
Марьмитревна зря считала, что ее Ромашка ленивый — даже снег не отчистит. Когда Андрейка пришел из школы, он уже вовсю орудовал лопатой и успел проделать в снегу широкую дорогу от крыльца до ворот.
— Сейчас и я подключусь! — вызвался Андрейка. — Вдвоем быстрей с этим снегом разделаемся, потом немецкий…
Ромашка замахал рукой:
— Ни! Не люблю, когда мешают, один буду! Ты не знаешь, где какую дорогу проводить…
Но Андрейка его не послушался.
Вдвоем они быстро расчистили двор, сложив из снега высокие горы. Ромашка изо всех сил старался, чтобы горы получились повыше, закидывая полные лопаты снега на самый верх. Когда во дворе чистить стало нечего, он принялся подравнивать у гор бока, обрезая их лопатой.
— Нужно, чтобы все было ровненько, красиво… — пояснил он.
Когда снежные горы стали ровными и красивыми, как пироги, Ромашка собрал лопатой все уроненные комочки.
— Люблю всякую аккуратность!
Ставя лопату к сараю, Андрейка позвал:
— Ну, пошли, что ли?.. Собираемся занятия начинать?.. Скоро смеркаться будет!..
Ромашка, выискивая, где бы еще подчистить, ответил:
— Занятия не уйдут! Вечер велик! Сейчас вечера длинные, хватит времени! Это летом не успеешь вечером побыть — уже ночь. А сейчас сидишь, сидишь, и все еще вечер…
Потом, хитро скривив губы, спросил:
— Думаешь, мы уже все отчистили? Какой быстрый! У нас еще и половины нету!.. А дорога?
— Какая?
— От ворот до большой дороги, такая вот! Приедет машина с дровами, значит, по-твоему, и таскай их оттуда в снегу по самую шею?..
Провели широкую дорогу до середины улицы, но Ромашка все не унимался:
— Теперь сделаем вот тут площадку, куда дрова сваливать. Прямо в снег их кидать что ли?
Пришлось расчистить возле ворот площадку для дров. Ромашка тщательно подправил у нее все края, осмотрел, не валяются ли где комочки снега, и Андрейка с облегчением вздохнул:
— Ну, теперь все!
Ромашка подумал и вспомнил:
— А в огород дорогу?..
— Туда-то зачем? — разозлился Андрейка.
— А бабушке куда помои выносить? Что ж, по-твоему, ей лазать в снегу по самую шею? Ты иди, я один!
Андрейка ушел, а Ромашка работал до самых сумерек, стараясь, чтобы дорога к помойной яме получилась больше и красивей, чем все остальные…
В окно Андрейка видел, как, закончив расчищать дорогу, он еще долго хлопотал во дворе: все подравнивал горы, да прихлопывал их лопатой, да подметал… Потом ушел в сарай…
Вскоре на кухне раздался его крик:
— Керосина нету! Давай деньги, я побегу, пока керосинщица не закрылась!
— Да обойдемся… — ответила Марьмитревна.
— Как обойдемся! Как обойдемся! — волновался Ромашка. — А закроют на ремонт, значит, по-твоему, я ездий за ним каждый день в самый город?
Вскоре он привязал керосиновую канистру к салазкам и поспешно выволок их за ворота…
Радостная Марьмитревна на минутку заглянула к Андрейке погордиться:
— Наш-то аспирант, гляди-ка! Хозяйственный стал! Значит, перед тобой старается, желает оказать себя с наилучшей стороны… Эна двор-то обрящил — ну не нужно просто никакого парка культуры и отдыха!.. Уж он если возьмется — кипит все в руках! В нашу родню пошел! Отец-то у него, откровенно говоря, рохля рохлей… Не человек, а так… ходячая энциклопедия какая-то, уж извини за выражение!..
Андрейка подозревал, что Ромашка этот просто хитрый лодырь и нарочно проводит время, чтобы не садиться за уроки, дожидаясь, что Андрейка заснет или уйдет куда-нибудь… Марьмитревне он, конечно, ничего не сказал, чтобы ее не расстраивать, а сам решил дождаться Ромашку и применить к нему какой-нибудь подход. Моськин, конечно, было как-то неловко прямо сразу применять в чужом доме…
Ромашка притащился с керосином, когда уже совсем стемнело. Андрейка выучил свои уроки и отдыхал.
Сразу к Андрейке он не зашел, а сидел на кухне, обстоятельно рассказывая бабке, какая была очередь, кто в ней стоял, что говорили и какие произошли недоразумения. Его звонкий азартный голос так и разносился по всем комнатам. Входя к Андрейке, он напустил на себя усталый, сгорбленный вид, отдуваясь и кряхтя, точно столетний старик…
— Принимаемся? — не отступал Андрейка.
Ромашка наморщил лицо и заныл жалобным больным голосом, никак не подходящим к его горячим румяным щекам и блестящим глазам, которые так и шныряли по сторонам:
— Видишь, что никаких сил нету?.. И так уморился, чуть дышу… Если б тебя в такие тяжелые салазки запрячь, ты бы тогда так не приставал… Ноги вон дрожат и руки не держат…
— Ногами ты собираешься учить?
— Не ногами… а голова тоже дрожит… — стонал Ромашка, держась за живот. — Все там внутри спуталось… Значит, уж и отдохнуть ничуть нельзя, да?.. Не успеешь прийти, а он уж заставляет… Сколько снегу сегодня перечистил да салазки вез… Надышался холодного воздуха, заболеваю… чую!
— А я не чистил?..
Ромашка глянул исподлобья и, помолчав, ответил:
— Ты старше… Был бы я старше — тогда другое дело!..
— А вообще уроки будешь учить? — поинтересовался Андрейка.
— Тю-ю… — махнул рукой Ромашка. — Чего их учить? Я и так все знаю! Я, когда еще объясняли, запомнил все до капли!
— А письменные?
— Это я завтра у кого-нибудь сдеру!
Ромашка, не желая больше продолжать разговор, опять ушел на кухню и начал там громко распоряжаться, помогая бабушке месить куриный корм, потом выносил помои, потом заряжал и ставил мышеловку… Марьмитревна уж и разговор не затевала про занятия, очевидно решив, что Андрейка зря натрепался. Андрейке было совестно, а на Ромашку такое зло брало, что руки чесались применить к нему Моськин подход.
Ромашка прибежал взглянуть на часы и удивился:
— Ого! Уже десять часов! Вот так время летит! Не успеешь повернуться — уже десять часов. Скоро у меня по распорядку — спанье…
— А немецкий?.. — спросил Андрейка больше для очистки совести.
— Когда же теперь? — развел руками Ромашка. — У меня распорядок составлен еще в городе, привык! Как одиннадцать, так засыпаю… Тогда даже пять силачей не могут меня разбудить. А от недосыпа делаюсь сонный, ничего не соображаю… Чудеса!.. Не сплю, если какие-нибудь интересные истории мне рассказывают… Тогда могу не спать хоть всю ночь. Давай попробуем? Ты не знаешь каких-нибудь историй про колдунов или про скелетов?.. Я страшные люблю. Смешные тоже!
Андрейка понял, что наступал удобный момент для Алехиного подхода.
— Что же раньше не сказал? — воскликнул он. — Да у нас в Шапкине этих историй происходит прямо тыщи! Интересное место: вот идешь по лесу… глянешь, а внизу рыжик виднеется… рыженький такой!..