Только из таких досок выпиливают стрингеры для судов.
И целый день до позднего вечера отец не возвращался домой, но когда он вернулся, под мышкой у него была доска.
У этой доски волокна уже не шли вкось.
На отцовском письменном столе шло строительство корабля.
Кирсти стояла на берегу моря, и ветер играл завязками ее фартучка. Но море было спокойным и гладким, похожим на оливково-коричневое зеркало, и в нем отражались красные гроздья рябины. Высокая стена сосняка затеняла целую четверть отражающегося в воде голубого неба, и по границе зеленой тени и голубого отражения чайками покачивались белые парусники. Они были далеко, очень далеко были эти парусники, и за ними оставался дрожащий след.
И ветер подбрасывал завязки фартучка Кирсти, и в воде отражались красные гроздья рябины, и на море покачивались белые паруса.
И тут Кирсти заметила возле себя мальчика. Мальчик был ростом выше ее. У него были светлые брови. И ноги у него были в цыпках. Он был острижен наголо, и уши у него оттопыривались. Но у него были руки рабочего человека. И он смело посмотрел в глаза Кирсти.
А Кирсти поглядела в море.
— Разве у тебя нет корабля? — спросила Кирсти.
— Нет, — ответил мальчик. И тоже поглядел на море.
— А у тебя есть?
— Нет, — сказала девочка. И оба поглядели на море.
…А на отцовском письменном столе шло строительство корабля.
Здесь пахло смолой, здесь были и киль, и кормовой обвод, и шпангоуты, и стрингеры.
И были тут щепки, и опилки, и стук молотка, и пропавшие вещи.
И еще тут раздавались свист и ворчание, тут бубнили под нос песню, и рассуждали, и держали совет.
Так из киля, кормового покрытия, шпангоутов и стрингеров получился светлый некрашеный деревянный корпус корабля. Грациозный и горделивый, пахнущий пропаренным деревом и смолой.
— Папа, разве корабли строят так? — спросила Кирсти.
— Только так, детка! — сказал отец.
— И так долго?!
— Так долго! И еще дольше!
Потому что корабль должен устойчиво держаться на воде.
Корабль должен быть стройным и легким, чтобы идти под парусами даже при слабом ветре.
Корабль не должен давать течь, он должен хорошо слушаться руля, чтобы штормовой порыв ветра не сбил его с курса.
И чтобы всегда достигать гавани, корабль должен обходить мели и рифы и идти по фарватеру.
Обо всем этом следует думать, когда строишь корабль. И когда хочешь выйти в море.
Кирсти не знала этого. Но теперь она смогла об этом узнать.
Так на отцовском письменном столе шло строительство корабля.
А Кирсти стояла на берегу у самой воды и смотрела на оливково-коричневое зеркало моря, где поблескивало отражение голубого неба и искрились красные гроздья рябины. Море было гладким и спокойным. Лишь изредка на поверхности возникали разбегающиеся в стороны и замирающие круги: когда тритон высовывался подышать или мошка на мгновение касалась воды лапками.
В море не было ни одного паруса. А за отражающимся в воде зеленым сосняком лежала далекая отсюда и недоступная земля.
Это была не та земля, куда можно было попасть, идя просто вдоль берега.
Кирсти смотрела туда, и тревожное беспокойство поселилось у нее в душе.
Но тут ее тронули за плечо.
— Я соорудил корабль, — сказал мальчик.
Это была лодочка, вырезанная из щепки. У нее не было ни киля, ни руля, а в дно было воткнуто бритвенное лезвие. Но у нее была мачта, а на мачте парус. Парус был бумажный из листа тетради в клеточку, и на нем было написано синими чернилами: 3–1=2.
— Я построил его для тебя, — сказал мальчик. — Хочешь?
— Хочу! — сказала девочка, и глаза ее стали как оливково-зеленое море, в котором отражались обрызганные солнечным светом гроздья рябины. Потому что у нее был корабль. И имелся капитан. И море. И далекая земля.
За кораблем тянулся дрожащий след. А парус казался белым, как чайка.
Это был крохотный парус.
И море в сравнении с ним казалось еще более огромным.
Нужна отчаянная храбрость, чтобы с таким крохотным парусом пуститься в такое огромное море.
А на отцовском письменном столе шло строительство корабля.
