— Там во дворе — бочки, ящики… Только оглянись сперва, нет ли где Кенгуры…
— Ну, бочки… видел! Дальше!
— Там проулочек есть между магазином и сараем…
— Ладно! Еще что?
— Там большая бочка поставлена, залезешь на нее и кинешь, понял? Смотри, чтоб пацаненка в военной фуражке не было, понял?
— Да чего тут понимать! Или я бессмысленный какой! — гордо ответил Моська, и, взяв сверток, пошел в свой класс, но тут же вернулся: — Это универмаг, что ли?
— Да нет! Бестолковый! «Бакалея» называется… Кафе там вблизи…
— А… кафе! Знаю, знаю! Теперь ясно! Так бы и говорил…
Однако все пошло не как следует…
Избежать встречи с военным карапузом все же не удалось: когда Андрейка вышел на школьное крыльцо, тот уже прохаживался по улице и заулыбался при виде Андрейки. Но Андрейка, напустив на себя рассеянное выражение, похлопал по всем карманам, словно позабыл положить туда что-то важное, поспешно вернулся обратно и вышел из школы уже другой дорогой — через котельную, оставив маленького проныру и вымогателя понапрасну поджидать его у главного подъезда…
А вечером после уроков Моська сразу же, не заходя домой, явился к Андрейке, чтобы сообщить:
— Готово! Положил в самом уголке!.. Но ее там нет! Да ничего: придет, съест…
— Как нет? — обеспокоился Андрейка. — Куда же она подевалась?
— А я знаю? Наверно, выздоровела и убежала.
— Может, ты не разглядел ее в темноте?
— Как же я не разглядел, если до самого конца долез!
— Как же ты мог до конца долезть, когда там даже голова не пролазит!
— Не знаю… Может, это твоя не пролазит, а я сам весь пролез!
— Куда же ты относил?
— Магазин, где пивнушка… Там лошадь во дворе была…
— А нужно — кафе! «Минутка» называется!
— А! Вон где… — сообразил Моська. — То-то я вижу, там никого нету…
— Как же ты видел, когда это совсем разные вещи: то — пивнушка, а то — кафе!
— Ну тебя! — разозлился Моська. — Иди сам! Все ему не так! Чего ни сделаешь, все ему не нравится…
А тут еще к вечеру собрались тучи и несколько раз принимался накрапывать дождик. Все радовались и желали, чтоб он пошел, так как был нужен для полей и огородов.
Андрейка тоже был не против дождика, но чтобы он пошел не сейчас, а подождал до завтрашнего дня, так как собачье убежище сверху было без крыши, и туда сразу натечет вода…
Много раз он выбегал на улицу, чтобы взглянуть на небо.
Моськин брат Федор с ватагой малышей, точно не надоело им за лето вызывать дождик при помощи песенки, скакали и распевали, чтоб он припустил посильней и загнал каких-то гусей, которые дома якобы не боятся грома…
Андрейка запретил им орать и самих разогнал:
— Я дам гусей! Колдуны сопливые! Гуси им понадобились! Тут почище дело…
— Чего ты на них взъелся? — вступилась мать. — Чем они тебя обеспокоили?
— Пускай не орут! Не наколдовывают дождя прежде времени! «Гуси»… Гусям что… А собаки должны, значит, промокать через них?..
— Какие собаки?
— Всякие!
Ночью он проснулся и слушал, не шумит ли по крыше дождь. А потом долго не мог заснуть, представляя, что там теперь делает собака: одна, в холоде, в темноте, даже не поужинав из-за Моськиной бестолковости…
Потом ему пришел в голову один хороший план, и он заснул…
Утром дождя все еще не было, но вот-вот должен был хлынуть. Дул холодный ветер, серые тучи самого дождевого вида неслись по небу в сторону Тюковки… Отец ушел на работу, и Андрейка приступил к выполнению своего плана.
Он походил по двору, осматривая все закоулки, и, вернувшись, спросил у матери:
— Что это там за собака у нас под пол залезла?
— Какая собака? — забеспокоилась мать. — Батюшки! Вот не хватало!.. Где видал?
— Там… Какая-то лохматая… симпатичная такая! Наверное, бездомная… Я иду, а она залезла и сидит…
— Где?
— В самой глубине… Не долезешь никак…
— Уж не бешеная ли!
— Да нет же! Разве бешеные такие бывают? Хорошая собака, веселая! Может, только больная немножко…
— Надо ее прогнать! Ну-ка она там сдохнет?
