Два часа спустя я и жук, веселые и довольные, спустились с горы, где набрали букетик белых подснежников
Можно было уже не смотреть в зеркальце. Я быстро полетел к огромному костру, который так разгорелся, что к нему было трудно подступиться. Но все новые и новые птицы продолжали кружиться над ним, а вожак повторял, прищурив глаза:
— Костер будет гореть три дня и три ночи. А на четвертый день утром каждая птица возьмет в клюв по горящей лучинке, и мы сожжем черный дворец…
Я опустился рядом с вожаком и сказал:
— Государя больше нет в живых, минуту назад он погиб от оружия, которое сам же и заказал.
— Это правда? — встрепенувшись, спросил вожак.
— Истинная правда!
И я поспешил показать вожаку зеркальце. При этом я рассказал, откуда оно у меня, какими чудесными свойствами наделено и что я в нем увидел.
— Огонь нам теперь не нужен, — сказал вожак и, повеселев, добавил, — тем лучше! Обезьянки больше не будут жаловаться на жару… Эй, акробатки, — крикнул он, — помогайте гасить костер!..
Обезьянки влезли на высокие пальмы, нарвали кокосовых орехов и из их скорлупы наделали ведерок. С этими ведерками птицы полетели к реке за водой. Вскоре от буйного пламени осталось только черное пятно, вокруг которого завели веселую пляску обитатели солнечного леса. Все радовались победе над злом…
— Орешек, — обратился ко мне вожак, — останься с нами до весны, когда все мы полетим на север. Не то, чего доброго, дорогу спутаешь или выбьешься из сил, пролетая над ледяными полями.
— Не могу я остаться, — ответил я, — меня ждут товарищи. Ты не тревожься за меня, у меня есть вот это! — Тут я достал свое стеклышко и навел его на солнце.
Над головами у нас задрожал красный луч.
Он привел меня прямо в дом к Жуку. Жук, стоя у окна, чистил свою жилетку. При виде меня он так обрадовался, что потерял равновесие, выпал из окна и повалился на спину.
Долго он барахтался, пытаясь встать, но моей помощи не принял. Такой уж он — гордый… и терпеть не может разные там объятия и поцелуи. Все же на этот раз он поцеловал меня и долго хлопал по спине.
Жук не стал приставать ко мне с расспросами. Мы тотчас же отправились на уличку с белыми деревьями. Наконец-то я увижу Красношейку!.. Мне не хотелось, чтобы Жук понял, что со мной творится, но он знай себе таинственно улыбался и лукаво поглядывал на меня. Вдруг он остановился и воскликнул:
— А цветы?! Про цветы-то мы и забыли!
И как это я не подумал о них вовремя! В солнечном лесу растут такие красивые цветы — алые, голубые, желтые, фиолетовые, а здесь еще зима, и цветы спят глубоко под снегом…
— Не все, не все, — успокоил меня мой товарищ. — Иди за мной!
Спустя два часа я и Жук, веселые и довольные, сошли с горы, набрав там букетик белых подснежников.
— Я всегда вам говорил: если вы не можете что-нибудь достать, обращайтесь к Жуку! Он все может, — радостно повторял мой товарищ…
И вот, наконец, мы перед домиком Красношейки. Как я ожидал, так и вышло: мы застали ее среди подруг, которым она примеряла платья. Увидели мы и еще кое-что: повиснув на тонкой паутинке, добрый Паучок слушал, развесив уши, сказку, которую она ему рассказывала.
Когда я протянул Красношейке букетик подснежников, она обняла меня и расплакалась.
— Я обещала тебе никогда не плакать, но эти слезы, сам видишь, от радости, — наконец проговорила она.
Жук не любил таких сцен и повернулся к нам спиной. Я расслышал, как он сказал Паучку:
— Хочешь поиграем в «солнце-стеклышко»?
— А что это за игра? — спросил Паучок.
— Сейчас я тебе объясню.
Я оставил их заниматься стеклышком и увел Красношейку в другую комнату, чтобы вдоволь наговориться с нею.