А на море Кирсти до боли сжала руку мальчика. Для их кораблика не было проложенного пути. Лишь далекая земля была впереди. Земля, куда они решили доплыть. Но корабль сел на мель.
Кирсти сжала руку мальчика. Ветер напрягал парус, но кораблик бессильно покачивался, уперевшись носом в травинку.
— Авось ветер повернет, — сказал мальчик, — или поднимется шторм.
Но ветер не повернул и шторм не поднялся. И корабль стоял на мели.
— Мы не можем ждать, — сказала Кирсти. — Смотри, сколько нам еще плыть!
— Мы должны что-то предпринять, — сказал мальчик. — Потому что нам действительно некогда ждать.
Очень трудно предпринять что-либо, если ты едва только вышел в море и до берега далеко, а корабль на мели. Очень трудно предпринять что-либо.
— Мы должны бросать туда что-нибудь, — сказал мальчик. — Чтобы поднялись волны.
— А если мы попадем в корабль и повредим его? — спросила девочка.
— Все равно, — сказал мальчик. — Потому что, если на весы поставлено так много, щадить себя не приходится.
Мальчик кидал в воду камешки. Он бросал их осторожно и не слишком близко к кораблю. И камни, падая в воду, поднимали волны, но они не достигали мели. Потому что в тяжелую годину можешь быть готов ко многому, но все же это не шутка — такой ценой снимать с мели корабль, который сам же построил.
— Но может быть, все-таки поднимется ветер? — сказал мальчик.
— Нет, — сказала девочка. — Лучше уж перевернемся, но мы не можем сидеть на мели и ждать.
И они оба теперь начали бросать камни в корабль. Чтобы или перевернуться, или чтобы поднялись волны, которые сняли бы их с мели.
Они не перевернулись. Но корабль получил повреждение и лег в дрейф.
Это было лучше, чем сидеть на мели. Но не хорошо, потому что на дрейфующем корабле можно никогда не доплыть туда, куда плывешь.
Мальчик и девочка стояли озабоченные, плотно сжав губы. Накренившись, словно чайка с подбитым крылом, дрейфовал в море маленький белый парус. Они смотрели на него не отрываясь, еще не понимая до конца, что когда сам спас свой корабль — снял его с мели — и после этого можешь дрейфовать, то это значит, что твой корабль не погиб. И что на таком корабле можно продолжать плавание по намеченному курсу.
— Смотри! — сказала Кирсти мальчику и положила свою маленькую руку в его большую ладонь рабочего человека.
Парус на море снова поднялся. Медленно поворачивал корабль нос в сторону далекой земли.
Они держали друг друга за руки, два счастливых маленьких человека. В глазах отражалось голубое небо, и оливково-коричневое море, и красные гроздья рябины, и далекий берег в пятнах солнечного света, и белый парус.
Парус казался крохотным и далеким и белел, как чайка в морском просторе. И он все удалялся и удалялся, а веселый волнистый хвост устремлялся за ним вдогонку.
А на отцовском письменном столе строили корабль.
Зря строили.
Потому что тем, кто вышел в море на лодке, сделанной собственными руками, не нужен корабль, построенный другими.
Аннус Раазуке и его рота (повесть)
I
Уже четвертый день Тийа Тийдус, Мадис Муйст и Роби Рибулас не знали, что делать с этой козой. В первый день Роби просто ухватился за поводок — обрывок старой веревки длиной метров в пять, волочившийся за козой по земле, — вывел бородатую бродягу из парка и велел ей немедленно убираться прочь. Коза пошевелила ушами, ущипнула травы раз-другой, прожевала, почесала задней ногой у себя под подбородком и… гордо зашагала обратно в парк. Ребята снова выволокли ее из парка подальше. Подняв палец перед пучеглазой, жующей козьей мордой, Тийа Тийдус провела воспитательную беседу, и пионеры вернулись в парк. Просвещенная лекцией, коза вышагивала вслед за ними. Упрямое животное вывели из парка в третий раз, а Роби Рибулас сказал, что воспитывать козу надо с помощью недоуздка, и как следует протянул козу по ляжке. Коза драпанула, но, немного погодя, вернулась в парк с другой стороны…
Сегодня коза опять явилась и заставила пионеров целый час гоняться за собой, но затем задышала тяжело, вздрагивая всем телом, и Мадис Муйст успел наступить ногой на конец поводка. Роби Рибулас, сам дышавший не легче, чем коза, решил как следует выдрать ее, наказав за прошлое и настоящее, а заодно и впредь на будущее.