Андрейка понял, что перегнул.
— Да не больная! — закричал он. — Ранена слегка! Скоро выздоровеет!
Мать подозрительно к нему присмотрелась:
— Это не ты ли ее притащил?
Андрейка отвернулся и пробурчал:
— Когда я ее притащу?.. Вы видели, как я ее притаскивал? Сама залезла…
И пошел в атаку:
— По-моему, пускай там побудет, пока выздоровеет! Больных полагается жалеть!.. А ей просто ногу сломал один дуралей там…
— Откуда ты знаешь?
— Да-а…
— Ох, мудрец! — усмехнулась мать. — До чего же человек растет сообразительный да ловкий!
Андрейка шел уже напропалую:
— Пускай поживет, пока хоть болеет. Ну, мам… Ну ладно?
— Да пускай уж… — согласилась мать. — Однако смотри: как первая двойка, сразу твою собаку вон!
— На круглые пятерки буду! — в восторге пообещал Андрейка.
— А по хозяйству помогать?
— По хозяйству… да я… — захлебывался от радости Андрейка. — Как шмель буду! Как начну везде сновать! Прямо все хозяйство переверну кверху ногами! Даже остановить меня будет нельзя! Какие нужно дела — все до одного переделаю прямо вмиг! И даже какие не нужно, тоже все переделаю! Что нужно? Давай!
— Остынь малость!.. — махнула на него мать. — Разгорячился-то как! Ты вон в школу-то гляди не опоздай…
— Ну, ладно… — сразу согласился Андрейка. — А как приду, так потом и начну!
Схватив портфель, он побежал по дороге к Тюковке. Самое главное сделано. А если мать согласилась, то отец и подавно будет согласен. Остается только переселить собаку в Шапкино, но тут — все в своих руках, как говорится!
Хотя, конечно, предстоит много трудностей… Например, как достать ее из проулка? В автобус с ней не пустят: как зимой, когда они с Моськой возили на прививку Моськиного Шара. Пусть катят в своем автобусе, а собаку Андрейка в руках принесет, небольшая тяжесть… А будь и большая, все равно как-нибудь принесет…
Первым делом нужно накрыть собакино убежище сверху от дождя. Там, во дворе, есть доски — стоят к сараю прислоненные без толку, они годятся вполне! А в одном ящике есть пластиковая пленка — большая, подходящая…
Андрейка, не боящийся трудностей, весело бежал бегом по дороге, поглядывая на небо, чтобы обогнать тучи и явиться в Тюковку раньше дождя…
5
Дождь гнался за Андрейкой по пятам: то догоняя, то отставая, когда Андрейка припускался во весь дух, потом пугал, начиная стучать по листьям, но ни догнать, ни испугать Андрейку так и не смог. В Тюковку они явились вместе: Андрейка и дождь, который припустил не на шутку.
Андрейка заглянул к собаке. После лекарственного и витаминного лечения она сильнее поздоровела и уже переползала с места на место. Хвост распушился и начал понемножку закручиваться вверх.
Пока собака завтракала, Андрейка соорудил ей крышу, положив сверху доски и накрыв их пластиковой пленкой: лей теперь дождь! Но тучи, видя, что Андрейку взять на испуг не удалось, проплыли дальше, выглянуло солнце, и все кругом засияло.
Стоя на бочке и глядя вниз на собаку, Андрейка развеселял ее разговором:
— Ты чего там? Теперь уже недолго… В Шапкино поедем! Хочешь туда? Правильно! Вот где хорошо-то! А зачем с подстилки слезла? Лезь назад! Кому говорю! А то не выздоровеешь. Вот так… Будешь не слушаться — не возьму… Ага, боишься. Это я шучу, не думай… Вместе будем жить каждый день!
А собака во все стороны махала хвостом, который у нее выздоровел уже полностью, улыбалась и взлаивала, стараясь показать, что с нетерпением стремится в Шапкино.
— Вот он! — раздался вдруг во дворе ликующий голос военного карапуза.
Андрейка вздрогнул, спрыгнул с бочки, но было уже поздно: ворота загораживал Кенгура, противно хихикая, точно Дуремар, поймавший Буратино, и приговаривал, как в прошлый раз:
— Ага, попался! Вот когда ты попался!..
Видно, он мимоходом забрел сюда по доносу обидчивого военного карапуза, так как руки у него были заняты большим свертком, откуда виднелось какое-то барахло из крашеной марли и разноцветной бумаги.
