Но сейчас все казалось иным. Ее сковывал страх, и она боялась потеряться в этой мешанине воды, снега и льда. Она боялась поплыть не в том направлении и навечно застрять в ледяной могиле.
Разлом расширился, и разводье увеличилось. Она увидела что-то светлое в протоке, идущей от основания ледяного моста. Это были два необычных существа, похожих на Старого Бивня, только матово-белого цвета и без клыков. Необычно было и то, что они плыли не на брюхе, а вертикально, держа между собой какой-то мохнатый комок. Моди! Они подплыли снизу и вытолкнули ее на поверхность. Она могла дышать!
«Великий Люпус!» – подумала Эдме.
Что-то снизу подтолкнуло и ее, да так, что она вылетела из воды и вспрыгнула на лед. Тут же из воды высунулись две блестящие морды и бережно, как волчица-мать подталкивает своего детеныша, поставили малышку Моди рядом с Эдме. Они ничего не сказали, только кивнули, как будто говоря: «Следуй за нами, иди до конца разлома, и с вами все будет в порядке». Эдме взяла Моди за шкирку и пошла вслед за двумя перламутрово-белыми китами. А впереди им указывал бивнем путь нарвал.
На этот раз было не так, как с Аббаном. Ни Эдме, ни Моди не начали бормотать рифмованную бессмыслицу. Они сохранили ясность ума и, когда достигли прочной суши и взобрались на мост, четко помнили, что с ними произошло. Банджа прижала к себе промокшую и трясущуюся от холода дочку, которая болтала не переставая: «Ах, мама! Они такие хорошенькие, и у них такая гладкая кожа! Они помогли мне, вытолкнули из воды, и еще они издавали такие забавные звуки, беседовали между собой, а нарвал все время щелкал и тоже что-то им говорил!»
– И о чем же они говорили? – спросил Мирр.
– Ну, точно не знаю. То есть это не походило на наш язык. Они только тихо вздыхали и хлюпали. Но мне показалось, что нарвал – тот самый, которого Фаолан назвал Старым Бивнем, – Моди искоса взглянула на Аббана, и тот кивнул. – Мне кажется, Старый Бивень, указывал им путь через разломы во льду, а потом показал на место, где лед был покрепче и где можно было меня поставить. Всю дорогу они держали меня над водой. Только представьте! Они такие умные!
Помолчав, она добавила:
– Нет, никогда я не забуду, какая у них на ощупь кожа!
Мирр шагнул поближе к ней.
– А она похожа на легкое дуновенье ветерка в луну Цветущего мха? Того ветерка, что только едва-едва шевелит лепестки цветов? На что похожа их кожа? На мягкий мох?
– Что за чушь! – пролаяла Эдме.
Все обернулись и посмотрели на нее. Обычно Эдме так грубо себя не вела, особенно с Миррглошем, в котором души не чаяла и которого практически, воспитала.
– Мирр, дорогой, я должна напомнить тебе и вам, кстати, тоже, – с этими словами она кивнула стоявшим поблизости Моди и Аббану, – что никто из вас, волчат, никогда не видел лета в стране Далеко-Далеко. В последний раз настоящее лето там было почти три года назад, когда никто из вас еще не родился. Вы никогда не видели, как цветет мох. Не говоря уже о том, чтобы чувствовать… чувствовать… – она начала запинаться, – ощущать мягкое дуновение летнего ветерка.
Фаолан вздохнул. Эта вспышка гнева была такой необычной для Эдме.
– Но мы же можем представить себе, как это бывает, – не сдавался Мирр. – Разве нельзя воображать? Просто то, что мы что-то не видим и до чего-то не дотрагиваемся, еще не значит, что мы не можем это чувствовать.
Эдме на мгновение закрыла единственный глаз. Сердце ее учащенно забилось. Она понимала, что Мирр прав. Почему она хотела лишить его хотя бы вымышленной красоты и отказывать ему в праве на воображение? Что может быть хуже, чем презирать фантазии и отворачиваться от вымысла? Без воображения они никогда не пережили бы голод, никогда не выбрались из разоренной землетрясением страны Далеко-Далеко. Может, она переживает, что отважный и бесстрашный волчонок Мирр не утратил тяги к удивительному, несмотря на все выпавшие на их долю испытания? Даже взрослые, казалось, смягчились, услышав рассказ Моди. Ей захотелось проклясть это мхуик море, которое сделало ее такой черствой.