Но не успел Роби всыпать козе даже то, что причиталось ей за первый день, а уж Мадис, начавший почему-то оглядываться, вдруг сказал, что, хотя эта бородатая напасть и заслужила хорошую баню, все же неудобно: человек в пионерском галстуке бьет животное, да еще в публичном месте. И Тийа его поддержала. Но Роби ответил, что не сочтет за труд отойти с козой куда-нибудь в сторонку, где чужой глаз не увидит, а ухо не услышит, как он будет ее воспитывать. Но Тийа и Мадис решительно воспротивились, и вышло так, что подлая скотина, отделавшись легким испугом, затрусила по знакомой дороге в парк.
Трое пионеров сели на землю и стали держать военный совет. Три дня они пытались выяснить, кто хозяин козы, но все, у кого только они ни спрашивали, лишь пожимали плечами. Сама же коза по вечерам незаметно исчезала. Куда? Поди знай!
И тут у Тийи вдруг возникла прекрасная идея: козу надо отвести в милицию! Существо без определенного местожительства и нарушает общественный порядок! Пусть милиция и разберется!
II
Улица Пикапыллу — длинная и узкая — считалась в пригороде самой богатой садами. Царили здесь Аннус Раазуке, Яак Тильбути и Тынис Ассаку.
Эта троица мечтала о геройских подвигах и называла себя мушкетерами, а пока что на Пикапыллу не было ни одного лаза в сад или тайника во дворах, не разведанного ими, и не было ни одного дерева или ягодного куста в садах, с которого они не сняли бы пробу по своему желанию и усмотрению.
Капитаном мушкетеров считался Аннус Раазуке, и его рота из двух человек всегда была готова к тревогам и сражениям.
Сейчас рота готовилась к боевым действиям против Юхана Ласилы, владельца большого сада, где красовались краснощекие осенние яблоки. В последнее время старик Юхан с утра до вечера торчал в саду. Старый жмот разнюхал все четыре хитроумно подготовленных ротой потайных лаза в сад, ловко замаскированных кустами, и даже пятый, самый секретный — отодвигающуюся доску забора в углу сада. Старик безжалостно выкорчевал большие кусты у забора, забросал подкопы землей, проверил одну за другой все доски забора и, не экономя гвоздей, приколотил их. В придачу ко всему этот собственник натянул поверху еще два ряда колючей проволоки.
По мнению роты, подобные действия были наглым посягательством на привилегии мушкетеров Раазуке. Это был вызов — прямой и публичный. И теперь в ответ на него мушкетеры разведали шаг за шагом все четыре стороны крепости Ласилы. После длительного обсуждения вариант нападения из соседних садов был отклонен. Во-первых, Ласила эти три стороны укрепил более всего. Во-вторых, имелась угроза оказаться между двух огней. В-третьих, «атака с открытых позиций», как назвал свой план капитан, требовала отваги, а это приятно щекотало нервы. К тому же и подготовленная Ласилой оборона свидетельствовала, что возможность нападения с улицы старик считал нереальной.
Однажды рота уже произвела «разведку боем». Капитан взобрался на забор и даже занес одну ногу над колючей проволокой. Но именно в тот момент, когда он занимался на заборе акробатикой, ища, куда бы поставить ногу, из-за деревьев со злым рычанием выскочил пес Юхана, полунемецкая овчарка Пойс, и капитан так стремительно покинул свою позицию, что выдрал клок из штанов и поцарапался. Вся троица пустилась наутек.
Рота долго бранилась и смачивала слюной окровавленную икру капитана. Затем мушкетеры, прихватив с собой полбуханки хлеба, вернулись для переговоров с Пойсом. Отламывая куски хлеба, они бросали их через забор, сопровождая свои действия дружескими и льстивыми возгласами. Пойс за забором ловил пастью дары и иногда то помахивал хвостом, то рычал. Когда таким образом полбуханки было скормлено, выяснилось, что затаенные опасения капитана сбылись: общего языка стороны не нашли.