Андрейка же был свободен и, моментально оценив своим опытным разведческим глазом обстановку, не дал Кенгуре опомниться и произвел смелый прорыв с тесного двора на широкую улицу. А Кенгура остался стоять, разинув свой лягушиный рот… Оказавшись на просторе, Андрейка остановился, дожидаясь, что теперь будет делать Кенгура.
Военный карапуз, мстительно оглядываясь на Андрейку, повел Кенгуру к собачьему убежищу и сообщил:
— У него там собака! От тебя спрятана!
Кенгура глянул в проулок, потом на Андрейку и сказал:
— Та-ак!..
Он забегал возле проулка, заглядывая во все щели, как кот около мышеловки, где сидит мышь, которую он хочет достать, и приказал мальчишке:
— Подай мне вон тот кол!
А сам аккуратно сложил свой сверток на ящик и поддернул рукава. Андрейка вошел на несколько шагов во двор и попробовал подействовать на Кенгуриную совесть, которой у него сроду не водилось:
— Чего трогаешь? Когда она и так больная…
— Больная-я-а? — издевательски приговаривал Кенгура, беря у своего холуя-карапуза длинный кол. — Вот мы и поглядим, какая она тут больная… Сейчас мы… Сейчас она у нас будет… еще больней!..
Присев на корточки, он взял кол обеими руками, как пику, и сильно ткнул в проулок. Очевидно, он попал собаке куда-то в больное место, потому что она закричала не собачьим, а прямо-таки человеческим голосом.
Андрейка подскочил к Кенгуре, схватил его за плечи и дернул назад. Кенгура, неудобно сидевший на корточках, опрокинулся на спину, стукнувшись затылком об землю. Андрейка крепко притиснул его к земле, а он барахтался руками и ногами, как перевернутая черепаха, и вскрикивал испуганным голосом:
— Ты чо? Ты чо?
Военный шпион-карапуз метнулся к воротам и там пронзительно завопил:
— Сюда! Сюда!
Во двор ворвался Носарь со всеми своими подчиненными, и Андрейка снова попал в окружение…
— Ну и дела! Опять этот шапкинский тут буянит! — удивился Носарь. — Безобразничает в общественном месте и тюковских лупит!
— А он не трожь собаку! — закричал Андрейка. — Я дам безвинных собак калечить! Лучше я его самого покалечу прямо!
— А кто визжит? — спросил Носарь, озираясь и прислушиваясь.
— Да собака… — угрюмо объяснил Андрейка. — Моя собака… То есть она ничья, но немножко и моя…
Партизан подошел к проулку, заглянул и радостно воскликнул:
— Вот она где! А я думаю: куда она задевалась? Это наша собака, с Октябрьского проезда. Бобик!
Его оттеснил Китаец и заспорил:
— Чего болтаешь? Это Муха! Она на нашей улице гдей-то живет!
Наконец в убежище заглянул лично Носарь и всех опроверг:
— Ослы вы все! И даже хуже: ишаки! Какая же это Муха, когда это с нашей улицы Марсик? Я думал, что его убили собаколовы… А чего она какая-то такая?..
— Да этот ваш живодер… — Андрейка мотнул головой в сторону Кенгуры. — Колом ее сейчас!.. А еще раньше все ноги ей дрыном отбил…
Носарева компания примолкла, а длинный Жорка, недобро взглянув на Кенгуру, спросил:
— Это правда?
— Наглая ложь! — завизжал Кенгура. — Пусть докажет!
— Вон тот подтвердит. — Андрейка показал на военного карапуза, который озирался, как зверек, не понимая, что тут происходит… Потом чего-то сообразил и начал рассказывать, тараща глаза и махая руками:
— Правда, правда! Я знаю! Видел сам! Кенгура ка-ак ударил дрыном, а она ка-ак заплачет!.. А он за ней ка-ак побежит! А сейчас так начал туда ширять вон тем вон колом!
Кенгура хотел взять свой сверток, но сверху на него Носарь плюхнулся, аж в свертке что-то разорвалось и затрещало.
— Ну чего… — ныл Кенгура, пытаясь вытянуть из-под Носаря свое барахлишко. — Некогда мне тут возиться… На репетицию запаздываю!.. Что ж мне, на репетицию через вас опаздывать, что ли? Пусти!
— Подождешь, — сказал длинный Жорка.
— Да чего же ждать-то?.. На репетицию опоздать, да?.. А если у меня спектакль скоро?
— Ты зачем собаку бил? — допытывался длинный Жорка, не обращая внимания на его нытье. — Что она тебе сделала?