Остаток ночи отряд провел в снежном убежище, которое они соорудили на мосту. Было решено продолжить путь на рассвете. Илон сообщил, что впереди находится только один ледяной гребень, и то не особенно высокий. Но в Замерзшем море открылось несколько обширных разводий, и идти по нему было невозможно. По крайней мере, до поры до времени. Эдме это известие обрадовало.
Она уже собиралась заступить на стражу, как к ней подошел Фаолан. Хвост ее опустился, и она едва не приняла позу покорности. Фаолан и сам опустил хвост. Ему было больно смотреть на то, как переживает его подруга.
– Я знаю, я говорила резко. Я была… была… – Эдме замялась.
– Я пришел поблагодарить тебя, Эдме, а не распекать.
Фаолан поморщился. Возможно, он выбрал не то слово. Распекают обычно маленьких щенков, а не взрослых, равных тебе по положению волков.
– Поблагодарить меня?
– Ты спасла Моди. Спасла ее жизнь, рискуя собственной. Но за это еще никто не сказал тебе спасибо.
– Банджа поблагодарила. Да-да, Фаолан, она искренне меня поблагодарила. С тех пор как она стала матерью, она так изменилась!
– Ну что ж, сейчас и тебе стоит побыть немного матерью, правда?
Эдме удивленно посмотрела на него и моргнула своим единственным глазом.
– Иди утешь Мирра, Эдме.
– Да, ведь я ужасно поступила с ним.
– Немного. Он переживет.
– Мне так неудобно. И так неприятно на душе. Это море… – она посмотрела вдаль. – Волчата и медвежата, малыши – они так мечтают о приключениях, как никогда, насколько я помню, не мечтали мы.
– Мы были глодателями. Нам и так хватило приключений.
– Сейчас мы пытаемся только выжить. Разве дойти до Синей Дали – не само по себе приключение?
– Да, можно сказать и так, но разница в том, что, будучи глодателями, мы всегда находились на границе стаи, на границе клана. У нас не было семьи, которая поддерживала бы нас. Наш небольшой отряд стал для нас семьей. Это наш клан.
– Я понимаю. Ты хочешь сказать, что сейчас мы в каком-то смысле, походим на клан.
– Не в каком-то смысле, Эдме, – сказал Фаолан уверенным тоном. – Не ошибайся на этот счет. Мы и есть клан. Первый клан в этом новом мире Синей Дали.
Вернувшись в убежище, Эдме случайно задела Мирра, и он тут же поднял голову.
– Эдме, ты сердишься на меня?
– Нет, дорогой. Я никогда на тебя не сержусь. Я поступила неправильно, заговорила с тобой грубо.
– Но это была моя вина, Эдме.
– Что? Нет, нисколечко! С чего вдруг ты так подумал?
– Мое глупое воображение, – сказал Мирр, и Эдме глубоко вздохнула. – Воображение бывает плохим, я знаю.
– Почему ты так говоришь?
– Мои мама и папа – они вообразили, что пророк настоящий. Они подумали, что он Скаарсгард, который сошел со Звездной лестницы, чтобы спасти их. Они присоединились к танцорам Скаарса. И все это происходило в их воображении – даже после того, как вы с Фаоланом доказали, что пророк не настоящий. Они просто вам не поверили. Вот что я хотел сказать. Что воображение бывает очень, очень плохим.
– Воображение бывает и хорошим, Мирр. Если бы мы не умели воображать, мы бы не ощущали боль или печаль других. Именно благодаря воображению мы проводим лохинвирр – рассказываем умирающим животным, что понимаем их боль, и благодарим их за то, что они пожертвовали собой ради сохранения нашей жизни.
– Иногда я воображаю себе что-нибудь совсем грустное. Я представляю… – Мирр притих.
– Что, Мирр? Что ты представляешь? Скажи, и, может, тебе станет легче.
– Я представляю, что я сделал что-то очень плохое, отчего ты отворачиваешься от меня и уходишь насовсем, как ушли мама с папой.
Эдме протянула лапу и крепко прижала к себе волчонка. Сейчас она ощущала, как бьется его сердце – как и тогда, когда они с Фаоланом защищали его от ветра на ледяном гребне.