— Чертова псина! — подытожил капитан результаты переговоров и сплюнул. Его хмурый взгляд скользнул вдоль по Пикапыллу и остановился на странной группе в конце улицы.
Пришельцы были еще так далеко, что капитану пришлось прищуриться. Взгляд его стал настороженным. Глаза капитана даже округлились и он, словно ужаленный, обернулся к роте. Но и подчиненные капитана Раазуке уже узнали идущую под конвоем Нети — козу своего высокочтимого командира.
То ли Нети в такой незавидной роли не хотелось встречаться со своим законным пастухом Аннусом Раазуке, то ли у нее имелись другие причины, но, как бы там ни было, она решительно уперлась копытами в землю и стояла, как козлы для пилки дров.
Строптивость козы вызвала замешательство среди конвоиров. Они поочередно дергали за поводок, но коза не сдвинулась ни на шаг. После этого они, яростно жестикулируя, принялись наперебой объяснять что-то друг другу. Наконец мальчишка, который держал поводок, махнул рукой и пустил веревку в дело.
— Как это вам нравится, мушкетеры? — хмуро спросил капитан и мрачно сдвинул кепку со сломанным козырьком на затылок.
Мушкетеры усмехались, но помалкивали, пока Яак Тильбути не бросил:
— Довольно забавно!
— Дурак! — сказал ему капитан.
За это время группа с козой сильно приблизилась, потому что поводок, прогулявшись по козьим бокам, заставил Нети шагать.
Аннус Раазуке скрестил руки на груди, расставил ноги, и вся рота последовала примеру своего капитана. Когда же пришельцы, за которыми мушкетеры следили искоса, почти поравнялись с ними, рота Раазуке вдруг перестроилась и загородила пионерам дорогу.
Несколько мгновений царило напряженное молчание. Затем на круглых щеках Рибуласа возникли розоватые, пока едва заметные пятна. Исподлобья смерив всех троих взглядом, он бросил:
— Ну… пропустите-ка.
— Но-о? — снисходительно протянул капитан Раазуке, не двигаясь с места. Рота помалкивала.
— Мы и рядом можем пройти, — заметила Тийа Тийдус.
— Но-о? — снова протянул капитан Раазуке, а когда пионеры попытались обойти роту, мушкетеры снова оказались у них на дороге.
Пятна на щеках Рибуласа были уже светло-красными.
— Освободите вы наконец дорогу или нет?
— Нет!
Капитан хранил спокойствие. Яак Тильбути усмехнулся. Пионеры обменялись тревожно-растерянными взглядами.
— Значит… украли козу? — Капитан взял на себя инициативу в разговоре.
— Но-о? — передразнил Роби Рибулас капитана.
— А ну давай поводок сюда!
— Но-о?
На большеротом лице капитана Раазуке возникло нечто вроде оторопи. Он подозрительно надул губы и неуверенным жестом попытался закинуть кепку на затылок, но, обнаружив, что она и так уже на самом затылке, дернул за кургузый козырек и натянул ее глубоко на глаза.
— Слышь, ты, — сказал он, — давай сюда поводок.
Вместо ответа Роби раза два-три обкрутил конец поводка вокруг кисти.
— Это моя коза, — заявил капитан. — Давай поводок!
— Но-о? — протянул Роби Рибулас.
— Слышь… ну ты! — Капитан повысил голос и глянул на своих подчиненных, как бы ища легкой поддержки. Но подчиненные выглядели не слишком умно. Подобное сопротивление роте видели на улице Пикапыллу впервые.
— Так это твоя коза? — спросил Мадис Муйст.
— Моя, — подтвердил Аннус Раазуке. — Давай, парень, поводок!
— Козу ты получишь в милиции! — заявил Роби Рибулас.
Весь личный состав роты разинул рты. Затем капитан недоверчиво засмеялся, а за ним и вся его команда.
— Нечего кудахтать, — заметил Рибулас решительно. — Ну, пошли дальше. Освободите дорогу!
— Знаете что? — сказал капитан серьезно. — Вы идите отсюда подальше и побыстрее. А коза останется здесь!
— Ладно! — подала голос молчавшая до сих пор Тийа Тийдус. — Коза может остаться и здесь. Но вы дайте слово, что больше не пустите ее бесчинствовать в парке.