— А чего она… Бродячая… Их ветнадзор разрешает уничтожать… Они заразу разносят…
— Ты сам заразный! — закричал Андрейка, подскакивая к Кенгуре. — Я все время с ней вожусь — где она меня заразила? Покажи! И других тоже… Ты сам заразнее ее! Вон у тебя около носа какая-то зараза торчит!..
Кенгура молча пятился, трогая болячку под носом, а Андрейка расходился все больше:
— Раз ты заразу не любишь, то сейчас я тебя еще побольше заражу!
Он поднял с земли тряпку, выпачканную чем-то липким и противным — явно заразным, и хлопнул Кенгуру по щеке.
Носарь заржал, а за ним и все подчиненные. Кенгура, обтираясь рукавом, пытался спрятаться от Андрейки за их спинами, но они его не пускали и выталкивали вперед.
— Что же вы, ребята? — жалобно голосил Кенгура. — Как вы можете терпеть, чтобы чужие своих трогали!
— Ты теперь не наш! — сказал ему длинный Жорка и торжественно провозгласил: — С сегодняшней минуты ты объявляешься вне закона. Как мучитель живых существ!
Догадливый военный карапуз запрыгал около Кенгуры, радостно крича:
— Ага, попался! Ага, попался! Сейчас тебе влетит!
Длинный Жорка обратился к Андрейке:
— Он тебя бил?
— Да ну-у… — скромно пожал плечами Андрейка. — Я об себе не забочусь… Мне собаку жалко!..
— Хочешь вызвать его на поединок?
— Стукнуться… — пояснил Носарь.
Кенгура заныл еще жалобнее:
— Да зачем это нужно?.. К чему такая… щепетильность?.. Если у меня репетиция? Носарь, ну отдай же мой реквизит!.. Он не мой, а драмкружковский…
Зато Андрейка гордо ответил:
— Всегда и всюду!
— Нужно устроить поединок по всем правилам… — размышлял длинный Жорка. — Турнир, понимаете? Или, на худой конец, дуэль… Сперва выработаем церемонию такого рода…
Но Носарь запричитал еще жалобнее Кенгуры:
— А грибы! Да Жорка! Да что же это такое? Да оберут там все грибы, пока мы канителиться тут будем! На кой нам эти церемонии?
— Только сейчас прошли бабы с кошелками… большое число! — с надеждой подтвердил Кенгура.
Но зря он радовался.
— Пускай они пока временно тут подерутся, а то прямо некогда!.. — решил Носарь.
Кенгура понял, что ему не уйти, ослабел в коленках и сел на бочку.
— Артистом себя вообразил! — насмехался над ним Китаец. — Тебе в собаколовы нужно идти…
Длинный Жорка, любивший, чтоб все делалось торжественно и по правилам, оглядел двор и согласился:
— Ладно! Можно так устроить: кулачный бой на Москва-реке, как у купца Калашникова! Знаешь про него? — спросил он у Андрейки.
— А как же! — ответил Андрейка. Он и сам себя считал немного похожим отчасти на купца Калашникова, отчасти — на Кирибеевича.
И пока длинный Жорка с Китайцем палками очерчивали круг на земле, а Партизан и Барсук выбрасывали оттуда щепочки и камушки, он, выпятив свою богатырскую грудь, начал тяжело похаживать и расправлять мощные плечищи, жалея, что нет у него таких, как у купца Степана Парамоновича, особых боевых рукавиц, которые тот перед боем натягивал. Да и враг мало походил на красивого и удалого опричника Кирибеевича, а больше всего был похож на перепуганного кенгуру: вот-вот ускачет громадными прыжками.
Когда круг был готов, Андрейка подбоченился, вышел на середину, а Кенгура, неумело выставив впереди себя кулаки, встал на самом краю.
— Чует мое сердце, — убивался Носарь, — оборвут там все грибы, останутся нам одни стопки! Начинайте, что ль, а то прямо некогда!..
Кенгура не трогался с места… Тогда Андрейка подошел, размахнулся и ударил его, как доблестный купец Калашников, «прямо в грудь со всего плеча». Кенгура сразу скрючился и заорал:
— Ой, против сердца! Ой, сердце останавливается…
Не разгибаясь, он побрел к ящику, где лежал его ерундовый реквизит, вдруг схватил сверток и побежал в ворота.
— Лови! Лови! — закричал военный карапуз.
— Догони! — разрешил Андрейке длинный Жорка, огорченный краткостью боя.