– Послушай меня, Мирр. Такого никогда не случится. Я, например, даже вообразить себе это не могу. Пусть мы и не родичи по крови, но мы родные в другом смысле, и эту нашу связь не разорвать.
– Мы как братья и сестры по лапам?
– Не совсем, потому что я гораздо старше, чтобы быть тебе подружкой. Ну, скажем, мы брат и сестра по звездам.
– По звездам. Мне нравится!
– Ну, значит, так и есть.
И Эдме еще крепче прижала к себе волчонка. Мирр слушал, как бьется ее сердце, и думал, что жизнь прекрасна, несмотря ни на что.
Глава тринадцатая
«За собой он нас зовет!»
Они не выходили на замерзшее море несколько дней. Разводья застыли и превратились в опасный и запутанный лабиринт, так что некоторое время они даже не осмеливались спускаться к морю. Им оставалось только смотреть сверху на озера между крупными кусками льда. Тупики между тем толпились у опор моста и охотились на рыбу.
К счастью, на этом участке торосы и ледяные хребты были ниже, чем в начале пути, и двигаться было легче. Если им не удавалось найти ямы со снегом для сооружения убежища на самом мосту, то можно было спуститься вниз и найти пещерки у подножия моста или среди опор. Волки уже привыкли к непрерывному щебетанию тупиков, которые исправно продолжали снабжать их рыбой. По вечерам, когда они обычно выходили на лед, Фаолан подходил к самому краю моста и рассматривал переплетенье проливов в поисках бивней. Он хотел еще раз увидеть Старого Бивня, который дважды спас жизнь волчат.
Погода тем временем менялась. Ветер становился все теплее, ледяной покров моря сокращался, открытых участков становилось все больше и больше. Тупики утверждали, что мост существовал здесь всегда, но Фаолан знал, что ничто не существует вечно. Кольцо Священных Вулканов разрушилось за одну ночь. Может ли то же самое произойти с Ледяным мостом? Что вообще значит «всегда»? «Вечность только для мертвых, а не для живых», – подумал Фаолан.
Неподалеку от моста прямо на его глазах таяла льдина.
Однажды вечером Фаолан, как всегда, стоял на краю ледяного выступа у опоры и смотрел вдаль. К нему подошла Эдме. Она прекрасно понимала, что ему хочется вернуться на бескрайнюю равнину Замерзшего моря.
– Скучаешь по простору? – спросила она нежно.
– Не то чтобы скучаю. Я просто чувствую, что перед нами целый мир, о котором мы ничего не знаем и в нем обитают неведомые нам существа. Представь, Эдме, если бы на звездах или луне тоже была жизнь, разве нам не хотелось бы посмотреть на нее хотя бы краешком глаза? И Старый Бивень – кто он такой? Что он думает? Почему он нам помогает?
– Похоже, Аббану что-то известно об этом.
– Да, – Фаолан склонил голову к воде и вдруг содрогнулся. – Ты видела?
– Что? – спросила Эдме, но тут же и сама увидела странное сияние под водой.
Темно-синяя вода, окружавшая колонны, вдруг побледнела; из глубины лед осветило странное голубоватое сияние.
– Это они, – произнес тоненький голосок.
Между ними встал Аббан.
– Я знал, что они придут, – сказал он.
«Они? Кто они?» – подумала Эдме.
И тут к поверхности подплыли какие-то существа и подняли голову над водой. Это были те самые киты, что спасли Моди. Они плавали на мелководье вдоль колонн, будто чесали спины об лед. Аббан задрожал, и глаза его расширились от ужаса. Фаолан хотел спросить его, в чем дело, но потом увидел и сам. На боку одного кита зияла ужасная рана, из которой сочилась кровь.
– Клыки отца, когти отца! – завыл Аббан.
– Великий Люпус! – воскликнула Эдме.
– Как Хип умудрился подойти достаточно близко к воде, чтобы поранить кита? Чужаки боятся воды.
– Но Хип вырос в стране Далеко-Далеко, а не в Крайней Дали, – сказал подошедший к ним Свистун. – Он умеет плавать. Наверное, они оголодали и спустились к воде в поисках пищи.
Из темневшего над их головами неба донесся крик Зануш:
– Хип! Это Хип!
Послышался всплеск крыльев: Зануш и Илон вынырнули из ночи и сели на большой обломок льда, который лежал у самых колонн. Некоторое время орлы тяжело дышали, устав от полета. Потом Зануш заговорила:
– На несколько дней я потеряла их следы.
– Где они сейчас? – спросила Эдме.
Остальные путники собрались вокруг Фаолана.
– Под мостом, между колоннами, образовалась огромная льдина, которую называют ледяным языком. Вы прошли это место примерно с пол-луны назад. Чужаки несколько дней шли под мостом, и мы их не видели. Но сейчас они приближаются с каждым часом.
– Фаолан, послушай меня! – обратилась к нему Кайла. – Нам нужно убираться отсюда, как можно скорее! Хип… он сошел с ума! Он убьет меня. Убьет Аббана!
– Если бы только лед был крепким, – сказала Зануш. – Они боятся Замерзшего моря. Они бы никогда не осмелились выйти на него. Они не умеют ориентироваться по звездам и боятся заплутать.
Все посмотрели на море, испещренное проливами, по которым плыли голубоватые льдины.
– Интересно, почему лед голубой? – задумался Фаолан вслух.
– Примерно потому же, почему и небо голубое, – ответила Гвиннет, садясь рядом с ним. Она, судя по всему, всегда была готова помечтать вместе с ним. В конце концов, она знала Фаолана дольше всех остальных, в том числе и Эдме.
– Как это? – спросил Фаолан, повернувшись к сове.
– Синий свет во льду не поглощается, а отражается, – ответила Гвиннет обычным тоном, как будто бы они вели неспешную беседу.
Остальные едва не сгорали от нетерпения, а Тоби даже в волнении топтался на месте.
– Некоторые утверждают, что самые старые ай-сберги – самые синие, – продолжила свои объяснения сова. – В этом я лично не уверена. Возможно, в молодом льду много пузырьков воздуха. Известный мудрец Великого Древа Га’Хуул, пятнистая неясыть Отулисса, много лун провела в Северных королевствах, изучая эти вопросы.
– Очень интересно, – пробормотал Фаолан и повернулся, чтобы посмотреть на медвежат.
Эдме, обычно терпеливая, была готова взорваться. «О чем он думает? Что это за болтовня про цвет льдин, когда по нашим следам идет Хип?» Она почувствовала, как по ее спине пробегает холодок. Фаолан между тем продолжал внимательно смотреть на Тоби с Барни. Медвежата за последнее время выросли и стали гораздо больше волчат – примерно вдвое выше.
– Тоби, Барни, вы же умеете плавать, правда?
– Конечно. Мы жили у реки и научились плавать сразу же, как научились ходить.
Фаолан вспомнил, как он сам учился плавать под руководством Гром-Сердца. Медвежата учились плавать раньше волчат. Так что Тоби и Барни здесь не пропадут.
– О чем ты думаешь, Фаолан? – с неподдельным интересом спросила Эдме.
Фаолан спокойно стоял, прикрыв глаза, но перед его мысленным взором развернулась целая картина. Далекие отзвуки эха доносились до его внутреннего слуха от древней кости, которую он выглодал и оставил на кургане фенго в Кольце Священных Вулканов. Самое странное, что, несмотря на землетрясение и опустошение, вызванное ледником, кости всех предводителей Стражи остались нетронутыми. Потом Фаолан в мельчайших подробностях вспомнил кость, которую его первый дух вихря выглодал по прибытии в страну Далеко-Далеко во времена Долгого Холода. На этой кости были изображены волки, перепрыгивающие с льдины на льдину.
Проскок! Так называлось то, что они делали. Ледяной мост стал непроходимым, и волкам пришлось выйти в море. Они перескакивали со льдины на льдину, а если расстояние между ними было велико, то плыли по воде.
Фаолан повернулся к своим спутникам.
– У нас все получится. Мы можем плыть, и мы можем прыгать. Хип нас никогда не догонит.
– А как же волчата? – в один голос спросили Банджа, Эдме и Кайла.
– Мы понесем их с льдины на льдину, – ответил Фаолан.
И тут заговорил Аббан:
Плавать, плавать я могу.
Не сидеть на берегу.
Знаю я, как всем нам быть —
Прыгать надо или плыть.